Структура среднеазиатского общества в конце I тыс. до н.э. – начале I тыс. н.э.Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
О социальном строе Средней Азии середины и второй половины I тыс. до н.э. данные чрезвычайно скудны. Мы располагаем некоторыми намеками на социальное расслоение. Так, среди бактрийцев и согдийцев имеются «знатнейшие» (nobilissimi), выделяющиеся «знатностью» (Квинт Курций, VII, 10, 4; Арриан, VII, 6, 3). Знакомо было Средней Азии и рабство. В источниках имеются сведения об «обращении в рабство» жителей западных областей Ахеменидского царства и поселении их в Средней Азии. Так, в Бактрии были поселены жители греческого города Барка (Северная Африка) (Геродот, IV, 204). Восставшим грекам-ионийцам персы грозят порабощением и высылкой их дочерей в Бактрию (Геродот, VI, 9). Видимо, Бактрия была обычным местом поселения рабов из западных областей Ахеменидского царства. Но это – царские рабы. О частных рабах для этой эпохи мы имеем меньше данных. Так, известно одно сообщение, и то не вполне достоверное, о рабе (servus) согдийца Спитамена (Квинт Курций, VIII, 3, 9), Вместе с тем в источниках имеются указания на следы родоплеменного строя в социальной организации среднеазиатского населения этого времени. Так, видимо, население одного города на севере Согдианы названо племенем или родом (gens) мемакенов (Квинт Курций, VII, 6, 17).
Согдийская и бактрийская знать в эпоху Александра Македонского располагала огромными богатствами. Косвенно об этом свидетельствует, в частности, эпизод с Хориеном, который смог обеспечить македонское войско съестными припасами сроком на 2 месяца (Арриан, IV, 21, 10). Разгромивший Красса знатный парфянин из рода Сурена, по словам Плутарха («Жизнь Красса», 21), «был человек далеко не дюжинный: по богатству, знатности рода и славе занимал второе после царя место… В поход выступал он не иначе, как везя за собой припасы на тысяче верблюдов и двести повозок с наложницами; тысяча конных латников и еще большее число легковооруженных сопровождали его особу; всех же всадников, конников и рабов было у него не менее десяти тысяч». В Давани иностранный наблюдатель отмечал наличие «богатых домовладений» н «старейшин»; богатые имели большие запасы вина, У кочевников-усуней богатые владели 4-5 тыс. лошадей.
На греко-бактрийских и более поздних монетах, а также на монетах кушанского чекана имеются греческие или восточноиранские обозначения главы государства – «правитель», «царь», «царь царей». На одной печати-гемме, происходящей из Индии, сделана надпись кушанским письмом – имя, а затем титул «вазорк-фромалар». В сасанидском Иране имелся «вазург фрамадар» – глава всей администрации, так сказать, премьер-министр. Эту должность занимали особы царского рода или представители самых знатных фамилий . Но следует иметь в виду, что в Средней Азии значение этого титула могло быть и иным: в раннесредневековых согдийских текстах из Средней Азии фрамандар (буквально – «держащий приказ») – «управляющий дворцовым хозяйством». Однако в кушанское время это был, вероятно, высокий (или один из высших) государственный чиновник.
В Государственном Эрмитаже и Британском музее имеются печати с титулом владельца – «хазарухт», что соответствует сасанидскому хазарпату. Хронологическая принадлежность этих печатей не совсем ясна; по-видимому, они относятся уже к послекушанскому времени. Нельзя с определенностью сказать и о месте их изготовления, но мы можем привлекать их как дополнительное доказательство наличия в Бактрии III-V вв. н. э. развитого государственного аппарата.
В сурхкотальской надписи титул Ноконзока обозначен как «каралраг». Как показал В. Б. Хеннинг, он идентичен сасанидскому титулу «канаранг» («охраняющий границу» или «укрепляющий границу»), который носил правитель восточной (пограничной со Средней Азией) части Сасанидского государства; его функции были скорее военными, чем гражданскими. Этот титул получил широкое распространение в Средней Азии – его в раннем средневековье носили, например, представители самаркандского правящего дома.
На хранящейся в Государственном Эрмитаже печати В. Б. Хеннинг прочел слово «асбаробид». Первая часть слова соответствует среднеперсидскому «асбар» – «всадник», «рыцарь» (в таджикском это слово известно в форме «савор»), а вторая часть восходит к древнеиранскому «пати» – «хозяин»). Итак, это слово, скорее титул, чем имя, обозначает «начальник конницы».
На одной кушанской гемме обозначено имя ее владельца «харбалан»- «сидящий на осле». Это же имя встречается, как подметил В. А. Лившиц, на двух индийских надписях брахми из Сарнатха (около Бенареса), причем одна из них имеет дату- третий год правления Канишки. В этой надписи сообщается об устройстве буддийского сооружения и среди донаторов названы два «сатрапа»: Vanaspara и Kharapallano. Последнее имя -I индийская передача того же имени, что выгравировано на гемме, Vanaspara – происходит от бактрийского Wanaspar – «взывающий к победе». Во второй из вышеупомянутых надписей Kharapallano назван «великим сатрапом».
Областной и местный административный аппарат, как известно по Парфии, был чрезвычайно разветвленным и предназначался для подавления непосредственных производителей.
Итак, два полюса. С одной стороны, знать, в руках которой сосредоточивались колоссальная власть и огромные богатства, с другой – те, кто своим трудом их создавал. Более детально о составе трудового населения, если говорить именно о Средней Азии, известно ничтожно мало. Кто занимался возведением дворцов и устройством укреплений, кто трудился в городских ремесленных мастерских, из кого состояло сельское население,- в сохранившихся источниках почти ничего не сообщается. Безусловно, в Средней Азии имелись и рабы и зависимое подневольное население.
Следует подчеркнуть, что, как доказали лингвисты, термин для обозначения патриархального раба существовал у индоевропейцев уже в эпоху бронзы и, следовательно, они уже тогда знали патриархальное рабство. В эпоху «Авесты» существовали рабы и зависимые люди. Для более позднего времени сообщается о рабах в Парфии, Согде, говорится о рабах, происходящих из Бактрии и, по-видимому, Ферганы. В «старых согдийских письмах» и других согдийских письменных памятниках встречаются термины «вандак» («раб») и «дайа» («рабыня»). В согдийском брачном контракте (начало VIII в. н.э.) фигурирует четыре вида зависимых людей. Среди них уже упоминавшиеся выше рабы вандаки, долговые рабы нипаки и рабы-военнопленные ванаки. В сасанидском судебнике, оформленном в VI в, н. э., имелись рабы бандаки (это общее обозначение раба) и рабы анашахрики (первоначально комплектовались из военнопленных). Из примерно синхронных надписей на оссуариях из Ток-калы (Хорезм) отмечен термин «хунаник» («раб»). Судя по некоторым данным, до арабского завоевания в Хорезме термин «хун» обозначал раба-чужестранца.
Исключительное значение для решения проблемы социально-экономического строя имеют документы с Топрак-калы (II-III вв. н.э.). Это списки домов-семей, вернее, мужских членов их, т, е. агнатических групп. Так, в документе № 8 говорится, что группа состояла из 21 человека, из них свободных – 4 (домовладыка, два совершеннолетних сына и зять). Рабов же (или домашних слуг) – 17 человек, причем 12 из них рабы (или домашние слуги) самого домовладыки, 2 – его жены, 2 – его детей и 1 – сына его наложницы. От их исторической интерпретации до полной публикации этих документов лучше воздержаться.
Однако еще раз подчеркиваем, что рабский труд не являлся ни единственным, ни, вероятно, преобладающим. Это относится, в частности, к сельскому хозяйству. Известный индолог-марксист Вальтер Рубен (ГДР) полагает, что в древней Индии количество рабов было весьма значительным, однако непосредственно в производстве (в сельском хозяйстве, как и в ремесле) их роль не была значительной, так как их труд не был рентабельным. Так обстояло дело не только в одной Индии, а, как показали советские исследователи, в большинстве стран древнего мира, где не было развитого товарного производства. И. М. Дьяконов пишет: «…Только такие общества, как Коринф, Афины или Рим – поздней республики и ранней империи,- т. е. только некоторые общества древнего мира, общества с преимущественно товарным производством, являются примерами интенсивного развития негосударственного рабовладения в крупных масштабах».
Нам представляется, что и в Средней Азии рабский труд, в частности в сельскохозяйственном производстве, играл подчиненную, если не второстепенную роль.
В этой связи нужно подчеркнуть, что некоторые прямые и множество косвенных данных свидетельствуют, что в древней Средней Азии, как и на древнем Востоке в целом огромное место занимала община. Патриархальные домовые общины и объединяющие их соседские общины – вот та основа, на которой зиждилось древнее общество. Она, говоря словами И. М. Дьяконова, являлась прежде всего гражданской организацией полноправных свободных и рабовладельцев.
В раннесредневековом Согде (и, по-видимому, раньше) община (наф) состояла из знати (азаткар), торговцев (хвакар) и свободных крестьян-общинников и ремесленников (карикар). Вообще же со времени «Авесты» в иранских языках встречается противопоставление высших по социальному положению низшим. Первые называются азата («свободные», «благородные»). Им противостояли зависимые люди, и прежде всего рабы.
По словам Ф, Энгельса, «восточный деспотизм был основан на общей собственности».
Хотя рабовладельческие отношения составляли важный уклад в социально-экономическом строе и общество в целом, как это делается большинством исследователей в отношении древнего Востока, можно называть рабовладельческим, нам представляется, что в Средней Азии ведущую роль в производстве в течение всей эпохи древности сохраняют общинники, особенно в сельском хозяйстве. В деревне это было время господства сельской общины.
Общинный характер земледелия замедлил процесс перехода от натурального хозяйства к товарному, ибо известно, что «превращение продукта в товар… становится тем значительнее, чем далее зашел упадок общинного уклада жизни».
Как было показано в предыдущих главах, в Средней Азии рано возникла городская жизнь и началась торговля со многими странами, однако натуральный характер хозяйства продолжал быть преобладающим. Хотя в силу этого внутренняя торговля и денежное обращение не проникли достаточно глубоко, они все же содействовали «превращению патриархальной системы рабства, направленной на производство непосредственных средств существования, в рабовладельческую систему, направленную на производство прибавочной стоимости». В горных и степных районах Средней Азии продолжало также существовать нерасчлененное единство города и деревни. Ремесло здесь еще окончательно не отделилось от земледелия.
Сосуществование и тесное взаимодействие земледельческих районов с миром кочевых племен на протяжении многих веков и тысячелетий было характерным явлением исторического развития Средней Азии и многих других стран Востока.
Одной из функций восточного деспотизма было постоянное ведение войн с целью ограбления чужих стран и захвата огромных пространств.
Необходимо отметить также большую неравномерность хозяйственного развития, а отсюда и развития рабовладельческих отношений в различных областях Средней Азии. Ведущими в экономическом отношении были районы оазисов Согда, Хорезма, Бактрии (Тохаристана), Ферганы, Хорасана. Более отсталыми были замкнутые горные районы Припамирья, Бадахшана, Кухистана и др. Периферией служили степные районы Семиречья, Приаралья, Закаспия, нынешнего Казахстана. Своеобразно буферными районами были Чачский оазис и Уструшана. В скотоводческих хозяйствах степи и в замкнутых хозяйствах в горах родовой строй проявлял большую живучесть. В районах оазисов рабовладельческие отношения развивались интенсивней.
В целом нужно отметить, что в Средней Азии рабовладельческие отношения не стали столь глубокими, как в античном мире.
Основной, все более обострявшийся классовый конфликт происходил здесь между богатеющей военно-рабовладельческой знатью и жречеством, владевшими рабами, большими земельными угодьями, торговыми караванами, с одной стороны, и рядовыми общинниками, попадавшими в различные формы зависимости от них,- с другой.
Государственная власть была сосредоточена в руках знати и жречества во главе с деспотом-царем и его армией, стоявшей над народом. Опираясь на сильную центральную власть, господствующая верхушка эксплуатировала рабов и общинников.
Даже относительно такой классической страны античного рабовладения, как Рим, К. Маркс писал: «…В Древнем Риме классовая борьба происходила лишь внутри привилегированного меньшинства, между свободными богачами и свободными бедняками, тогда как огромная производительная масса населения, рабы, служила лишь пассивным пьедесталом для этих борцов». Тем более в Средней Азии, где главной производительной массой были свободные общинники, основные классовые конфликты, о которых в древних источниках встречаются лишь глухие отзвуки, происходили именно между аристократами и свободными бедняками-общинниками.
Такова вкратце общая картина социальных процессов, происходивших с VII в. до н. э. по III-IV в. э.
Сельские общины были уже в известной степени территориальных связей и наряду с ними все более укрепляются связи местные.
В отношении народообразовательных процессов в Средней Азии необходимо отметить, что в этот период взамен родовых племенными союзами. Кроме простого союза живущих рядом племен мы наблюдаем уже и процессы их слияния, образования народностей.
Однако в тех исторических условиях подобно тому, как указывал Энгельс для греческой античности, процесс народообразования не заходил далее создания союзов племен, лишь частично связанных друг с другом. Предпосылок для создания единого крупного народа тогда еще не было. Это положение Энгельса подтверждается и на примере Средней Азии. Говорить о едином согдийском или хорезмийском народе в этот период еще нельзя. Образуются лишь местные центры, различные местные мелкие народности Согда, Хорезма, Бактрии, Хорасана и других областей с выявившейся тенденцией их последующего сближения и образования согдийского, хорезмийского и других народов. |