Искусство Согда в VI-VII вв.Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история” ЖивописьПамятники согдийской живописи выявлены в Пенджикенте, Варахше, Самарканде.
В Пенджикенте настенные росписи обнаружены в 60 помещениях. Это огромное число показывает, сколь широко было распространено монументальное искусство в быту согдийцев, ибо следует учитывать, что дошедшее до нас является жалки- ми крохами былого богатства.
Первые публикации находок ленджикентской живописи были сделаны А. Ю. Якубовским, М. М. Дьяконовым, А. М. Беленицким. А. Ю. Якубовский уделял основное внимание общеисторическому значению открытия росписей, М. М. Дьяконов – их стилистическим особенностям, а А.М. Беленицкий – истолкованию их сюжетов. Росписи, открытые за последние полтора десятилетия, опубликованы (пока далеко не полностью) А. М. Беленицким,
Многие парадные залы имели стены площадью до 100 кв. м и больше, которые в несколько ярусов были покрыты живописью. Сюжеты ее чрезвычайно разнообразны. Особенно часто изображения воспроизводят какие-то эпические сказания. Так, в зале 4 объекта VI было открыто почти 40 кв. м живописи, причем она сохранилась на всю высоту стен. Стены делились на горизонтальные ярусы, отделенные друг от друга бордюрами. На одном кз участков было четыре яруса, из которых лучше всего сохранился второй снизу. На синем фоне, переходя со стены на стену, тянется единая композиция – длина ее около 15 м (половина периметра стен). Вот как ее описывает А, М. Беленицкий: «Композиция состоит из шести отдельных эпизодов или сцен, главным действующим лицом которых является один и тот же воин – всадник на темно-красном (гнедом) коне. В первом эпизоде мы его видим во главе группы одетых в доспехи всадников, отправляющихся, как видно, в поход. Во втором эпизоде наш герой изображен бросающим на всем скаку лассо в сторону противника – также всадника. В третьем – герой показан в момент схватки со змеевидным чудовищем – драконом. Далее всадник снова едет во главе группы воинов, причем чудовище, с которым он боролся, лежит поверженным у ног лошадей его спутников. Пятый эпизод изображает героя сражающимся с противником – также всадником, в то время как его спутники ведут борьбу с большой группой демонов. Наконец, последний эпизод показывает нашего героя сражающимся с другим воином-всадником». Чудовище в третьем и четвертом эпизодах имеет длинное, свернутое в кольца змеиное туловище, завершающееся верхней частью тела женщины и головой львицы. Возможно, у него были и крылья. Старики-таджики назвали бы такое чудовище «аждахором», Из ран чудовища вырывается пламя. Демоны-дэвы имеют человеческие туловища и головы, свирепые лица, козлиные и бычьи рога, козлиные ноги. Два демона сражаются на колеснице.
А. М. Беленицкому удалось отождествить изображение на этой композиции с конкретным эпическим сказанием, а именно со сказанием о Рустаме. В «Шах-наме», в цикле сказаний о подвигах Рустама, повествуется, в частности, о борьбе Рустама с драконом, о единоборстве Рустама с витязем Авладом, которого Рустам при помощи аркана захватывает в плен, о победе героя над двумя дэвами. Более того, А. М. Беленицкий привлек для объяснения и согдийский текст, также повествующий о борьбе Рустама с дэвами.
В качестве эпических А. М. Беленицкий также рассматривает изображения батальных сцен, в которых участвуют женщины-богатыри. Среднеазиатские воительницы действительно принимали в древности участие в сражениях, и древние авторы сохранили отрывки об удивительных подвигах Томирис, Зарины и других женщин. Эти подвиги послужили основой восточноиранских легенд и сказаний, которые затем были воспроизведены в памятниках искусства. Отголоски таких преданий сохранились и в «Шах-наме».
Много изображений, связанных с культом и различными культовыми церемониями. Здесь и сцена оплакивания умершего отрока, которого А. Ю. Якубовский предложил рассматривать как легендарного среднеазиатского героя Сиявуша (впрочем, предложено и несколько других толкований). Можно указать также на изображения четверорукого божества, в котором А. М. Беленицкий, а вслед за ним и другие исследователи, видят изображение Наны (Нанайи). Характерно, что на монетах пенджикентских правителей имеется ее имя: очевидно, правящий дом Пенджикента почитал это божество. Культ светил также нашел отражение в пенджикентской живописи.
Многие настенные росписи отражают различные сюжеты фольклора и басенного животного эпоса. Вот как рассказывает о них А. М. Беленицкий: «Примером может служить сцена освобождения героем девушки из дерева, в которое она была заключена, очевидно, чьими-то чарами. Таково же происхождение сюжета и до настоящего времени известного по популярной сказке о «птице счастья», ставшей, кстати, достоянием мирового фольклора. Особый интерес представляет небольшая картина, на которой изображен заяц, хитроумными речами заставивший прыгнуть в глубокий водоем льва и тем избавивший зверей от его тирании. Живописная картина эта является весьма точной иллюстрацией к одной притче из индийского сборника «Панчатантра».
Еще больше, пожалуй, различных сцен и сюжетов, заимствованных художником из хорошо знакомой ему окружающей жизни. Батальные сцены поражают своей сложностью и разнообразием. Часто изображаются пиры знати. Имеются и бытовые сюжеты иного типа: игра в настольную игру типа нард, спортивная борьба и т. д.; встречается также архитектурный декор.
Исследователи различают в пенджикентской живописи несколько стилей, выявляют хронологические пласты. Нельзя не почувствовать удивительной гармоничности пенджикентской живописи, чарующей прелести многих изображений. Вызывает восхищение грация и внутренняя собранность арфистки, задумчиво перебирающей струны своего инструмента. Или другая сцена: всадник и всадница. Мы не знаем, куда направляются и о чем беседуют знатный согдиец и его спутница, но эта пара также вводит нас в мир художественных образов, далеких и вместе с тем чем-то близких нам.
Чрезвычайно интересны и важны также настенные росписи Варахши. В Красном зале дворца Варахши над суфами – живописная панель. Она содержит единую композицию: на равном расстоянии размещены группы слонов с сидящими на них людьми. Чудовища (иногда это оранжевые львы) или белые крылатые грифоны нападают на слонов с разных сторон. В Восточном зале росписи совсем другие. На одной стене здесь изображена кавалькада конных воинов. Центром другой композиции является огромная фигура царя на троне, ножки которого украшены изображениями крылатых верблюдов. Влево и вправо – изображения многих фигур, жертвенника. Остатки живописи найдены и в других помещениях дворца.
На Афрасиабе было, как уже упоминалось, вскрыто здание с великолепной живописью. В одном зале на стене была изображена арка с сидящими в ней фигурами мужчины и женщины. Другой парадный зал (11×11 м) является одним из центральных помещений. На его восточной стене изображена сцена, связанная с водной стихией (синие волны и в них плавающие люди, птицы, рыбы и т. д.). На южной стене – изображение какой-то процессии, движущейся в сторону замка, на площадке которого стоят люди. Сама процессия – это большая художественная композиция, состоящая из всадников на слоне, верблюдах и конях. Впереди – белый слон, на котором в паланкине восседает какая-то важная персона: принцесса или царица, а на крупе слона, за паланкином, сидит ее прислужница. За слоном следуют три женщины на конях. На руке первой- коротенькая надпись по-согдийски: «Близкая к госпоже». За ними двое вооруженных мужчин на верблюдах, с жезлами в руках; четыре белые птицы (гуси) в сопровождении двух мужчин с завязанными ртами и, наконец, огромная фигура всадника, в 2 раза крупнее, чем остальные. Возможно, это привоз невесты – посольство (фигура на слоне – невеста, крупная фигура всадника -глава посольства). На другой стене – сцена приема послов – мужчин разного этнического облика. На одежде одной из фигур – согдийская надпись о чаганианском посольстве. Эти афрасиабские росписи – творение столичных художников, первоклассные произведения искусства. Исполнены они великолепно, причем в чрезвычайно яркой гамме (деталь этой росписи воспроизведена на суперобложке настоящей книги). Роспись на степе дворца, Варахша
Настенные росписи раннесредневекового Согда важны, разумеется, не только как памятники искусства своей эпохи. Мы уже упоминали и о других аспектах их значения: по существу это настоящая, хотя и не исчерпывающая, энциклопедия жизни и идеологии согдийцев. Нельзя, разумеется, забывать, что язык этой энциклопедии – художественные образы, однозначное и бесспорное истолкование которых далеко не всегда возможно.
Сразу после первых находок пенджикентской живописи М. М. Дьяконов указал на то, что их значение далеко выходит за пределы культуры Согда и Средней Азии в целом. Он справедливо полагал, что теперь удастся проследить «среднеазиатскую струю» в искусстве Восточного Туркестана (его памятники были открыты еще в конце XIX – начале XX в. в результате работ русских, немецких, французских, английских и японских экспедиций), а также хронологически определить его отдельные группы, до сих пор датирующиеся в значительной мере неопределенно и суммарно.
Сам М. М. Дьяконов указал на ряд согдийско-среднеазиатских элементов в искусстве Восточного Туркестана. Интересны и убедительны наблюдения итальянского ученого М. Буссальи, который пошел дальше в разработке вопроса о влиянии среднеазиатского искусства на восточнотуркестанское (шире – центральноазиатское). Однако следует признать, что к этой интереснейшей и благородной теме исследователи только лишь прикоснулись; здесь открывается огромное поле деятельности. СкульптураВ согдийском искусстве наряду с живописью значительное место занимала скульптура. Материалом для нее служили глина, алебастр (штук), дерево.
В Пенджикенте найдена монументальная глиняная скульптура. Ею был украшен айван второго храмового комплекса. Здесь вдоль стен тянулась панель общей длиной около 8 м. Это фантастический речной пейзаж. На рельефном фоне волнистой водной глади высоким рельефом изображены фантастические животные, рыбы, человекообразные фигуры. На одной из стен в центре – человекообразная фигура, выходящая из воды. К ней направляются рыбы и фантастические животные. В центре панели третьей стены – человекообразная фигура, туловище которой имеет вид двух завитых хвостов. Здесь же имеется изображение чудовища с раскрытой пастью. Можно согласиться с А. М. Беленицким, что этот рельеф и изображенные на нем существа олицетворяли водную стихию, конкретно Зеравшан, греческое название которого «Политимет» означает «многочтимый», а согдийское «Намик» было связано с понятием «прославлять». Музыкальное и танцевальное искусствоВ Пенджикенте имелась также великолепная деревянная скульптура. Это выполненные в натуральной величины фигуры танцовщиц. Обнаженные по пояс фигуры даны в сложном развороте. Левая рука опиралась на бедро, правая нога была согнута в колене и перекинута через прямую левую ногу. Ожерелья, шнуры с бубенцами, сложные покровы нижней половины тела – все это как нельзя больше гармонировало с вытянутой стройной фигурой. Невольно приходят на ум стихи поэта, который в восторге от среднеазиатских танцовщиц восклицал:
Танцовщица, танцовщица!
Сердце созвучно струнам, руки покорны барабану!
Струны и барабан зовут, и оба рукава вздымаются вверх.
Словно кружащийся снег, в вихре несется, вертится, носится в танце.
Влево вертится, вправо кружится, не зная усталости,
Тысяча кругов, десять тысяч вращений и нет ему конца,
В мире людей или среди зверей не с кем ее сравнить,
Колеса мчащейся повозки медленны, вихрь от нее отстает. Пенджикентские фигуры танцовщиц – зримый образ тех кудесниц танца, которых иностранцы называли «вихрем вращающиеся девушки». Славились танцовщицы из Чача, Кумеда, Кеша, Маймурга и особенно Самарканда. В малиновых одеждах с парчевыми рукавами, зеленых узорчатых панталонах и туфлях из красной оленьей кожи, они были исключительно грациозны в своем стремительном танце, иногда исполнявшемся на мяче. Когда танец достигал кульминации, блуза сбрасывалась, и зрители видели полуобнаженное тело танцовщицы. Ритм танца был так высок, что поэту казалось: еще мгновенье н танцовщица взлетит вверх как облачко и достигнет солнца. Именно в момент апогея танца, думается, изображены танцовщицы на пенджикентских скульптурах.
Жители Согда и соседних владений славились не только высокой культурой танца, но и музыкой. Известны названия десяти бухарских музыкальных инструментов. Существовали песенные н танцевальные мелодии. Отдельные танцы и песни исполнялись индивидуально, другие коллективно. Бухара также славилась своими актерами. Театр марионеток попал в Китай в VII в. из Средней Азии.Раннесредневековые терракоты из Самарканда
Но вернемся к резным деревянным рельефам Пенджикента. Геометрические и растительные орнаментальные фризы украшали стены зданий, резьбой были покрыты колонны и балки перекрытия. Многие фрагменты деревянных рельефов содержали сложные изображения, заключенные в ромбы или арки; например, человеческая фигура, сидящая на троне, или же человек на колеснице и т. д. В этих произведениях сильна традиция, восходящая к кушанскому искусству.
Для дворца в Варахше характерно наличие больших стеновых поверхностей, покрытых алебастровым декором. На стены накладывался слой алебастра (от 1,5 до 20 см толщиной). Резьба превращала его затем в орнаментальное панно. Мотивы орнаментации были самыми разнообразными. Иногда это был простой геометрический узор – елочка, ряды простых треугольников, квадратиков и т. д., по-разному соединенные друг с другом. Квадраты с вписанными розетками, звездчатый узор, комбинация растительных и геометрических узоров – все эти композиции включали в себя большие орнаментальные круги. Очень много развитых растительных элементов, особенно часто встречается виноградная лоза. В композициях, очевидно носивших пейзажный характер, включались двух-, трехметровые деревья с толстыми стволами, ветками и листьями, четко и детально моделированными, показаны даже сучки на стволах. В этих пейзажных композициях какое-то место занимали водоемы с плавающими в них рыбами. На фоне пейзажа развертывались сцены с участием животных и людей, животных и птиц. Изображались также сцены охоты на круторогих архаров, кабанов, джейранов. Всадники восседали на конях, изображения которых почти достигали натуральной величины. Некоторые из коней были крылатыми. Много мифологических, существ, особенно интересно изображение женщины-птицы. Кстати, образ женщины-птицы встречается на среднеазиатских изделиях и много позже – в средневековье и даже в наше время (изображение женщины-птицы еще недавно гравировали на самаркандских табакерках для жевательного табака). Многопланная резьба, смелость и сочность сочетаются здесь с некоторой эскизностью, обобщенностью, что как нельзя больше соответствует монументальному характеру всей декорации. |