Персидская литератураИз книги И.С. Брагинский “Из истории персидской и таджикской литератур” Персидская литература — одна из древнейших литератур мира, получившая начало в памятниках древнеиранской письменности I тыс. до н. э. Поскольку в IX—XV вв. персидский язык (фарси, дари) был литературным языком не только иранских народов (персов, таджиков, афганцев, курдов), но и многих тюркоязычных народов (азербайджанцев, турок, узбеков, туркмен), а также мусульман Индии, то к персидской литературе обычно относят сочинения многих авторов этих народов до XV в. (например, азербайджанский поэт Низами, индийский поэт Амир Хусроу Дехлави и др.). Древняя литература.В ней различают две стадии: первая, когда памятники письменности на древнеиранских языках были преимущественно зороастрийскими (I тыс. до н. э. — середина I тыс. и. э.), и вторая, когда литература на среднеиранских языках была связана кроме зороастризма преимущественно с манихейской ересью и маздакитским движением (III—IX вв.). Отголоски мифологии и героического эпоса хранит древнейший памятник иранской письменности, священная книга зороастризма — Авеста. В книге «Гаты» — наиболее ранней части Авесты — помимо призывов к покорности высшему божеству сохранилось особенно много народных идей, мотивов и образов: проповедь оседлого скотоводства и земледелия; перенесенные на «пророка славословящего» Заратуштру черты мифического «культурного героя», дарующего людям блага земной жизни; элементы поэтики устного творчества.
Клинописные древнеиранские надписи Ахеменидов (в том числе Бехистунская надпись, этот зародыш царских хроник) в большей мере отражают аристократическую линию древнеиранской традиции, в центре которой — идея законного могущества монарха, осененного божественной благодатью (древнеиранское — «хварно», «фарн», персидский — «фарр»). По мнению некоторых исследователей, и в клинописных надписях можно обнаружить зачатки поэтики, наличие риторико-поэтических фигур (повторов, анафор и др.).
Ареал культурно-идеологических связей этой эпохи (культ Мазды, многие мифические и моральные идеи и образы) включал в себя первоначально Индию, позднее Переднюю Азию и средиземноморский круг.
Памятники среднеиранской, так называемой пехлевийской литературы, создававшейся при господстве Сасанидов (III—VII вв.) на среднеперсидском и парфянском языках, были большей частью уничтожены в ходе распространения власти Арабского халифата над Ираном и насаждения ислама (например, историческая летопись «Хватай Намак» и др.). Сохранились комментированные переводы Авесты на среднеперсидском языке и некоторые компилятивные своды канонизированного зороастризма (парсизма), прежде всего наиболее полные — «Бундахиши» и «Денкард», которые были составлены в IX в. и носили апологетический характер: идея единства трона и алтаря; призыв к религиозной покорности и осуждение малейшего проявления народного недовольства, в частности в форме ереси. Однако в эти сочинения, как и в некоторые другие («Ассирийское древо», «Памятка Зарерова сына», «Деяния Ардашира Папакана», «Назидания Ануширвана», «Сущность Духа разума», «Разъяснение, устраняющее сомнения», «Книга о праведном Вирафе», «Книга о шахматах» и др.), оказались включенными многочисленные народные предания; полемически изложенные еретические идеи, противостоявшие зороастрийской ортодоксии; фрагменты народной поэзии; элементы фольклорных сюжетов.
В большинстве своем эти памятники могут быть отнесены к эпохе, когда завершался переход к феодальному обществу. Именно в эту эпоху Сасанидское государство дважды пережило грандиозные социальные потрясения: в III в. — манихейская ересь, в V в. — народные восстания под знаменем уравнительного распределения имущества, возглавленные Маздаком. Отголоски этих движений давали себя знать в течение многих веков. Заканчивается эта эпоха еще большим потрясением — завоеванием Ирана и Средней Азии войсками Халифата. Литература, связанная с манихейской ересью («Манихейская литература»), пронизана идеей самоотверженного человеколюбия; в этой литературе создан образ человека-брата, печальника людского горя, который сросся с религиозными представлениями о богочеловеке, сыне божьем, типологически близком к образу Христа. Позднее, в маздакитской проповеди, подчеркивалась активная сторона человеческого братства, создающего земное царство счастья, справедливости и равенства. Излюбленными литературными формами эпохи были проповедническая речь и молитва, в частности притча-новелла.
Литературные связи осуществлялись в наибольшей мере с сирийской, иудейской и византийской культурами, в меньшей — с китайской; ясно прослеживается, особенно в манихейской литературе, воздействие гностицизма, буддизма и раннего христианства.
Состав древнеиранской традиции по идейно-тематическому содержанию: идея справедливого монарха и социальная утопия; идея человека как богатыря-дэвоборца и как собрата, друга божьего; темы борьбы добра и зла, света и тьмы; воспевание изреченного слова и пророческой миссии поэта; порицание приверженцев зла и лжи. Основные сюжеты и образы: космогонические мифы и циклы о перволюдях-первоцарях (Йима, Гайа Мартан, Керсаспа и др.); цикл о богатырях (Рустам и др.); путешествие в горний мир, в ад и рай; сказочные мотивы (фантастические и бытовые); исторические предания о борьбе иранских народов против вторгавшихся орд. Авторство носит легендарный характер, подлинно авторских произведений еще не было. Классическая литература.Внедрение мусульманской идеологии в общественную жизнь завоеватели сопровождали насильственным насаждением арабского языка. Персидская литература сохранилась, но пребывала в иноязычном проявлении до IX в. Смена языков имела следствием глубокие качественные изменения персидской литературы, обогатившейся новой традицией, воспринявшей многие элементы арабской поэтической доисламской и исламской культур. Вместе с тем персидская литература сумела уберечь древнюю иранскую традицию и черты самобытности. В основном это была романтизация старины, питавшая чувство культурного превосходства над завоевателями. Персидская литература была связана и с идеологией иранского движения шуубии, главным в которой было требование признания арабами равенства и даже превосходства мусульман-«инородцев», воспитание чувства собственного достоинства и стремление к государственной независимости. Неоценимы заслуги шуубитов для персидской литературы прежде всего из-за осуществленных ими (особенно Ибн ул-Мукаффой, уб. в 759 г.) переводов на арабский язык выдающихся памятников пехлевийской литературы ( в том числе «Калилы и Димны», составленной на основе «Панчатантры»), которые благодаря этим переводам вошли впоследствии в фонд мировой литературы. В конечном счете, соприкоснувшись с другой культурой, арабоязычная персидская литература в VII—IX вв. настолько обогатилась, что не только подняла на новую ступень саму арабскую литературу, но, по существу, создала предпосылки для последующего возникновения классической персидской литературы уже на родном языке. Этому способствовало и то, что арабский язык в то время играл роль мирового языка и персидская литература таким образом непосредственно связалась с мировой культурой той эпохи. Еще в большей мере, чем факторы духовные, к этому приводили существенные сдвиги в социально-экономической жизни Ирана и Средней Азии, входивших тогда в состав Арабского халифата: расцвет феодализма, рост городов, расширение заморской торговли. Выдающиеся арабоязычные поэты VIII—IX вв. ал-Хурайми, Башшар ибн Бурд (ум. в 787 г.) и Абу Нувас (762—815), иранцы по происхождению, отражали в своих стихах (лирических, панегирических и сатирических) прежде всего дух города своего времени, развитие личности, рост чувства иранского патриотизма. С их творчеством в поэзию проникают тема любви и гуманистические идеи, которые впоследствии пронизывают всю наиболее ценную часть персидской литературы.
Литература на фарси возникла в IX в., первоначально на территории, именовавшейся Хорасаном и Мавераннахром, населенной восточными иранцами (преимущественно в городах Самарканд, Бухара, Балх, Мерв и др.). Персидская литература выросла на гребне народной волны антихалифатских выступлений, приведших к власти иранские династии (сначала Тахиридов и Саффаридов, а затем Саманидов) и к возрождению родного языка и иранской традиции. Народные истоки персидской литературы дают себя знать не только в наиболее ранних дошедших до нас стихотворных фрагментах (песня горцев Хатлана, VIII и.; местнопатриотические стихи Абу-л-Янбаги Аббаса ибн Тархана; народные мотивы у поэтов IX в. Ханзала Бадгиси, Фируза Машрики, Абу Садика Гургани и др.), но и в течение последующих веков развития. Вместе с тем явственно выступает и феодально-аристократическая направленность персидской литературы, например в первых панегириках IX в. Мухаммада ибн Васифа Сагзи, Мухаммада ибн Мухаллада и др. При этом в начальной стадии выражения этих противоборствующих тенденций персидская литература сосредоточила внимание не на восхвалении бога, а на изображении личности — либо преуспевающего монарха и его окружения (преимущественно в панегирической поэзии), либо обычного человека, подчиненного властям, страдающего и радующегося, особенно часто самого поэта (главным образом в лирической поэзии).
Аристократия во главе с монархом признавала роль поэзии как средства укрепления своего могущества и влияния, а следовательно, и способствовала ее почитанию. Все это объективно открывало широкий доступ народным идеям и мотивам в персидскую литературу. В полной мере это сказалось уже в творчестве «Адама поэтов», признанного основоположника персидской литературы — Рудаки (ум. в 941 г.) Под его воздействием творила плеяда поэтов, подвизавшихся в двух тогдашних литературных центрах — среднеазиатском (Бухара и Самарканд) и хорасанском (Балх и Мерв), состоявшая из 50 с лишком человек, писавших на фарси и частично на арабском языке. Наиболее выдающимся в поэзии Рудаки и его плеяды было открытие природы и человека. Это творчество исполнено в лучших своих образцах гуманистического содержания, свойственного мироощущению нового, возникшего тогда слоя интеллигенции в процветавших феодальных городах. Повышенный интерес к старине в этот период породил многочисленные сочинения о былой иранской славе. Такие сочинения разных авторов обычно носили название «Книга царей» («Шахнаме») или «Книга о старине» («Бостоннома»). Известны попытки создания прозаических «Шахнаме» (нач. X в.), а также поэтических [Масуда Марвази, Дакики (ум. между 977—988 гг.)], и наконец, появилась эпопея Фирдоуси (р. 934 или 941 — ум. ок. 1020 г.). Однако она была уже переосмыслением прежних «Шахнаме» в духе новой эпохи. Для Фирдоуси специфично в отличие от Рудаки внимание к необычной, героической личности (богатырь Рустам и др.). Рано стал складываться и дидактический жанр [«Офариннома» Абу Шакура Балхи (р. в 915 г.) и др.], а также жанр художественной прозы («Синдбоднома» Абу-л-Фавариса Канаризи, написана в 950 г.). Ранняя проза представлена главным образом персидской переработкой большого исторического свода Табари (иранца, писавшего по-арабски) саманидским везиром Баллами в X в. и комментированным переводом Корана.
В Средней Азии и Хорасане персидская литература сложилась раньше, чем на западе Ирана, где освободительное движение началось позднее. Творчество Мантики Рази (ум. между 980 и 990 гг.), Камалиддина Бундара (ум. в 1010 г.), Газаири (ум. ок. 1040 г.) и др. отличалось по сравнению с восточноиранскими поэтами большей изысканностью слога. Связующим звеном между двумя литературными кругами было яркое философско-лирическое творчество великого мыслителя Ибн Сины (ок. 980—1037 г.), начавшего свою деятельность в Бухаре и завершившего ее в Западном Иране. После распада Саманидского государства (999) центр литературной жизни перешел в столицу новой династии — Газну (ныне Афганистан). Поэзия носила в основном панегирический и героический характер, внутри нее стали развиваться и лирические жанры и дидактические элементы. Это проявилось особенно с стихах Манучехри (ум. в 1041 г.), Фаррухи (ум. в 1038 г.) и «царя поэтов» (должность и звание были впервые введены Газневидами) Унсури (ум. в 1039 г.), автора трех любовных поэм, из которых по дошедшим фрагментам более известна «Вамик и Азра». Известна также ранняя поэма «Варка и Гулшах» Ашоки. Развивая особенности так называемого хорасанского (или туркестанского) стиля, его относительную простоту и ясность, газнийские поэты завершили период становления классических жанров, для которого характерно многообразие тематики, сюжетов, поэтических форм и, главное, формирование ведущих, канонизированных жанров — касыды, газели, маснави (с их многочисленными разновидностями), а также установление законов метрики (‘аруз), системы рифмы (кафийа), поэтических тропов и фигур (сан’ат).
В XI — начале XIII в. происходило обострение социальных конфликтов, последовавших после завоевания Ирана и Средней Азии тюркскими кочевниками — сельджуками. В обширной державе, простиравшейся от Средиземного моря до Северной Индии и восточных провинций Китая включительно, сложились благоприятные условия для развития торговли и ремесел, расцвета городской жизни. Этому препятствовали, однако, нескончаемые феодальные междоусобицы и посягательства феодалов на собственность горожан. Острота социальных конфликтов способствовала более четкому, чем прежде, выражению в персидской литературе борьбы аристократических и оппозиционно-гуманистических течений. Важным явлением было также бурное развитие «малых жанров» – рубаи и газели с их довольно ясным стилем и зарождение в недрах придворной поэзии усложненного, риторического стиля, именуемого обычно иракским.
В основе придворной панегирической поэзии лежала эстетическая концепция «художественного искажения действительности», выразительно сформулированная в начале XIII в. Ауфи: «Если сплавить медь лжи с золотом стиха, то медь сольется с золотом и прелесть стиха победит мерзость лжи». Эту концепцию в большей мере выражали в своем творчестве Абу-л-Фарадж Руни (ум. в ИЗО г.), Муиззи (ум. ок. 1127 г.), Ам’ак Бухари (ум. ок. 1148 г.), Рашид Ватват (ум. ок. 1182 г.), Захир Фарьяби (ум. в 1201 г.). До совершенства довели касыду Анвари (ум. ок. 1170 г.) и Хакани (ум. в 1199 г.), которые затем наиболее сурово осудили ее. Поэты-панегиристы все больше культивировали обожествление монарха-деспота в ущерб гуманистическому содержанию поэзии.
В XI — начале XIII в. параллельно развивалась и эпическая традиция в форме «дописывания» «Шахнаме». Первым подобным дописыванием явилась поэма «Гаршаспнома» (1062—1064) Асади Туей. Влияние народного начала заметно в одном из «дописывании» в «Барзунома» Атаи (ум. в 1078 г.) — поэме о «крестьянском сыне» Барзу, потомке Рустама. Вместе с тем многие поэты сохраняли верность традиции гуманистической поэзии, в том числе: певец природы Катран из Тебриза (1010 —1080); основатель жанра «тюремной элегии» (хабсийа) Масуд Сад Салман (1046 — ок. 1121 г.); Адиб Сабир из Термеза (уб. ок. 1150 г.); ремесленник-поэт, подымавшийся до высот социальной сатиры Сузани из Самарканда (ум. в 1173 г.); исфаханцы Джамалиддин иби Абдурраззак (ум. в 1192 г.) и его сын Камалиддин Исмаил (уб. в 1237 г.).
Оппозиционно-гуманистическое течение проявлялось в различных и часто противоречивых формах. Внимание к человеческой личности, ее нуждам, исканиям и страданиям пробивается сквозь мистическую форму суфийской литературы в диване, приписываемом Баба Кухи, у Абдаллаха Ширази (ум. ок. 1050 г.), Абдаллаха Ансари (1006—1089), у Сапаи (ум. ок. 1131 г.) в поэме «Сад истин», у Аттара (р. ок. 1119 г.) в поэме «Беседа птиц» и у др. В их поэзии содержались порицание деспотизма и богатства, порывы к духовному совершенству, а в маснави с сильной дидактической направленностью они поднимали до философского обобщения тему страстной любви и человеколюбия. В проповеди еретического учения исмаилизма ратовал за правду против гнета властей поэт-мыслитель Насир Хусроу (1004—1072).
Таким образом, в поэзии XI—начала XIII в. столкнулись две крайности: выспренность и пышность панегирической поэзии и мистическая самоотрешенность суфизма. Особое место по остроте выражения «бюргерской» критики феодализма занимает поэма Фахриддина Асада Гургани «Вис и Рамин» (ок. 1050), сочетающая сатиру с элементами социальной утопии. Представителем гуманистической поэзии был великий математик Омар Хайям (1048—1131). Вершиной же развития гуманистического течения явилось творчество Низами (1141 —1209), особенно его собрание пяти маснави (впоследствии названное «Хамса» – «Пятерица»).
В XI в. был составлен первый свод поэтики Радуяни — «Толкователь красноречия» и появился своеобразный «домострой» — книга властителя Табаристана Кай-Кавуса «Кобусиома» (1082—1083). Для прозы XII в. в большой мере стал характерен риторический стиль. В 1144 г. в Газне появился новый вариант «Калилы и Димны», составленный Абу-л-Маали; в 1160 г. в Самарканде — «Синдбоднома» Захири, отличавшиеся от прежних своим изысканным слогом. В Азербайджане и Малой Азии независимо друг от друга появились столь же усложненные переработки старого дидактического западноиранского сборника «Марзбаннома». Верхом рафинированной риторики, рифмованной и ритмизированной прозы были составленные Хамидиддином Балхи «Макомоти хомиди» по образцу арабских макам. Тогда же появились политический трактат — «Книга об управлении» — известного везира Сельджукидов Низам-ул-Мулька и «княжеское зерцало» Низами Арузи Самарканди «Четыре речи» (1156). В противоположность этим сочинениям аристократической среды получают распространение «народные романы», например записанный со слов сказителя в 1189 г. большой роман об айяре (плуте) Самаке, отражавший настроения городского плебса. Представляет интерес также историческая литература (Гардизи, Байхаки и др.), содержащая художественнее элементы.
Завершающий период классической персидской литературы (XIII—XV вв.) протекал в условиях послемонгольского завоевания, роста сил сопротивления и народных движений. Хотя деспотическое господство Чингисхана и Чингизидов нанесло неисчислимый ущерб культуре, привело к ликвидации литературных центров и их перемещению, однако персидская литература не только не остановилась в своем развитии, но под вдохновляющим воздействием народного сопротивления пережила даже новый подъем и своеобразное воскрешение предшествующих течений. Панегирическая поэзия имела ярких представителей в лице Имами Герати (ум. в 1277 г.), Хумама Тебризи (ум. в 1314 г.) и особенно Салмана Саваджи (ок. 1300—1375). Касыды писались в рафинированном стиле, зарождалась прециозная поэзия (ее стиль позже был назван индийским), укоренялся прием «творческого подражания» (назира, джаваб, таклид), который становится нормой. Это еще не означало эпигонства, каким «творческое подражание» в известной мере стало позднее, по мере угасания классической персидской литературы. Напротив, прием назира представлял собой творческое соревнование, состязание поэта с предшественниками. Оригинальность, новаторское мастерство проявлялись при этом не в новизне сюжета, жанра или поэтики (по условиям назира эти компоненты должны были строго повторяться); решающей была манера выражения и углубления одних и тех же компонентов, и тем самым выявление индивидуальной поэтической изобразительности. Выдерживал это состязание и побеждал в нем только выдающийся поэт, который был в силах, добровольно сковывая свои творческие возможности, создать произведения, наиболее созвучные своему времени и превосходившие творчество предшественника.
Поэты Амир Хусроу Дехлави (1253—1325) и Ходжу Кирмани (1281 — ок. 1352) воскресили дидактический и романтической эпос по образцу Низами и его «Хамсы», а также расширили тематический диапазон газели, передали ей в некоторых случаях функции панегирика — касыды, переживавшей после апогея у Анвари и Хакани свой закат. Не случайно, что именно поэта Ходжу Кирмани признает своим учителем Хафиз» с чьим творчеством связана, как известно, кульминация газели. Суфийская поэзия, поднявшая темы пантеизма и обличения произвола, кроме менее выдающихся поэтов [Баба Афзал (ум. ок. 1265 г.), Фахриддин Ираки (ум. в 1289 г.), Аухадиддии Кирмани (ум. в 1298 г.), Аухади (ум. в 1337 г.) и др.], выдвинула такого знаменитого дидактика и лирика, как Джалалиддин Руми (1207—1273), который поднял человеческую личность до высот обожествления. Со временем суфийская поэзия, разработавшая свою поэтику и символическую стилистику, становится «модой» и под пером многих авторов-подражателей теряет свою обличительную остроту и страстность личности, взыскующей истины. Остается лишь форма, превращающая поэзию в суфийствующую. Однако у многих талантливых поэтов эта форма становится средством прикрытия мировоззренческого и социального радикализма. Двусмысленность, иносказание, зашифрованная символика, заимствованные у суфийской поэзии, начинают господствовать в вольнодумных сочинениях. Это особенно свойственно оппозиционио-гуманистическому течению, которое выдвинуло сатирика Убанда Закани (ум. в 1370 г.); певца народного движения сарбадиров, мастера философской миниатюры — кыта — Ибн Ямина (ум. в 1368 г.); всемирно известных Саади (1203 — 1291) и Хафиза (1300—1389). Лирика протеста, бунта личности, составляющая суть творчества последнего и в известной мере его современников Камола Худжанди (ум. между 1380—1405 гг.), Масира Бухори и др., является апогеем этого периода персидской литературы, типологически сопоставляемого с высшим Ренессансом Запада.
Последний век этого периода — век завершения всей эпохи классической персидской литературы. С одной стороны, обострение вольнодумства в еретических мотивах у крайних азербайджанских хуруфитов- пантеистов Насими (уб. в 1417 г.), Касим ул-Анвара (ум. в 1434 г.), а также прямое вступление «бюргерства» в литературу (например, «ремесленная поэзия» Сайфи и др.); с другой стороны, явное усиление эпигонства и гипертрофии формы: Исмат Бухори (ум. в 1436 г.), Катиби (ум. в 1435 г.), Фаттахи (ум. в 1448 г.) и др. Лучшим выразителем этого литературного периода был глава гератского литературного центра Джами (ум. в 1492 г.). Самый плодовитый автор того времени, он синтезировал творчество своих великих предшественников, завершив его, по но подняв на новую высоту. На фарси писал также ученик и покровитель Джами, великий узбекский поэт Навои под псевдонимом Фони (ум. в 1501 г.).
Панегирическая функция касыды в значительной степени перешла также к историографии, которая, однако, помимо восхваления правящей династии систематизировала огромный фактический материал, что придало ей большую источниковедческую ценность. В соответствии со своей панегирической функцией эта проза отличается особенно изысканным риторическим стилем. Таковы «Собрание летописей» Рашидиддина — первая попытка составления на фарси всемирной истории, «История завоевателя мира» Джувайни, «История» Вассафа, несколько произведений, посвященных победам Тимура, и, наконец, созданные при Тимуридах и ставшие особенно популярными «Сад чистоты» Мирхонда и «Наперсник собеседований» Хондемира.
Очень важны первые антологии — тазкира «Сердцевина сердцевин» Мухаммада Ауфи (XIII в.) и Даулатшаха Самарканди (XV в.), а также наиболее полный свод поэтики Шамс-и Кайса «Разъяснение о пробных камнях стихов персов» (ок. 1231 г.). Ауфи составил также свод новелл «Собрание рассказов и светочи преданий» (1228). Примером высокого риторического стиля явилась «Анвори Сухайлй» — новая переработка «Калилы и Димны», выполненная в Герате Хусейном Ваизом Кашифи (ум. в 1503 г.). Многие писатели творили в Индии, где нашли себе убежище. Во главе.с Хасаном Дехлави стала формироваться индо-персидская литература, многие произведения которой относятся к персидской литературе, как и написанный в Индии выходцем из Средней Азии (ныне Карши) Зиянддином Нахшаби сборник новелл «Книга попугая» (1330). В этот период получили развитие в прозе жанры сцепленных новелл (по типу «Гулистана») и обрамленной повести («Книга попугая» и др.).
Если сопоставить творческие достижения классической персидской литературы с древнеиранской традицией, то станут очевидными как их преемственность, так и новаторский характер классики, явившейся в свою очередь традицией для последующих литературных поколений.
В содержательном плане: идея справедливого царя разрабатывалась почти всеми классиками — от Рудаки до Джами, причем в более близком к народным массам понимании, будучи связана с темой социальных конфликтов; антидеспотическая тема, ярко выраженная в классической поэзии в своеобразном противопоставлении «поэт и царь» у Фирдоуси и Хафиза, «царь и нищий» в суфийской поэзии; социальная утопия нашла свое развитие у Фирдоуси, Ибн Силы, Фахриддина Гургани и особенно у Низами и Джами.
Концепция человека в классической поэзии являет собой принципиально новую ступень развития в осмыслении достоинства и самоценности личности. Вместе с тем классика сохранила и синтезировала образы героической личности и человека-брата, разработанные в предшествующую литературную эпоху. Тема борьбы Света с Тьмой и Добра со Злом, лишившись своего первобытного примитивизма, стала содержанием всей этической системы классиков (у Низами, у Ибн Ямина, Хафиза, Джами и др.). Тема похвалы разуму, не только в прямой форме, выражена была и у Рудаки и у Фирдоуси, но выросла в стройную идеологию рационализма, концепцию «власти разума», пронизывающую поэзию таких корифеев, как Ибн Сина, Хайям, Саади и др. Наряду с ней классики выдвинули универсально-философскую идею любви как движущей силы общественного развития, концепцию «власти сердца» (Низами, Джалалиддин Руми, Хафиз, Камол Худжанди и Джами). Тема порицания приверженцев зла и лжи выросла и поднялась до высот социальной сатиры (Закани) и лирики социального протеста (Ибн Ямин, Хафиз и др.). Большое место в классике заняла тема высокой миссии и неограниченных потенций самой поэзии, тема вдохновенного изреченного слова и роли поэта-пророка (наиболее выразительно у Низами).
То, что в античной традиции проявилось лишь в зародыше, приняло в классической поэзии развернутую форму. Это относится не только к идейно-тематическому содержанию, но и ко всем элементам художественной формы. Многие сюжеты и ведущие образы отлились в такие выдающиеся сочинения, как «Шахнаме» Фирдоуси, «Вис и Рамин» Гургани, рубаи Хайяма, «Маснави» Руми, «Гулистан» Саади, газели Хафиза и др. Зародыши жанровых форм сложились в основные жанры поэзии с их разновидностями, сохранив вместе с тем в переработанном виде многие элементы античной традиции, например различие малых форм («миниатюр») от больших («монументальных») эпопей, инкорпорацию в произведение притч и афоризмов; тенцону (муназира), развернутую загадку (лугз). Достигла расцвета любовная лирическая поэзия. Определились два русла в поэзии — реалистическое и романтическое, тесно переплетающиеся между собой. Полностью оформилось в классике авторское индивидуальное творчество, которое в древности было лишь в зачатке. Стихотворение постепенно отделилось от песни: философские касыды уже были рассчитаны, видимо, не только на устное исполнение, но и на индивидуальное чтение. Все большие права приобретали вымышленный герой, персонажи, вводимые автором в свои произведения не только но традиции (Рустам, Искандар, Хусроу Ануширван, Лейли и Маджнун и др.), но и согласно творческому замыслу (первоначально — второстепенные персонажи в маснави).
Особого развития и совершенства достигла поэтика, также сохранившая элементы античности, например дезинтеграцию строф (газель так называемого рассеянного типа), строфические четверостишия (явно фольклорного происхождения) и др. Сложилась «эстетика огромного» (например, героическое маснави типа «Шахнаме», «Барзунома») и «эстетика малого» (не только рубаи, но самостоятельное двустишие, даже однострочие — фард). Поэтика вместе с тем канонизировалась, была разработана строгая система по трем разделам: аруз — метрика; кафийа —- рифма, бади — поэтические тропы и фигуры. |