Памятники древнеиранской письменности – Гаты ЗаратуштрыИз книги И.С. Брагинский “Из истории персидской и таджикской литератур” (Предупреждение: текст не вычитан, много опечаток) Основной поэтической частью Авесты являются «Гаты» — гимны, авторство которых традицией приписывается Заратуштре. Некоторые ученые предполагают, что «Гаты» состояли из прозаического текста, обильно уснащенного поэтическими вставками, но с течением времени прозаическая часть забылась и сохранились лишь ритмизированные вставки, что не могло не отразиться на смысле, на трудности понимания текста. Это предположение, однако, не бесспорно, а поэтичность гат достаточно выразительно передана тем текстом их, который дошел до нашего времени.
Начало I тыс. до и. э., к которому относится составление «Гат», представляло собой в Средней Азии период перехода от родового строя к раннему классовому обществу. Уже было освоено железо, внедрялось употребление железного меча, топора и сошника. Развивалось и укреплялось оседлое скотоводство, и возникало пашенное земледелие. Восточноиранскио народности и племена разделялись на кочевые и оседлые. Оседлые иранцы жили большими семьями — домами, объединенными сельской общиной. Происходило расслоение на три основные социальные группы: скотоводов-земледельцев во глава с родовыми старейшинами, воинов во главе с вождем-правителем и жрецов во главе со старшим жрецом. Все более росло имущественное неравенство, появлялись богатые и бедные; усиливались противоречия и конфликты между ними. На этой основе зародилась ранняя государственность, связанная с выделением богатой, хорошо вооруженной аристократии и постепенным переходом от военной демократии к аристократической олигархии [ИТН, 139—188].
Идеологические представления того времени отражали раннее восприятие многообразных явлений природы и ее ошеломляющей контрастности, а также все более усложнявшихся противоречий общественной жизни. В сознании человека, смотрящего на окружающий его мир широко раскрытыми глазами, не могли не отложиться картины вечного движения и борьбы противоположностей в реальной действительности. О подобном восприятии мира писал Ф. Энгельс: «Мы видим сперва общую картину, в которой частности пока более или менее отступают на задний план, мы больше обращаем внимание на движение, на переходы и связи, чем на то, что именно движется, переходит, находится в связи» .
Наблюдения этнографов, а также данные сравнительной фольклористики пополняют эту характеристику конкретным содержанием, множеством разнообразных примеров. Большой интерес представляют наблюдения французского этнографа Л. Леви-Брюля, автора книги «Первобытное мышление», который сформулировал закон партиципации (сопричастия), свойственный первобытному мышлению. Этот закон выражает нерасчлененность в сознании первобытных народов всеобщего движения и отдельных предметов и моментов его. Отсюда — отождествление части и целого, причины и следствия, деятеля и действия, процесса и отдельного акта. Для современного человека с его склонностью к анализу такое мышление кажется странным, непонятным, нелогичным. И Л. Леви-Брюль,
не сумевший распознать в этом мышлении первобытной, наивной, естественной диалектики, ошибочно определил его как «дологическое», «мистическое», хотя, по существу, ничего таинственного, мистического в нем нет. Нужно лишь исторически подойти к нему как к ранней ступени единого развивающегося и совершенствующегося человеческого мышления, не привнося гораздо более поздних понятий в характеристику ранних, первобытных воззрений.
Ранние представления, в том числе и иранских народностей (поскольку мы можем судить по данным древних памятников и средневекового фольклора иранских народов), отражали, с одной стороны, пытливость и активность человека в борьбе с природой, а с другой — фантастический отлет мысли от действительности. Последний отражается особенно в тотемизме и анимистическом мироощущении, в представлениях о всеобщей одушевленности природы и всех ее предметов и явлений, в вере в то, что каждому предмету свойствен некий внутренний, воздействующий дух, именуемый этнографами (по тому, как он называется некоторыми первобытными племенами) «мана» или «орёнда».
Естественно, что все эти «духи» предметов делятся на добрых и злых, хороших и дурных, что также отвечает наивнодиалектическому восприятию действительности. В попытках активно воздействовать на природу, подчинить ее человеческой воле посредством магии, магического шаманского действа со всеми его атрибутами — вопли, заклинания, пляски, воскурения, жертвоприношения, имитационные обряды и т. п. — переплелись и сила общественного человека, убежденного в своей способности потягаться со стихиями, и слабость человека, верящего в сверхъестественную силу, испытывающего страх перед природой.
Все это очень важно учитывать, чтобы верно понять ту духовную среду, которая существовала в начале I тыс. до н. э. в Средней Азии. Тогда складывались и мифология и ранний богатырский эпос; развивались мифы о «культурных героях» и о богатырях, боровшихся со злыми духами, — одним словом, тогда впервые зарождалось сознание человека, разорвавшего пуповину, привязывавшую его к праотцу — звериному тотему, человека, выделившегося из первоначального людского стада, человека сильного и действующего.
Вместе с тем распространялись и шаманские заклинания и жреческие гимны, совершенствовалось ораторское искусство проповеди. Причудливо переплетались и сознание человеческой силы и призыв к покорности перед сильными мира сего и небесного. Так все более сливались в идеологических воззрениях и в их поэтических воплощениях религиозный самообман, цеобузданная фантазия и жреческий нарочитый обман. Тогда же новоявленными пророками в белоснежных одеяниях, а может быть, именно одним ив них, наименее исступленным и наиболее величественным — Заратуштрой, произносились речитативом или распевались гаты. Они исполнялись перед слушателями, завороженными страстным словом, бесконечными повторами, мерностью речи; они исполнялись на залитой солнцем поляне, или в тени чинар, или при отблеске жертвенного пламени. Они передавались ив поколения в поколение, пока не были записаны жрецами, возможно во многом уже не понимавшими их первоначального смысла, который в свое время, в глубокой древности, доходил до сердец древних иранских скотоводов и воинов.
Простота социальной структуры отвечала и простоте учения, выраженного в гатах. Социология в них явно предшествует онтологии. Мы не наблюдаем в них ни мистики, ни догматической сухости. Земные, а может быть, точнее, пастбищные корни этого вероучения достаточно наглядно выражены. Во всех поучениях гат внимание обращено к практической стороне, к жизненному укладу и вопросам морали. Для системы образов характерна универсальная поляризация (аптитетичность), отражающая реальное столкновение противоположностей в природе и в обществе. Это вполне соответствовало первобытной, наивной диалектике.
Весь мир рассматривался как раздвоенный, разделенный на две сферы: одну — земную, реальную, телесную, другую — потустороннюю, воображаемую, духовную. Такое раздвоение мира пронизывает многие гаты. «О помощи прошу и о поддержке в обоих мирах — телесном и духовном», — часто повторяется в них этот призыв Заратуштры.
Главное внимание уделяется миру земному, и, по сути дела, содержание гат сводится к двум видам поучений: а) о пользе оседлого скотоводства и приумножения богатств и б) о необходимости справедливого распорядка и управления. Особенно же подчеркивается в гатах недопустимость кровавых жертвоприношений, приводящих к хищническому убою скота, главного богатства человека той поры.
В противовес мирной жизни оседлых скотоводов-земледельцев порицается жизнь кочевников, занимающихся грабежом и угоном скота, предаются поношению и проклятию их правители и жрецы, уничтожающие скот при оргиальных кровавых жертвоприношениях. Именно с этих позиций все люди и племена разделяются на три группы: на праведных, оседлых скотоводов- земледельцев, на их антиподов — кочевников-грабителей и, наконец, на колеблющихся между одними и другими, т. е. на тех, «у которых смешано то, что ложно, с тем, что они считают праведным» («Ясна», 33. 1.; далее все указанные в скобках главы и стихи относятся к «Ясне»).
Любовно и торжественно величаются в гатах справедливые правители, возглавлявшие складывавшуюся, раннюю государственность иранцев.
Ярко выражена идеология оседлого скотоводства в гате, в которой устами Заратуштры высказаны мольбы быка («Ясна», 29).
Душа быка взывает о помощи к добрым духам — божествам: «Для кого создали вы меня? Кто сотворил меня?
Насилие гнетет меня и грабеж, жестокость, путы и истязания. Нет у меня другого пастыря, кроме вас. . .
Так одарите же меня благом скотоводства!»
Всеведущий Владыка знает и прошлые и будущие дела «и дэвов и людей». Мы вместе — существо мое и душа быка — будем молить его, чтобы не испытывал страданий скотовод, ибо быка сотворил Создатель для скотовода-пастуха. Его сделает Всеведущий с помощью заклинания (мантра) опорой для скота, говоря: «Я нашел здесь одного, единственного, кто верен заветам нашим — Заратуштру Спитамида. Он будет восхвалять нас, если будет одарен нами прелестью речи». Но душа быка оплакивает свою долю, опасаясь, что голос слабого человека недостаточен, что и ему самому нужна поддержка.
Завершается эта часть словами: «Владыка да окажет нам поддержку!»
Неоднократно в разных гатах приковывается внимание к богатой жизни скотовода на земле: «Царство благости, дары приносящее, его я хочу сейчас же для нас добиться… О том спрашиваю: добьется ли праведный скотовод обладания богатым стадом, если он в деяниях своих справедлив, разумен и почтителен?» (51. 5); «Как достигнуть обладания благодатным скотом тому, кто хочет обладать им, дабы выкармливать его на пастбищах?» (50. 2); «Драгоценные дары Всеведущий воздаст в телесном мире как награду за труд тем, кто находится в общине скотоводов во имя Благой Мысли» (Boxy Мана — духа скота) (34. 14).
«Нужно непрестанно людей умножать и скот» — в том или другом выражении эта мысль проходит красной нитью по всем гатам.
С этих позиций восхваляются и хорошие правители:
Пусть властвуют хорошие правители [Пусть не властвуют плохие],—
Осуществляя доброе учение и преданность,
То учение, что приносит благо людям и их потомкам,
И пусть утвердится уход за скотом ради сытости скотоводов.
И пусть плодоносят растения. (48. 5—6)
Хорошим правителям, и прежде всего покровителю Заратуштры Кавай Виштаспу, возносится хвала; им должны подчиняться мирные скотоводы. Весь гнев обрушивается на врагов оседлого скотоводства и земледелия: «Скотовод — поборник благой мысли, нескотовод — непричастен к ней (31. 10)»; «Злодей — это тот, кто не находит себе пропитания иначе
как том, что производит насилие над скотом и людьми праведного скотовода» (31. 15).
Ненависти достойны предводители грабительских орд кочевников, их правители-колдуны, их лживые жрецы — карапапы. Те достойны мучений, кто «своими языками умножают грабеж и насилие», которые, как ленивцы среди прилежных, «живут нескотоводами среди скотоводов» (49. 4); Лженаставник — это тот, «кто порочит священные слова, кто о скоте и о солнце говорит как о наихудшем из видимого мира, кто призывает к опустошению пастбищ и к оружию против последователей добра»; приверженцы лжи пытаются разграбить наследственный удел, «угнать скот пронзительным гиканьем» (32. 10-12).
Представления о земной жизни переносятся на всю Вселенную. И там происходит постоянная поляризация сил, непрерывное столкновение добрых божеств и духов со злыми божествами и духами — дэвами. Это столкновение” восходит к первоначальному конфликту Духа добра и Духа зла, о котором наиболее выразительно рассказывается в проповеди о двух духах (30):
А теперь обращусь я к тем, кто хочет слушать. . . Прислушайтесь ушами своими к наилучшему,
Проникнитесь ясным пониманием двух верований,
Дабы каждый перед Судным днем сам избрал одно из них:
Оба духа, которые уже изначально в сновидении
были подобны близнецам
И поныне пребывают во всех мыслях, словах и делах,
суть Добро и Зло.
Из них обоих благомыслящие правильный выбор сделали,
но не зломыслящие.
Когда же встретились оба духа, они положили начало Жизни и тленности и тому, чтобы к скончанию веков Было бы уделом лживых — наихудшее, а праведных —
наилучшее.
Из этих двух духов избрал себе Лживый—злодеяние, Праведность — избрал для себя Дух священный, чье
облачение — небесная твердь.
Дэвы по глупости и неведению своему избрали злую мысль и предались ярости, дабы нести погибель людям. Божества же придали силы телу и духу людей, дабы при Последнем испытании расплавленным металлом праведный был бы впереди. «Мы теми хотим быть, кто весь мир светом озарит», чтоб наступил конец Лжи (Друдж), и кто поймет, что «для приверженцев Лжи уготованы вечные муки, а для последователей справедливости — вечное благо», тот обретет счастливую долю.
В царстве божеств и духов добра господствует удивительный распорядок, гармоничная симметрия, отражающая идеал земного распорядка. Здесь проявляется излюбленный в гатах принцип троичности, отражающий первобытное почитание «счастливых чисел», в частности числа «3».
Подобно тому как в тогдашнем обществе верховный правитель, предводитель вооруженной дружины, опирался на старшего жреца, главу социальной группы жрецов, и на родовых старейшин, глав общин и домов оседлых екотоводов-земледель- цев, так и в небесном мире господствует троица: высшее божество Ахура Мазда, т. е. «Владыка Всеведущий», который опирается на дух огня — Аша (точнее: Арта) Вахишта, т. е. «Наилучший Распорядок» (небесный образ жречества и старшего жреца), и на дух скота — Boxy Мана, т. е. «Благая Мысль» (небесный образ общины оседлых скотоводов и их глав). Эта троица распределила между собою и моральную триаду единства мысли, слова и дела. Boxy Мана — носитель мысли, Арта Вахишта — дела, а Ахура Мазда — воздействующего слова, которому придается особое значение (что соответствовало силе приговора и приказа, изреченного верховным правителем раннего государства, его царем). Небесная троица окружена сонмом добрых духов (ахуры). Они также являются, с одной стороны, духами определенных стихий, а с другой — выражают их благотворное действие. Здесь и проявилось анимистическое мироощущение и закон партиципации, когда переплетаются между собой деятель и действие, незаметно переходя один в другое. Таких добрых духов четыре: дух металла — Варйа Хшатра, т. е. «Прочная Власть», дух земли — Спента Армаити (дочь Мазды и сестра Арты), т. е. «Благодетельная Преданность», дух воды — Аурват, т. е. «Здоровье», дух растений — Амертат, т. е. «Жизненная Сила» (Бессмертие). Все семь божеств именовались позже «Амеша Спента», что переводилось «Бессмертные святые», и им приписывался некий мистический характер. В гатах, однако, такого мистического восприятия духов вовсе нет. Они в гораздо большей степени напоминают анимистические «мана» и «оренда» первобытных народов. В дальнейшем цитировании и изложении гат эти духи намеренно переводятся по-разному: то их гатическим наименованием (Boxy Мана, Армаити и т. п.), то их функциональным значением (благая мысль, преданность и т. п.). При этом всегда следует также иметь в виду и то явление, ту естественную стихию, духом которых они являются. Так, например, почти всегда, когда приводится имя Boxy Мана, тут же говорится о скоте, о скотоводе, чем как бы «напоминается», чьим духом Boxy Мана является. Намеренное разнообразие при переводе должно помочь проникнуть в то, как воспринимались гатические образы и их выражения древними слушателями по закону партиципации (отождествление естественного явления и анимистического духа, деятеля и действия, процесса действия и его акта и результата), должно предостеречь от понимания наивных, анимистических образов в их последующем, жречески-канонизированном, мистическом толковании.
Ярким образцом партиципационного восприятия духов добра и вместе с тем пристрастия к троичной симметрии может служить следующая строфа, которая к тому же вводит нас в своеобычную поэтику гат:
1. О ты, творец скота, воды и растений, даруй мне
2. Жизненную силу (Амертат) и здоровье (Аурват)
твоим благодетельным духом, о Всеведущий (Мазда),
3. А также силу и бодрость — посредством благой
мысли (Boxy Мана) в Судный день приговора. (51.7)
В этой строфе все переплелось: природа, духи, благие действия, моральная триада, и все выражено в строжайшей симметрии:
Весьма натуралистическое восприятие добрых духов и божеств проявляется в гатах часто: «Покажитесь же мне, — просит Заратуштра, — о наилучшие, во плоти, зримо и внимайте моим славословиям» (35. 6). Заратуштра молит их о зримой помощи, «мановением руки переводящей к благополучию» (50. 5). Он часто подчеркивает интимность и простоту своих отношений с Мазда, называя его другом («окажи мне помощь, словно друг, поддерживающий друга»), не только моля, но и требуя, иногда даже почти как равный у равного.
Вместе с тем Ахура Мазда изображается властным, воинственным, но справедливым, т. е. соответствовавшим тогдашнему идеалу хорошего царя: «Я познал тебя, Мазда, как извечного творца, отца Boxy Мана [духа скота] и создателя Арты [духа огня], господина в деяниях жизни» (31.8).
При жертвоприношении не скотом, а продуктами скотоводства, при свете жертвенного огня Заратуштра восклицает:
Ныне жаждем мы, о Владыка, чтобы пламя твое,
Наилучшим распорядком [Артой, т. е. духом огня] возженное,
Стремительное и всепроникающее, блеском своим светило
друзьям,
Но для недругов, о Всеведущий, было бы разящей стрелой,
десницею твоею пущенной. (31.4)
Но, увы, не только духи добра господствуют во Вселенной, как на это и сетует Заратуштра:
Провозгласить я хочу об обоих духах изначальных,
Из которых Благодетельный говорил Лживому так:
«Ни мысли наши, ни заветы, ни намерения,
Ни решения, ни изречения, ни действия,
Ни совесть наша, ни души наши не совместны». (42.2)
Сойму добрых духов — божеств соответствует воинство злых духов. Хотя среди них и не царит такой гармонической упорядоченности, как у добрых, однако с меньшей четкостью и здесь выступает небесная троица. В противовес Владыке Всеведущему здесь во главе духов стоит Дух Лжи (Друдж) со своими сподвижниками: Злой Мыслью — Ако Мана и Духом Грабежа — Эшмой (= Асмодей). Их окружает орда злых духов — дэвов, вредящих людям. О дэвах говорится в гатах: «Вы, дэвы, — порождение злой мысли, посредством злого слова вы лишили людей блага» (32. 3). Моральная триада — точнее, аморальная: злые мысли, слова и дела — также распределена между троицей зла: у Ако Мана — злая мысль, у Друджа — злое слово и у Эшмы — злое дело.
В одной из гат (45) изложено учение о трех жизненных эрах.
Первая — это древняя, изначальная жизнь, в которой царило добро в обоих мирах — телесном и духовном. Тогда «у Всемудрого и Всеведущего было то слово-заклинание, из-за которого только, увы, оставалось стенать нечестивцам»; на земле царили свет и человеческое счастье. Первым из людей, кто совершил преступление, был, как становится известным из другой гаты, правитель Йима Вивахвант, который, «чтобы ублаготворить людей», дал им поесть говяжьего мяса (32. 8).
Наступил конец этой эры, и началась следующая — нынешняя жизнь, в которой происходит ожесточенная борьба между духами добра и зла и между их земными приверженцами.
Последняя эра — это возрожденная, «вторая», грядущая жизнь, которая в конечном счете установится в обоих мирах после победы сил добра над злом.
Как свойственно многим ранним формам сознания, вера в предопределение не только не исключала признания свободы воли и выбора, но даже порою выдвигала ее на первый план. В гатах, например, подчеркивается, что, хотя Верховный Владыка — всеведущ, свобода выбора между добром и злом предоставлена не только людям, но и скоту. «Скоту ты предоставил, — обращается Заратуштра к Ахуре Мазда, — выбор: быть в зависимости от скотовода или нескотовода. Скотовод — последователь Boxy Мана [благой мысли = духа скота]; нескотовод — не причастен к нему» (31. 9—10).
При этом люди должны действием доказывать свою приверженность добру, делами своими помогая духам добра в борьбе с дэвамя: «Пусть наступит конец грабежу! Дайте отпор ему!» (48. 7); не слушайте заклинай-«мантра» приверженцев Лжи, «сокрушайте их оружием, ибо несут они гибель и нужду дому, общине, области и стране» (31. 18).
Хорошо выражено положение «вольному воля» наряду с подчеркиванием прямо противоположной идеи о предопределенности всего волею Ахуры Мазда в следующей строфе:
Да исполнится по желанию каждого желаемое, которым
по своей воле распоряжается Ахура Мазда.
Я же желаю достичь силы и юности;
Постичь наилучший распорядок помоги мне, о преданность
[Армаити] моя,
А также — богатства и жизни благотворной. (43.1)
Не забыты и колеблющиеся: «Тот, кто ныне колеблется между добром и злом, будет отвечать в Судный день за доброе и за злое» (48. 4).
Уже в нынешней жизни будет воздано добром праведному человеку и злом приверженцу лжи. Однако подлинное, суровое Возмездие наступит в потустороннем мире, когда в Судный день приговора у Моста разбора — Чинвад будут отделены друг от друга праведники и грешники.
Перед наступлением «второй» жизни будет свершен Последний суд огнем и расплавленным металлом, и тогда злодеям будут уготованы вечные мучения, а праведным людям — вечное блаженство. Пламя огня разделит две стороны — праведную от лживой. «Говорю я о том, — не раз вещает Заратуштра, — что будет воздано добру, будет воздано и злу, свершится Суд огнем и расплавленным металлом»; «Кто ревностно заботится о скоте, тот и сам окажется на горних пастбищах Арта Вахишта и Boxy Маны» (33. 3). Последователь Арты удостоится блеска счастья, а приверженец Друджа погрузится «в вечную тьму со скверной пищей и жалобными стенаниями» (31. 20).
Грядущая, счастливая, «вторая» жизнь наступит и на земле, которой будут управлять справедливые цари, благодетели стран — Саошйанты, прообраз мессии. Об этом молит Заратуштра: «Когда же придут к нам благодетели стран для одоления грабежа (Эшмы) и насаждения наилучшего распорядка (Арты)?» (47. 12).
Таково основное содержание гат. Они поэтизируют наилучший распорядок — Арту, который, по мысли проповедника его, сводится к обогащению общины оседлых скотоводов- земледельцев и к укреплению возникшей государственной власти верховного правителя и старшего жреца над воинами, жрецами и общинниками, над большими семьями, общинами и племенными союзами.
Присутствует в гатах и человек — земледелец и кочевник, но именно только присутствует. Он в гатах не действующий субъект, который стоит в центре художественного изображения,
а лишь объект воздействия божеств. Им посвящены гаты; они, божества, в центре внимания. Из людей привлекают слагателя гат лишь властители, «сверхчеловеческие» образы вождей, царей и жрецов. Если к активности призывается «слабый человек», то лишь в роли служителя богов, исполнителя воли властей небесных и земных. Человеку, как таковому, отводится место лишь чуть повыше того, которое занимает благодетельный скот, также служащий божествам и ими опекаемый.
Концепция человека в гатах — это, таким образом, при всей ее первобытной наивности, уже религиозная трактовка человека как существа, призванного служить сильным мира сего и небесного, не столько действующего ради блага своего, сколько (подобно скоту) опекаемого стоящей над ним властью земной и горней.
* * *
Художественные особенности гат неразрывно связаны с их содержанием, прежде всего с пониманием воздействующей роли изреченного слова ис осознанием пророческой миссии поэта, слагателя гат.
В триаде «мысль — слово — дело» центральное место занимает изреченное слово: оно воплощает мысль (дух) и, обладая магической силой, сливается, отождествляется с делом. Недаром в небесных троицах именно верховное божество является обладателем воздействующего слова: Ахура Мазда — благотворного слова, Друдж — злого слова. В этом Слове нет ничего мистического, это и не «Логос» в эллинистическом толковании, а скорее магически-шаманское заклинание. Изречение слова — приговор, приказ, заклинание — и есть проявление силы небесного владыки Ахуры Мазда, акт слияния слова с делом. Именно таким было положение на земле, у земных владык: такова была сила приказа царя или заклинания верховного жреца. В этом снова и снова проглядывают земные корни идеологии, выраженной в гатах.
«Мазда знает тайные изречения», — говорится в них (48. 3). Смысл общения Заратуштры с Мазда и добрыми духами и сводится к тому, чтобы узнать, как изрекаются эти тайные слова: «Объяви нам посредством языка уст твоих, дабы я мог предупредить всех живущих, о Владыка» (31. 3); «Как узнать о вашем превосходстве над тем, кого я страшусь? Откройте мне тайное слово благой мысли об уделе благодетеля стран—Сао- шйанта!» (48. 9); «Помощи ожидаю от Ахуры Мазда, Арты и Boxy Маны их вдохновенными изречениями и заклинаниями» (28. 6). Овладение силою слова для того и требуется Заратуштре, чтобы одолеть воздействующее слово злых духов — дэвов и их нечестивых жрецов — карапанов: слово благотворное против слова злого! (32. 3. 5).
Имеется гата (31), в которой проповедь о магической роли слова является лейтмотивом: «Провозглашаю слова, которые да не будут услышаны приверженцами Лжи [Друдж], но пусть будут восприняты последователями Мазда…» Не слушайте заклинаний приверженцев Лжи… Слушайте жреца истинных слов, «того, кто способен подтвердить истинность слов, которые произносит его язык», в ту пору, когда будет происходить Последний суд посредством алого пламени.
В гатах подчеркивается, что особой воздействующей силой слово Заратуштры обладает из-за чудесной своей размеренности, поскольку таким оно заимствовано из уст добрых божеств: «Ему, Лхуре Мазда, совместно с Артой и Boxy Маной буду расточать славословия, которым он научил меня из уст своих» (28. 8); «Размеренными словами песнопенья обращаюсь я, а не неразмеренными» (46. 17).
С одухотворенной, размеренной, следовательно поэтической, речью связано понимание и пророческой миссии слагателя гат, как Заратуштра сам об этом говорит! «Заратуштра — это пророк славословящий, вздымающий свой голос во имя наилучшего распорядка [=Духа огня] и почитания. Научи меня, о Мазда, тому, чтобы языком моим указать правильный путь» (50. 6); «Хочу называться восхвалителем вашим и быть таким, о Мазда, пока могу я и пока есть силы у меня благодаря Арте» (50. 11); «Пока могу я и пока есть силы у меня, я готов обучать людей стремиться к иаилучнтему распорядку [Арте]» (28. 4).
В наиболее яркой форме выражает Заратуштра понимание своей пророческой миссии в гате, звучащей гимном Ахуре Мазда (43):
Преисполненным святости признал я тебя!
Изначален ты и воздашь добром за добро и злом за зло.
Преисполненным святости признал я тебя!
Когда ты спросил меня: «Кто ты? С кем ты?» —
Я ответил: «Я — Заратуштра, последователь справедливости,
недруг лжи, тебя славословлю».
На твой вопрос: «На что ты решился?» —
Отвечу: «При каждом поклонении огню думать лишь о
наилучшем распорядке [Арта].
Научи же меня изречениям твоим!
Помоги мне силою Хшатры [Дух металла и власти] и Арты.
Когда вместе с теми, кто познал твои заклинания,
Хочу я восстать и изгнать осквернителей заветов твоих».
Заратуштра персонально воплощает в себе моральную триаду: мысль — слово — дело. Он выступает в двух функциях. Как пророк, служитель Владыки — Ахуры он выступает в роли выразителя Слова. Как жрец, приверженец Духа огня — Арты он выступает в роли исполнителя Дела, наилучшего распорядка, чаще всего при свете жертвенного огня при жертвоприношениях (но, повторяем, не скотом, а продуктами скотоводства!). «Я — праведный жрец, я хочу преданно заниматься скотоводством», — говорит он (33. 6). Он неоднократно подчеркйвает, что тот, кто поддержит его, будет вознагражден, а тот, кто не поддержит, будет наказан. Иногда это выражено с подкупающей наивностью: «Кто поддержит меня, Заратуштру, тот получит в награду наряду со всем желаемым пару дойных коров» (46. 19).
Две функции Заратуштры — пророка и жреца — определили жанровые особенности гат. В мировой поэзии ко времени составления гат уже существовали высокие образцы египетской, шумерской, финикийской письменностей, индийские Веды, произведения ранней библейской поэзии, китайские песни «Шицзин». Мировая культура уже познала многие тайны поэтического слова, и эти тайны сложными, извилистыми путями культурных взаимосвязей могли дойти и до слагателя гат, который рассматривал поэтическое творчество как божественное откровение и как могучую воздействующую силу.
При отсутствии четких жанровых различий гат можно, однако, отметить наличие двух их групп: в первой преобладает восхваление, во второй — проповедь. Первую группу можно именовать — хвалебные гаты пророка, вторую — назидательные гаты жреца.
Девять хвалебных гат (28, 29, 33, 34, 43, 46, 49, 50, 51) включают в себя 131 строфу и содержат элементы славословия, гимна, моления и порицания противников. Для них специфично упоминание имени Заратуштры и восхваляемых им покровителей. Такие гаты окрашены в лирический тон; во всех них приводится просьба о награждении поэта: «Какая будет мне, Заратуштре, награда за славословие?» (49. 12). Пророк- поэт прямо говорит, что он хочет восхвалять не только божества, но и высоких покровителей своих, особенно правителя Кавай Виштаспу: «Их хочу я поименно почитать и со славословиями выступать перед ними» (51. 22). Так он и поступал. Где восхваление, там и обратная его сторона — порицание противников, особенно соперника Заратуштры — лживого жреца Бендва и его покровителя — злого правителя (Кавай) Вэпйа: «Лживый жрец Бендва — препятствие для истинной веры. Гибель ему уготовь, о Мазда!» (49. 1).
Отказал в гостеприимстве лжекавай Вэпйа у моста зимой Спитамиду Заратуштре, оскорбляя его и отказав в крове,
Ему и дрожащим от мороза вьючным животным.
… Да будет наказан он у Моста судейского разбора —
«Чинвад». (51.12—13)
Особенно характерной для этой группы песнопений является состоящая из 19-ти строф гата, которую можно назвать «Моление пророка» («Ясна», 46):
В какую землю мне бежать, куда я направлюсь?
Удаляют меня от родни и племенной знати,
И община меня вовсе не признает,
И не приемлют меня лживые правители страны,
Как, о Мазда, служить тебе, о Ахура?
Ведаю я, о Мазда, то, отчего бессилен я:
Мало стад у меня и мало людей.
К тебе взываю, погляди, о Ахура,
Окажи мне помощь, словно друг, поддерживающий друга. Научи меня с помощью А рты обрести Благую Мысль
(Boxy Мана).
Когда, о Всеведущий (Мазда), быки полудня Появятся в мире ради наилучшего распорядка (Арты)
И духи благодетелей стран (Саошйант) с их мудростью, —- К кому на подмогу явится Boxy Манар
Тебя избрал я, полагаясь на заветы твои, о Владыка (Ахура).
Беспощадной будет борьба с приверженцами Лжи (Друджа), мешающими процветанию скотоводства, и тот проявит себя праведным, кто гостеприимно поможет мне, а тот — нечестивым, кто отвернется от меня:
Тот, кто замышляет совершить злое дому моему и добру моему,
Пусть его колдовское действо не повредит мне.
Пусть, творимое его злобой, оно против него и обернется,
Пусть обратится оно против плоти его и пусть отстранит
его от здоровья,
Но не от болезни, о Всеведущий, — со всею злобою.
Тот, кто почитает наилучший распорядок Творца быка, кто поддержит меня, того привлеку я к Мазда и с ним пройду по Мосту судейского разбора — «Чинвад». Горе лжежрецам, приверженцам кровавых жертвоприношений, уничтожающим скот, карапанам и их покровителям, злым колдунам-правителям, кавиям, которые намерены разрушить Вторую жизнь. Они будут наказаны у Моста судейского разбора, где будут отделены праведники от грешников. Награда будет уделом праведников. Подобным праведником уже издавна был Фрийаы из рода Тура, да снизойдет благо к потомкам его. Блага удостоится тот, кто поддержит Заратуштру, он будет благословлен. Таков справедливый правитель Кавай Виштаспа. Благо древним родам Хечатаспа и Спитама. Благо Фрашаоштре сыну Хвогвы! «Размеренными словами песнопения обращаюсь я, а не неразмеренными, славя тебя, Джамаспа, сына Хвогвы». Кто предан мне, удостоится лучшего, кто — нет, получит наихудшее, «таково решение разума моего и мысли моей». Кто поддержит меня, Заратуштру, тот получит в награду наряду с всем желаемым пару дойных коров.
Все в этой гате показательно. Ясно видна связь ее с проповедью о пользе скотоводства и о почитании богатства. Прямо признается, что причина неуважения к пророку состоит в том, что у него «мало стад и людей». В первых строфах все время поминается Дух скота — Boxy Мана, его благая мысль: его помощи просит Заратуштра. Несколько раз, словно «внутренним рефреном», повторяются имена высшей благой троицы: Ахура Мазда — Boxy Мана — Арта. Гнев обрушивается на противников оседлого скотоводства, на их кровавые жертвоприношения. Откровенно выражено в гате величание покровителей веры Заратуштры, и живых и мертвых, и древних и здравствующих. Гата эта является, как отметил современный немецкий исследователь Г. Гумбах, блестящим образцом психологического воздействия на слушателей поэтическим словом; самой размеренностью его, производившей гипнотическое впечатление и возбуждавшей все эмоции; сочувствием тяжелому в недавнем прошлом положению пророка; страхом перед его угрозами по адресу тех, кто не следует за пророком; радостью и удовлетворенностью обещанной наградой, в том числе такой немедленной и реальной, как «пара дойных коров»; убежденностью в магической силе пророка и его заклинаний.
В восьми назидательных гатах («Ясна», главы 30, 31, 32, 44, 45, 47, 48, 53), включающих 107 строф, Заратуштра выступает прежде всего как жрец, в роли священнослужителя, выполняющего обряды и поучающего паству. Эти гаты окрашены в дидактические тона, что находит свое выражение уже в самом обращении: «Прислушайтесь ушами своими к наилучшему» (30. 1), «Провозглашаю слова, которые да будут услышаны» (31. 1) или особенно:
Провозгласить я хочу поучение, слушайте и внимайте,
Вы, которые издалека приходите и из ближних мест,
Запечатлевайте его в памяти, поистине оно блестяще,
Пусть лженаставник не разрушит Второй, грядущей жизни.
Из-за нечестивого выбора своего он — лжец, совращающий
языком своим ко Лжи. (45. 1)
Как наиболее характерный образец назидательных гаг достаточно привести одну, которая может быть названа «Проповедь в форме вопросов», состоящую из 20 строф («Ясна», 44):
Сие спрашиваю тебя, скажи мне правду, о Ахура!
Может ли в благодарность за мое восхваление
Такой, как ты, открыться как друг такому, как я?. .
Сие спрашиваю тебя, скажи мне правду, о Ахура!
Как будут заложены основы наилучшей жизни? . .
Сие спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!
Кто был изначальным отцом Арты (Духа огня) при
зарождении его?
Кто проложил путь Солнцу и Звездам?
Кто заставляет Луну прибывать и убывать?
Это и многое другое, о Мазда, хочу я узнать!
Сие спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!
Кто водрузил землю на место и удерживает здание облаков?
Кто впряг в одну упряжку быстрых жеребцов с ветрами
и облаками?
Кто был создателем Boxy Мана (Духа скота), о Мазда?
Сие спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!
Какой мастер сотворил Свет и Тьму?
Какой мастер сотворил сон и бодрствование,
Дабы разумному человеку напомнить о заботах его?
Сие спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!
Верно ли наставляю я?
Для кого создан скот?
Кто научил сына почитать отца своего?
Как овладеть поучениями и словами правды?
Будет ли награжден приверженец правой веры?
На всех недругов буду смотреть с неизменной ненавистью, —
Как избавиться от приверженцев лжи?
Каким образом можно предать Зло в руки Арты, «дабы оно повергнуто было ниц силою заклинания — мантра»?
Кому из двух воинств — добра и зла—даруешь ты победу?
Сие спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!
Получу ли благодаря Наилучшему Распорядку (Арте)
воздаяние свое —
Десять кобылиц и жеребца, и верблюда, которые, о Мазда,
Причитаются мне вместе со здоровьем (Хаурват)
и жизненной силой (Амертат), присущими тебе?
Сие спрашиваю тебя, открой мне правду, о Ахура!
Кто не отдает платы тому, кто заслужил ее,
И, сдержав слово свое, счел ее своей по праву,
Какое наказание следует ему уже сейчас?
Ибо, что уготовано ему в Конце, известно.
Видел ли кто-либо справедливое царствование дэвов?. . Но об этом спрошу я приверженцев лживых карапанов и кавиев, изводящих скот.
В этой гате имеются моменты, сближающие ее с хвалебными: подчеркивание интимной связи слагателя гаты с божеством, как друга с другом, и мольба о награде в весьма натуралистической форме. Однако весь характер гаты, подчеркнутый отсутствием в ней упоминания имени пророка, совершенно другой. Это — проповедь жреца, возможно, произнесенная при жертвоприношении; в таком случае награда, о которой говорится в гате, — это просьба воздания за совершение жертвоприношения.
Интересно, что в этой гате косвенно отражено наличие в то время имущественного неравенства и «платы за работу» как узаконенного социального института.
Вопросительная форма, известная уже, в частности, из Вед, использована очень искусно, с включением элемента иронии: первые 19 строф начинаются с прямого обращения к Ахуре «Сие спрашиваю», но последний вопрос — о несуществующем «справедливом царстве дэвов» уже не адресуется Ахуре и обходится поэтому без анафоры «Сие спрашиваю». Вопрос адресуется приверженцам дэвов, что выявляет скрытый сарказм строфы: они, нечестивцы, дескать, «знают» об этой небылице, пусть они и отвечают.
В поэтике гат канонизированы традицией особенности, касающиеся также строфики и метров.
Поэтическая терминология «Гат» такова: хаити (%атай или $а) — глава в «Ясне» (в том числе и в «Гатах»); вачасташтай — раздел %атай, стихотворный параграф (нечто вроде строфы); афсман — строка; пад — гемистих и двусложник (строка в 10 слогов считается состоящей из пяти пад); вачангха — слово.
Существует соответственно пяти разным размерам пять видов гат.
1. А^унад (Гаты А^унаваитй). Всего семь глав (з^а) («Ясна», 28—34) и 100 стихотворных параграфов (строф — вачасташтай); в каждом из них содержится три строки (афсман), а в каждой строке — 16 слогов (восемь пад). Цезура после седьмого слова (т. е. 7-|~9):
Образцы (7 + 9 = 16):
а) (28. 1).
б) (29. 2).
2. Уштавад (Гаты Уштаваитй). Всего четыре главы («Ясна», 43—46), 66 строф по пять строк каждая, по И слогов в строке с цезурою после четвертого, т. е. 4-J-7 (по количеству слогов соответствует одиннадцатисложнику в «Ригведе», а также размеру мутакариб «Шахнаме» и раннему рубаи).
Образцы (4 + 7 = 11):
а) (43.1)
б) (43.5);
3. И спантмад (Спёцта маинйу) содержит четыре главы («Ясна», 47—50), 41 строфу по четыре строки каждая, по 11 слогов в строке с цезурой после четвертого слога (4—[—7) (соответствует мутакарибу и рубаи; ведическому тристубху).
Образцы (4+7 = 11):
а) (47.1)
б) (48.10).
4. Во^ухшатр (Г аты Во^у хшатра) — одна глава («Ясна», 51) состоит из 22 строф по три строки каждая, по 14 слогов в строке с цезурой посредине (т. е. 7—(—7).
Образцы (7 + 7 = 14):
а) (51.1)
б) (51.1)
5. Ва^иштаишт (Ва^иштбиштй) — одна глава (53), девять строф, каждая из которых состоит из двух строк коротких (12 слогов) и двух длинных (19 слогов).
Образец короткой строки (7 + 5 = 12):
(53.1).
Образцы длинной строки (7 + 7 + 5 = 19):
а) (там же).
б) (там же).
«Гатические» размеры в молитвах: Ахуна Варйа — 7-f-9; Лида Вахишта (7-f-9)-f-(3-f-5); Арйемап Йшйо (4—j—7)-j—(3—[-5); Йенхо Хатам — 11 слогов.
Встречаются в Авесте элементы начальной рифмы, перемежающейся с анафорой, например в орнаментированной созвучиями «Гата Вохухшатра» («Ясна», 51) (что прошло незамеченным исследователями Авесты).
Наличие элементов начальной аллитерационной рифмы (созвучия) можно отметить также в другой гате («Ясна», 32), в стихах 9 и 10. Образная система гат настолько тесно связана со всем содержанием, что в качестве основных ее особенностей следует указать: универсальную поляризацию, склонность к скотоводческим образам, стремление к симметричности (в частности, к троичности).
Универсальная поляризация выражается в том, что почти в каждой строфе противопоставляются положительные образы отрицательным. Противопоставляются добрые и злые божества и все, что к ним относится: Арте — Друдж; доброй мысли и намерению — злая мысль и намерение; Дому песнопения (месту пребывания Ахуры) — Дом лжи (место пребывания Друджа); скотоводу — нескотовод; добру — зло; правде — ложь; размеренной речи — неразмеренная речь; истинному пророку — лжепророк; верному жрецу — неверный (карапан) и т. д.
^”Образы, связанные со скотоводством, иногда приобретают метафорический характер:
Деяния, что совершу я, а также прежде содеянное И то, что благодаря благой мысли стало л юбочным для глаза, — Свет солнца и сверкающий б ы к полуди я —
Все это да послужит восхвалением тебе, о Владыка Всеведущий. (50.10)
Я хочу воздать вам [ахурам], запрячь быстрых коней Победоносных, служащих возвеличению вашему,
Сильных преданностью Арте и Boxy Мане, о Мазда,
Таких, на которых вы домчитесь к нам.
Будьте же готовы помочь мне. (50.7)
Метафорическое употребление слов свидетельствует о многозначности слова. Вследствие этого «терминологические» обозначения приобретают самый различный смысл:
Арта — это и название божества, сына Ахуры, и образ духа огня, и функция этого божества — наилучшего распорядка, и самый распорядок, и справедливость, правдивость и благое поведение.
Армаити (Арматай) — и название божества, дочери Ахуры и сестры Арты, и образ духа земли, и функции его — преданности, и сама преданность и т. п.
Эшма – божество зла и грабежа, и самый грабеж, и ненависть и т. п.
Потому перевод .«терминологических» слов и не должен быть однообразным, однозначным, а может варьироваться в зависимости от контекста.
Вместе с тем намека, нарочитой иносказательности, подтекста в гатах нет. Они слишком ясны и бесхитростны в своих речениях.
Симметричность выражается в склонности к равномерности, троичности, различным поэтическим фигурам. Равномерность выражается прежде всего в метрической и строфической структуре гат, о чем говорится выше. Именно эта поразительная стройность, связанная с пророческим откровением, владением «тайными», магическими словами и искусством их соединения и сцепления, производила, вероятно, на слушателей неотразимое впечатление. Поэзия ведь и отождествлялась с равномерностью, звуковой и смысловой организованностью, магической силой слова.
Все остальные элементы симметрической гармонии усиливали подобное восприятие. Такова универсальная троичность: моральная триада — мысль, слово, дело; божественная троица — Ахура, Арта, Boxy Мана; земная троица — дом (семья), община, область. Подобные «триады» пронизывают все гаты, повторяясь бесконечно.
Смысловая несвязанность строф между собою, их дезинтеграция возмещается межстрофической связью, анафорами, вопросами и различного рода повторами, образцы которых достаточно ясно могут быть прослежены в приведенных примерах из гат.
Обычны для гат также различного рода параллелизмы, иногда в сочетании с хиазмом. Примером может служить следующий хиазм:
«Из этих двух духов избрал себе Лживый злодеяние, Праведность — избрал для себя Дух священный. . .» Хиазм проведен так:
Для того чтобы дать представление о художественных особенностях целой гаты, приводится в заключение перевод одной из них, в котором переданы формальные особенности подлинника (перевод отредактирован поэтом Б. Слуцким). Переводимая гата (28) содержит моление пророка Заратуштры о том, чтобы Ахура Мазда одарил его чудодейственным словом — «мантрой». Читатель сумеет по этому переводу почувствовать один из метров гат, а именно: шестнадцатисложник — А^унаД. В гате 11 строф по 3 строки.
В этой гате встречаются и свойственные гатическому стихосложению рифмоиды, и дезинтеграция строк и строф, связанных, однако, между собою внутренней связью, и особенно повторяющейся в каждой строфе триадой: Ахура Мазда — Boxy Мана — Арта, а также упоминанием имени 3 а- ратуштры в шестой строфе, что характерно для хвалебных гат.
1. С упоением молюсь | простираю к Мазде руки я,
Чтобы добрый дух сперва | принял все, что приготовил я,
С Артой радуются пусть | Boxy Мана и Душа быка!
2. Мазда, Мудрый Властелин, | Boxy Мане верно я служу,
Дай мне оба мира в дар— | мир вещей, а также мир души!
За служенье Арте дай | всё, что праведному следует!
3. Boxy Мана, Дух скота, | славлю рассудительность твою,
Мазду с Артою пою, | Мать-Арматай пусть придаст вам сил, Всех молю вас об одном, | чтоб на зов мой приходили вы!
4. В доме песнопения | Boxy Мане жизнь отдать готов,
Пусть за все мои дела | сам Ахура мне воздаст сполна,
А пока я жив, путем | Арты-Правды поведу людей.
5. Арта-Правда, Дух огня, | разве в силах я постичь, понять Boxy Ману и тебя, | хоть и ведаю, где к Мазде путь. Заклинанием твоим, | языком склоним врагов к добру!
6. Boxy Мана! Вразуми! | Пусть прибавит Арта силы мне!
Мазда, Заратуштре дай | слово чудодейственное то,
Что поможет наконец | одолеть всех злобных недругов!
*7. Арта-Правда! За дела | дай мне щедрый, Ноху Маний дар! Мать-Арматай, укрепи меня | и вожди Виштаспу утверди!
Мазда, помоги певцу | сделать всех послушными тебе!
8. О хороший, лучший друг | Арты и порядка доброго,
Мазда, помоги певцу, | мне, и Фрашаоштро смелому!
И тем людям, что всегда | мысли Boxy Мины берегут.
9. Мы вас не прогневаем, | хоть бы и десятой долею Той хвалы, что воздадим | Арте с Boxy Маною.
Мазда, не наскучим вам, | о хранитель царства нашего!
10. А затем, кто заслужил | Арты дар и Boxy Мании дар,
Если Мазда их признал, | пожеланья их да сбудутся,
Чтоб постичь успех хвалы, | в стройных песнях, обращенных
к Вам.
И. В них я сохранил навек | облик Арты с Boxy Маною,
Мазда, я воспел тебя, | передай же мне из уст в уста Слово мудрое о том, | как впервые появилась жизнь! |