Роль народов Средней Азии в борьбе Омейядов и Аббасидов

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Оппозиционные группировки в халифате

Враждебные настроения по отношению к власти халифата были сильны в Средней Азии и в других странах, подвластных халифату. Не только трудящиеся массы, но и местная земельная аристократия была недовольна режимом, установленным администрацией халифата. Местные аристократы были в значительной степени лишены политических прав, а поборы с крестьян в пользу халифа и арабской знати отражались на их доходах.

Недовольство политикой халифов из рода Омейядов охватило не только покоренные народы, но и арабское население халифата. Это было связано с происходившим тогда процессом классового расслоения среди арабских племен, распадом родовых связей, ростом имущественного неравенства.

Законность пребывания Омейядов у власти оспаривалась двумя основными группировками.

Первая группировка — хариджиты, состоявшая из представителей тех слоев, которые были недовольны засильем арабской знати, выступала против принципа наследования в халифате и выдвигала следующую формулу: «Нет халифа иначе, как по воле Аллаха и по воле народа». Хариджиты считали, что халиф, выбранный общиной, может быть и смещен общиной, если он плохо управляет; что внутри мусульманской общины должно царить полное равенство. Впоследствии это привлекло к хариджитам симпатии широких кругов обращенного в ислам населения неарабского происхождения, в частности крестьян. В VII —IX вв. хариджиты опирались на народные массы, выражали радикальные социально-политические взгляды.

Вторая группировка – партия Али (шииты) – первоначально выражала интересы верхушки некоторых старых мекканско-медицинских родов, признававших принцип наследования в халифате, но считавших законными наследниками пророка потомков Али — двоюродного брата и зятя Мухаммада (мужа его дочери Фатимы). Али и его младший сын Хусейн, убитые в междоусобной борьбе, оказались окруженными ореолом святых мучеников и стали знаменем борьбы против Омейядов. Впоследствии шиизм с его культом Али служил знаменем множества оппозиционных и сектантских течений в исламе. В частности, шиизм с самого начала его возникновения пользовался симпатиями среди верхушки покоренных халифатом народов, видевшей в нем средство к ослаблению иноземного ига.

Кроме того, начиная примерно с 718 г. против господства Омейядов вели энергичную тайную пропаганду потомки Аббаса — дяди Мухаммада с отцовской стороны. Аббасиды утверждали, что право на халифат принадлежит роду Хашима, т. е. роду, к которому принадлежал Мухаммад. Однако обычно они не заявляли конкретно, кто. из этого рода должен быть халифом, и поэтому смогли объединиться с шиитами, которые полагали, что Аббасиды действуют в их интересах.

Общее недовольство политикой Омейядов особенно усилилось в 40-х годах VII в., в правление Марвана II (744—750 гг.). Оно было вызвано увеличением поземельного налога (хараджа), а также широким использованием принудительного труда местного населения при проведении затеянных этим халифом больших строительных работ.

Халиф Марван предпринял ряд мер для обеспечения безопасности власти Омейядов: в частности, переселив всех членов омейядского дома из Дамаска в г. Харран (новая столица халифата), приказал разрушить все крепости, кроме Антиохии, предназначенной служить центром обороны от Византии, и срыть все городские стены. Но ничто уже не могло остановить развивавшегося протеста. Всеобщее недовольство Омейядами зашло далеко и впервые в истории халифата подняла мятеж придворная гвардия халифа.

Один из влиятельных Аббасидов, имам Ибрахим ибн Мухаммад, взял на себя руководство антиомейядской пропагандой й разослал множество эмиссаров-проповедников во все страны халифата. Особое внимание при этом было обращено на восточные провинции.

Аббасиды заявляли, что все бедствия, постигшие мусульман в течение столения со дня появления ислама, произошли из-за омейядских халифатов. В случае свержения господства Омейядов они обещали народу уменьшить харадж и другие налоги, прекратить строительные работы, к которым насильно привлекалось крестьянство, предоставить местному населению политические права и допустить его к участию в государственных делах халифата.

Конечно, о подлинных интересах широких масс Аббасиды и их эмиссары беспокоились также мало, как и омейядские халифы. Эти обещания давали лишь в целях привлечения масс на свою сторону в династической борьбе с Омейядами.

В Мавераннахре и Хорасане Аббасиды в борьбе против Омейядов в большой мере опирались на местную земельную аристократию, которая надеялась в случае успеха аббасидского переворота получить доступ к управлению страной. Эмиссары Аббасидов появились в Хорасане еще в период правления халифа Хишама (724—743 гг.). В источниках сообщается, что в период наместничества Асада ибн Абдаллаха (735—738 гг.) в Хорасане нескольким уполномоченным Аббасидов отрубили руки и ноги. Упорно преследовал шиитов и сторонников аббасидов и другой наместник Хорасана — Наср ибн Сайяр (738—748 гг.)

Во второй половине 40-х годов VIII в. руководство борьбой с Омейядами взял в свои руки приобретший впоследствии широкую известность инициатор аббасидского переворота Абу Муслим.

Движение Абу Муслима

Абу Муслим происходил из крестьян, а по некоторым сведениям, был в юности рабом. Вблизи самого крупного города Хорасана — Мерва Абу Муслим развернул энергичную тайную вербовку шиитов и других недовольных, действуя как «доверенное лицо семьи пророка». Это звание дали ему Аббасиды, в чьих интересах он вел пропаганду. Когда почва была подготовлена, 9 июля 747 г. Абу Муслим призвал народ к открытой борьбе, подняв черное знамя, — таков цвет, избранный Аббасидами. Призыв Абу Муслима имел большой успех как среди арабов, так и среди народов, подвластных халифату.

Арабоязычный автор Динавери очень красочно описывает, как росла армия Абу Муслима: «Спешно двигались к Абу Муслиму люди из Герата, Бушенга, Мерверруда, Таликана, Мерва, Нисы, Абиверда, Туса, Нишапура, Серахса, Балха, Чаганиана, Тохаристана,Хутталяна, Кеша, Несефа. Все сошлись на том, что красили в черный цвет свое платье. Красили они также половинки деревянных палиц… Приезжали эти люди на лошадях, ослах или пешком, погоняя своих ослов и покрикивая на них «Харро Марван!, называя ослов Марваном в насмешку над [халифом] Марваном ибн Мухаммадом, и было их числом 100 000 человек». Под черные знамена поспешили и отряды йеменских арабов, восстание которых было незадолго перед этим подавлено. К войскам Абу Муслима присоединились и рабы, надеявшиеся на облегчение своего положения.

Наместник Хорасана Наср ибн Сайяр, на которого была возложена борьба с Абу Муслимом, тщетно пытался объединить против него арабов. Аристократия отдельных племен находилась в состоянии непрерывной борьбы за власть, которая разгорелась в это время с особой силой. Внутри арабских племен происходил интенсивный процесс классового расслоения, и многие из арабов, в особенности те, которые принадлежали к наименее обеспеченным слоям, шли под знаменем Абу Муслима.

В начале 748 г. Наср ибн Сайяр был вынужден уступить повстанцам столицу Хорасана г. Мере и отойти к Нишапуру, где.один из полководцев Абу Муслима, которому было поручено преследовать Насра, нанес ему жестокое Поражение. Можно сказать, что это сражение решило судьбу Омейядов. Несмотря на то, что халиф Марван, мобилизовав все имевшиеся в его распоряжении силы, разгромил повстанцев и публично казнил имама Ибрахима Аббасида, — все это не спасло Омейядов. Восставшие нанесли их войскам несколько сокрушительных ударов в Ираке и заняли крупнейший центр Омейядов — Дамаск.

Таким образом, те войска, которые Абу Муслим собрал в восточных провинциях халифата в основном из населения Средней Азии и из арабов, недовольных политикой Омейядов, разбили в 750 г. военные силы последнего представителя омейядской династии.

К власти пришли Аббасиды.

Но, как следовало ожидать, придя к власти, Аббасиды ничего не сделали для основной массы участников восстания. Обещания, данные ими народу, остались невыполненными. Не сдержал своих обещаний и Абу Муслим, назначенный на должность наместника Хорасана.

Убедившись, что Аббасиды и Абу Муслим и не думают выполнять свои обещания, согдийцы подняли в Бухаре восстание, которое возглавил под шиитскими лозунгами Шарик ибн Шейх. Абу Муслим послал против восставших десятитысячный отряд. Однако восстание приняло такие размеры, что его удалось подавить лишь с помощью бухархудата Кутейбы ибн Тахшады, бросившего против трудового населения Бухары отряд по численности отряду, который был прислан Абу Муслимом.

Важную роль сыграл Абу Муслим в борьбе с китайским императором, который, воспользовавшись внутренними войнами в халифате, решил установить свое господство в Средней Азии, но без какого-либо успеха: в 751 г. в ожесточенной битве на берегу р. Талас, вблизи нынешнего г. Джамбул, арабским войскам под руководством одного из полководцев Абу Муслима удалось разгромить войска китайского императора.

Несмотря на то, Что Абу Муслим, борясь как с внешними врагами, так и с антиаббасидским движением внутри страны, был ревностным сторонником Аббасидов, последние не вполне доверяли ему, подозревая в претензиях на халифский престол. В 755 г. халиф Абу Джафар ал-Мансур (754—775 гг.) пригласил Абу Муслима к себе и вероломно убил его в своем дворце.

Восстание Сумбада Мага и движение Муканны

При аббасидских халифах положение широких народных масс стало еще более тяжелым, чем при Омейядах. Рента имела преимущественно натуральную форму. С неполивных земель взималась половина урожая, с поливных — от четверти до одной трети. Иногда, пользуясь несовпадением мусульманского лунного календаря с сельскохозяйственным солнечным, налоги взимали дважды в один год. К этому присоединялись обмеры и вымогательства при сборе налогов.

В связи с усилением процесса развития феодальных отношений земля, номинально считавшаяся собственностью халифа, а фактически находившаяся в значительной части во владении местной земельной аристократии, дробилась на мелкие участки и раздавалась на основе издольной аренды мелким земледельцам. Прежние свободные общинники теряли свою независимость и становились издольщиками наряду с издольщиками-кадиверами, освобожденными рабами или рабами, посаженными на землю. Аббасидские халифы восприняли сасанидские традиции, а также их дворцовую роскошь. От них старались не отстать и местные аристократы.

Возводилось много построек — дворцов, крепостей и др. Все тяготы, связанные с этим строительством, несло крестьянство. Не лучшим было положение и городских ремесленников, которые подвергались полуфеодальной эксплуатации и были совершенно разорены огромными налогами и произволом чиновников; натуральные налоги тяжелым бременем ложились на кочевников-тюрок.

Все это вызывало рост народного возмущения. Одним из наиболее крупных восстаний было восстание, возглавленное Сумбадом Магом. Сумбад считался близким последователем Абу Муслима. Восстав в 755 г. под лозунгом «Мы должны отомстить за кровь Абу Муслима», он сумел привлечь к себе большое количество сторонников из разных слоев населения. К нему присоединились и группы зороастрийцев и последователи маздакизма — хуррамиты. Хуррамитами назывались также «люди сурхалем» . Восстание охватило большие районы, включая Хорасан и Табаристан. Аббасиды смогли подавить это восстание только с огромным трудом. Сумбад потерпел поражение. Сам он был казнен в Рее, а его жена и дети Проданы в рабство. После поражения Сумбада продолжалась тайная деятельность его последователей — секты муслимийя, проповедовавшей, что Абу Муслим вернется, чтобы «справедливо править миром».

Не успели арабские войска подавить восстание Сумбада, как в окрестностях Герата вспыхнуло новое восстание, которым руководил некто Устад Сис. В этом восстании приняли участие тысячи людей.

Все более нараставшее возмущение трудящегося населения привело при халифе ал-Махди (775—785 гг.) к широкому народному движению против Аббасидов, охватившему в 70-х годах VIII в. весь Мавераннахр.

Руководителем восстания был Муканна – ремесленник из района Мерва. Некоторые исторические источники сообщают, что он был одним из военачальников Абу Муслима и участвовал в движении против омейядских халифов. Он был очень образованным человеком. Есть оснований предполагать, что на него оказали сильное влияние идеи маздакизма, Узнав о проповеди Муканны, наместник захватил его и как важного государственного преступника отправил для суда в центр халифата — Багдад. Но Муканна бежал из багдадской темницы и добрался до Мерва. Собрав здесь своих сторонников, он в 776 г. разослал их по всем районам Средней Азии с призывом подняться на борьбу против иноземного гнета. Этот призыв имел особый успех в Несефе и Кеше — городах, населенных преимущественно согдийцами.

Чиновники халифа усиленно охотились за Муканной. Они поставили на берегу Амударьи многочисленный вооруженный Отряд всадников, который должен был караулить днем и ночью, чтобы не пропустить Муканну из Мерва в Согд, где число его сторонников росло с каждым днем. Местные правители хорошо знали, что если Муканна проберется в Мавераннахр, их положение чрезвычайно усложнится. Несмотря на это, Муканне все же удалось переправиться с несколькими десятками своих сторонников на другой берег Амударьи и скрыться в Согде.

В это время, как сообщает Наршахи, «в Согде большинство селений перешло в веру Муканны, и из селений Бухары многие стали неверными и открыто проявляли неверие, и эта смута стала великой, и мусульмане подверглись тяжкому бедствию».

Говоря о движении Муканны, Наршахи открыто заявляет о своем враждебном отношении к вождю повстанцев. Такое отношение к Муканне характерно для всех феодальных историков.

Основная причина признания массами учения Муканны заключалась в том, что оно требовало уничтожения имущественного неравенства и было направлено против господства арабов. Движение Муканны скоро переросло в открытое восстание, на короткий срок охватившее весь Мавераннахр.

Штаб восставших был расположен в селении Наршах около Бухары. Бухарский правитель Хусейн ибн Муаз, собрав свои воинские силы, состоявшие в основном из арабов, соединил их с отрядами бухарской знати и двинулся на восставших. В 776 г. у стен Наршаха произошло ожесточенное сражение между арабскими войсками и повстанцами. Муканна был разбит, потеряв 700 человек убитыми. Но эта победа не могла коренным образом изменить положение. Вскоре повстанцы вновь овладели окрестностями Бухары.

Видя, что восстание разрастается, халиф ал-Махди спешно выехал из Багдада в Нишапур для принятия мер по усилению борьбы против движения Муканны и приказал хорасанскому эмиру немедленно выслать бухарскому правителю подкрепление.

Посланный из Хорасана со вспомогательным отрядом арабов Джабраил ибн Яхья долгое время безуспешно осаждал Наршах.

Своими непрерывными атаками повстанцы до того измотали войска Джабраила, что тот уже не мог продолжать военные действия без дополнительных сил. В это время из Балха подошло семитысячное войско халифа, но военачальники, видя успехи Повстанцев, даже не попытались вступить с ними в бой. Наконец, подошли резервы эмира Хорасана, которые должны были почти вдвое увеличить численность отряда, посланного халифом в Мавераннахр. Но и это не помогло — арабские войска были разбиты повстанцами еще на пути к Мавераннахру. Положение Джабраила ибн Яхьи оказалось критическим. Коммуникации между Балхом и Мервом были перерезаны. Джабраил стянул к Наршаху, где были сосредоточены основные силы восставших, все бывшие в его расположении войска и военную технику. Четыре месяца арабские войска безуспешно осаждали Наршах. Утомленные беспрерывными стычками, обе стороны начали переговоры о мире.

При заключении мира арабские военачальники вероломно убили одного из руководителей восстании, надеясь таким образом обезглавить движение. Но это убийство лишь во много раз увеличило сопротивление восставших.

В арабских источниках имеются сведения, что в конце концов повстанцы были разбиты в Наршахе, но восстание тем временем охватило новые районы Средней Азии. Начался второй этап борьбы.

Если на первом этапе движение Муканны пользовалось поддержкой некоторой части согдийской аристократии, то на втором этапе эта напуганная размахом движения аристократия целиком перешла на сторону халифата. Широкие же слои согдийского крестьянства продолжали все в большем числе привыкать к движению.

«Люди в белых одеждах» (сторонники Муканны) становились хозяевами Мавераннахра, а «сад повелителя правоверных», как называли Мавераннахр и Хорасан, превращался в независимый от Арабского халифата край.

Халиф ал-Махди сменил наместника Хорасана, обвинив его в неспособности справиться с восстанием, и назначил на его место Муаза ибн Муслима. Муаз, собрав в районе между Бухарой и Мервом огромное войско, направился на помощь арабским отрядам, находившимся в чрезвычайно тяжелом положении под Самаркандом, захваченным повстанцами. Но и поход Муаза, несмотря на значительную поддержку его местной знатью, окончился провалом. Восставшие встретили войска Муаза на равнине около Пайкенда и нанесли им ряд сокрушительных ударов, в результате чего Муаз не смог продолжить поход на Самарканд и повернул в сторону Бухары.

Лишь в следующем году войскам халифа удалось овладеть Самаркандом. Начался третий – последний – этап борьбы.

Основные силы повстанцев были сосредоточены в горной крепости Санам, вблизи Кеша. Муаз осадил эту крепость, но вскоре снял осаду. Арабские историки утверждают, что его вынудили к этому зимние холода. Однако причиной, видимо, послужило поражение, которое Муаз потерпел от отрядов Муканны. Последовавшее в скором времени снятие Муаза с поста наместника Хорасана и назначение халифом другого наместника подтверждают его предложение.

Муаз ибн Муслим, как говорит Нар шахи, целых два года боролся против Муканны. Новый хорасанский наместник Мусайяб ибн Зухайр также потратил много лет на кровопролитную борьбу с ним. Лишь используя свои огромные преимущества как в отношении военного снаряжения, так и в отношении численности войск, он после долгой и упорной борьбы смог сломить сопротивление народных масс, руководимых Муканной. В 780 г. арабскими войсками была захвачена крепость, в которой находился Муканна. Все защитники крепости были казнены. Сам Муканна, не желая сдаваться, покончил с собой. Но и после его гибели отдельные вспышки восстания «людей в белых одеждах» в течение ряда лет давали о себе знать в разных пунктах Средней Азии.

В годы, когда население Мавераннахра вело освободительную борьбу, Арабский халифат считался одним из наиболее мощных государств того времени. Борьба, которую в продолжение многиҳ лет вели народные массы под знаменем Муканны, является еще одним ярким примером храбрости и свободолюбия народов Средней Азии.

Длительность этой борьбы, ее организованность свидетельствуют о военном и политическом таланте Муканны, воодушевлявшего народ на бой с чужеземными и местными угнетателями.

В заключение необходимо отметить, что народные восстания при Аббасндах существенно отличались от восстаний периода правления Омейядов. Восстания при Омейядах были направлены в основном против господства иноземных завоевателей и ими обычно руководила местная знать. При Аббасидах народ восстает не только против правящей династии, но и против поддерживавших их местных аристократов.

Движение Муканны было движением трудовых слоев населения, прежде всего крестьян, направленным против все более развивавшегося феодального закабаления. Вот почему восстание Муканны имеет огромное значение в истории народов Средней Азии. Несмотря на поражение, народные восстания развивали классовое самосознанйе трудящихся, воспитывали дух возмущения и свободомыслия у народных масс и несколько обуздывали эксплуататорские стремления начинавших входить в силу феодалов.

Завоевание арабами Мавераннахра (Второй период)

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Положение народов Средней Азии

Во всех городах и крупных селениях Средней Азии арабы разместили свои гарнизоны, опираясь на которые они держали в повиновении местное население и проводили сбор налогов.

Господство Арабского халифата в Средней Азии легло тяжелым бременем на ее население. Так, уходя из Самарканда после его завоевания, Кутейба дал такое распоряжение своему брату, возглавлявшему арабский гарнизон: «Не разрешайте ни одному многобожнику входить в какие-либо из ворот Самарканда до того, как ему будет поставлена на руку глиняная печать, и если глина высохнет прежде, чем он выйдет из города, – убейте его, и если у него найдут железный нож – убейте его. И если после закрытия ворот на ночь вы обнаружите в городе кого-нибудь, – убейте его», Пришельцы разграбили захваченную ими страну, принудили ее жителей принять новую веру, преследовали культуру и обычаи покоренных ими народов. Не довольствуясь богатствами, захваченными при взятии городов, завоеватели взимали с местного населения многочисленные поборы, обязывая его снабжать своих новых господ рабами, рабынями, скотом и хлебом, ткацкими изделиями и разными другими товарами, а также обеспечивать всем необходимом арабские гарнизоны.

В покоренных областях арабская знать захватила лучшие земельные угодья, ирригационные сооружения, обложила города данью. Часть арабских воинов осела на поливных землях, отобранных у местного населения.

Были введены налоги по сасанидскому образцу: земельный (харадж), достигавший половины урожая, и подушная подать (джизья), первоначально распространявшаяся лишь на лиц, не принявших ислама. Кроме того, с крестьян и ремесленников взимались и другие поборы; они отбывали также натуральные повинности, принудительные работы по возведению зданий, мостов и крепостных стен, рытью каналов и т. п. Неплательщики налогов подвергались жестоким наказаниям, а земля у них отбиралась.

В некоторых городах – Мерве, Самарканде, Бухаре и др. – арабские гарнизоны и администрация занимали у местных жителей для своих нужд половину каждого дома. Хотя иногда, как, например, в Бухаре, такая конфискация производилась под предлогом необходимости постоянного наблюдения за тем, как местные жители выполняют предписания ислама, однако фактически это было еще одной формой ограбления местного населения, тем более что завоеватели, став хозяевами жилищ, часто заставляли прежних владельцев домов работать на себя.

Арабские халифы проводили политику внедрения ислама в завоеванных областях. В Средней Азии они тоже старались упрочить свое господство таким путем. К началу арабского проникновения в Среднюю Азию в ней не было единой религии. Наряду с широким распространением зороастризма здесь имелись последователи христианства, буддизма, манихейства, иудаизма. Арабы объявили все эти религии ложными; особенно решительно они боролись с зороастризмом, который был религией большинства населения Средней Азии, Для того чтобы свести на нет влияние других религий, наместники халифа всюду уничтожали религиозную литературу народов Средней Азии, особенно зороастрийскую. В результате не только религиозная, но и светская литература народов Мавераннахра, в том числе произведения согдийской письменности, почти совершенно исчезли.

Местные жители, принявшие ислам, пользовались вначале значительными льготами. Тем, кто исполнял предписания новой религии, даже платили деньги. С тех же, кто оказывался исповедовать ислам, ежегодно взималась подушная подать – джизья. Эти меры способствовали распространению ислама в Средней Азии, однако большинство принявших ислам еще долгое время продолжало тайно исповедовать свою прежнюю религию,

Борьба согдийцев, ферганцев и тюрок в 720—722 гг.

В исторической литературе порой встречаются упоминания об участии Китая в антиарабской борьбе. Это основано на недоразумении. На самом деле, как показывают письменные источники, танские императоры натравливали среднеазиатских правителей против арабов, выражали им благодарности и жаловали чины. Подстрекая к борьбе против арабов, обещая в будущем помощь и требуя за неисполнявшиеся обещания от этих правителей признания вассальных отношений к Китаю, китайское правительство палец о палец не ударило, чтобы реально помочь народам Средней Азии.

Как отмечает Л. Н. Гумилев, танское правительство не сняло ни одного полка с других границ и не бросило ни одною воинского подразделения на помощь ферганцам или согдийцам. Как пишет этот исследователь, «имперцы рассчитывали, что страх перед грабежами арабов и тибетцев толкнет к ним в объятия все население Средней Азии и им останется лишь внести туда организующее начало» (последнее выражение следовало бы взять в кавычки).

Не получив помощи от китайцев, согдийцы попытались возобновить коалицию с Ферганой и тюрками. В 720 г. в Согде вновь вспыхивает мощный очаг освободительной борьбы.

Предшествующие события протекали следующим образом.

Халиф Омар ибн Абд ал-Азиз (717—719 гг.) объявил о проведении финансовой, реформы, согласно которой с новообращенных мусульман, как и с мульсульман-арабов, не следовало взимать ни харадж, ни джизью. Он также запретил арабам в дальнейшем приобретать, т. е. попросту захватывать, земли, так как это уменьшало хараджные поступления в центральную казну. Однако наместники Хорасана уклонялись под разными предлогами от выполнения приказа халифа, В свою очередь среднеазиатская знать, многие представители которой заявили, что считают себя мусульманами, не желала вносить-налога и оставляла его себе. Между знатью и местными представителями халифатской администрации возник конфликт. На стороне среднеазиатской знати был и народ, который испытывал на себе ужасы террора и безмерного угнетения со стороны арабов. Усиленно распространялись слухи, что в 100 г. хиджры, т. е. в 718—719 гг., оканчивается могущество арабов.

Выступление Гурека против арабов, возможно, привело (именно в этот момент, а не раньше) к тому, что по наущению арабов царем Согда и правителем Самарканда объявил себя Деваштич.

Против арабов выступили многие ранее враждовавшие между собой и придерживавшиеся разной ориентации группировки согдийской знати. На помощь были позваны тюрки.

Согдийцы восстали в начале 720 г. Прибыла помощь от тюрок – их каган направил войско под руководством Курсуля. Союзники нанесли арабам крупное поражение. В Согде почти не оставалось районов и правителей, которые бы не восстали против захватчиков. Лишь в отдельных районах остались арабские гарнизоны, но и тем приходилось откупаться от восставших контрибуцией, выдавать заложников и т.д. Роли переменились. Зажатые, словно в мышеловке, захватчики трепетали перед морем народного гнева. Попытки наместника Хорасана подавить восстание успеха не имели. Тогда наместником Хорасана был назначен Саид ал-Хараши, который перед тем «прославился» жестоким подавлением народного восстания в Ираке. Новый наместник начал переговоры с восставшими. И сразу же часть знати изменила делу восстания. Среди этих изменников был и царь Согда Гурек, который не только перешел на сторону арабов, но и принял обязательство выступать вместе с ними против своих же подданных. Тем не менее значительная часть восставших решила не сдаваться арабам, а уйти в те области, которые были тогда за пределами арабской власти.

Такой областью являлась Фергана. Ее царь Алутар (к тому времени вернувший себе ферганский престол) обещал согдийцам убежище и покровительство. Основываясь на этой договоренности, в Фергану решила уйти большая группа согдийцев – выходцев из разных мест Согда. Их возглавлял Карзанч – человек большой отваги и мужества. Ему не нравилась идея укрыться в Фергане. Он предложил свой план, а именно: напасть на авангард арабского войска и разгромить его, либо уйти, за Сырдарью к тюркам. Однако согдийские купцы и дихканы не согласились с его предложениями и настояли на уходе в Фергану.

Когда колонна восставших направилась в сторону Ферганы, Алутар вероломно начал переговоры с арабами, обещая им выдать восставших. Согдийцам же он сообщил, что его обязательства по отношению к ним вступят в силу через 20 или 40 дней после того, как они укроются в одном ущелье в Исфаре. Пока шли эти переговоры, к Ходженту, где временно расположились согдийцы, подошли арабские отряды; ставленник арабов Алутар, разумеется, отказался помогать обманутым им людям.

Захват Ходжента (весна или лето 722 г.) дался арабам нелегко. Согдийцы стояли насмерть. Они вырыли у городских ворот ров, замаскировали его, а затем, притворно, обратившись в бегство, завлекли арабов, десятки которых попали в плен. Но когда подошли значительные арабские силы, были подтянуты стенобитные машины, положение осажденных стало критическим. Они приняли условия арабов вернуться в Согд, заплатить харадж, отпустить арабских пленных. Согдийцы были обезоружены. Обвинив одного из них в преступлении, арабы начали истреблять их всех. Но и в последние часы своей жизни согдийские воины вели себя, как герои: Табари с удивлением пишет, что безоружные согдийцы оказали сопротивление, они сражались дубинами . Все они были перебиты, в живых остались 400 купцов, откупившихся богатыми товарами. Пострадал и простой народ Ходжента: арабский предводитель приказал ходжентским земледельцам носить на шее свинцовые пломбы — печати; проявивших непокорность убивали.

Другой группой восставших руководил Деваштич. Возглавляемая им группа согдийцев двинулась от Пенджикента вверх по Зеравшану. По весьма вероятному предположению А. Ю. Якубовского, Деваштич намеревался вывести своих людей через Шахристанский перевал к Ходженту и также увести в Фергану. Но этому замыслу не суждено было осуществиться. В районе кишлака Кум находился замок Абгар (или Абаргар), который отождествляют (хотя это не бесспорно) с замком на горе Муг. Арабское войско включало отряды некоторых среднеазиатских владетелей. Попытка Деваштича остановить продвижение противника в открытом сражении не принесла ему успеха. Через некоторое время осажденные начали испытывать острую нужду в припасах. Деваштич вынужден был начать переговоры. Ста семьям осажденных, в том числе самому Деваштичу, была гарантирована жизнь. Но и здесь завоеватели проявили свое обычное вероломство: Деваштич вскоре бы зверски убит – его распяли, а отрубленную голову отправили правителю Ирака.

С небывалой жестокостью было подавлено это антиарабское движение. Многие местные правители и дихканы были убиты, их владения захвачены арабскими военачальниками, эксплуатация крестьян усилилась.

Некоторые правители среднеазиатских владений и после поражения антиарабского движения 720—722 гг. не сложили оружия. Среди них оказались даже те, кто в прежние времена склонял голову перед завоевателями. В частности, в 723 г. двинул свои войска против арабов ферганский царь Алутар. Вместе с тюрками и чачцами ферганское войско наносит сильное поражение захватчикам, преследуя их на всем протяжении пути от Ходжента до Самарканда. Затем вновь произошло восстание в Согде. Борьба то затихала, то разгоралась. Военные действия шли с переменным успехом.

Хутталян в борьбе с завоевателями

Серьезное сопротивление арабам оказало свободолюбивое и мужественное население Хутталяна. Хутталян в то время охватывал территорию кулябской группы районов и Вахшской долины, в политическом отношении ему подчинялись и другие районы Южного Таджикистана. Царь Хутталяна имел в своем распоряжении 50 тыс. войска.

Арабы решили начать серьезные военные Действия против Хутталяна лишь в 725 г. Арабский наместник Асад ибн Абдаллах, восстановив Балх, совершает поход на Хутталян. Арабов встретили объединенные силы царя Хутталяна и кагана тюрок. Арабское войско обратилось в бегство. Табари сообщает, что, когда Асад ибн Абдаллах после позорного провала военной операции в Хутталяне возвратился в Балх, жители Бал ха сложили о нем насмешливую песенку — первое сохранившееся произведение на таджикском языке:

Разгром был столь полным, что более чем десятилетие арабы н не пытались овладеть Хутталяном. Лишь в 737 г. Асад ибн Абдаллах вторгся в Хутталян. Вначале он сумел получить некоторый перевес/ Но о его вторжении через некоторое время узнал каган тюрок. С большим войском он двинулся на помощь хутталянцам. Асад ибн Абдаллах отступил. Он переправился через Пяндж в районе Соленой горы (сейчас ее называют Ходжа Мумин). При этом арабы потеряли весь обоз. Войска тюрок и хутталянцев преследовали арабов и на левом берегу реки. У анти-арабской коалиции была полная возможность полностью разгромить деморализованные беспорядочным отступлением силы арабов и захватить Балх. Но вместо того, чтобы нанести концентрированный и немедленный удар пj арабскому войску, союзники долго выжидали, захватывали второстепенные пункты, рассеивали свои отряды по всей стране. И когда произошло сражение при Харистане между отрядом союзников и отрядом Асада, арабам не только удалось уйти от поражения, но и разгромить кагана и хутталянцев. Во главе Хутталяна в качестве его правителя того времени называется Бадр-Тархан. Попав в окружение, Бадр-Тархан и его воины сражались против арабов, но в конце концов хутталянцы вынуждены были пойти на переговоры. Бадр-Тархану была обещана неприкосновенность, но это было обманом: как и в случае с Деваштичем, клятва была нарушена, и Бадр- Тархfн зверски убит. Лишь после этого арабы захватили Хутталян.

Один из потомков хутталянских правителей был вынужден переправиться в Фергану. Преследуемый арабами, он бежал оттуда в Уструшану/ Он и его спутники захватили с собой множество идолов и установили их в Уструшане.

Во главе Уструшаны, как указывалось, стоял афшин. Опираясь на поддержку мелких владетелей-дихканов и особенно на сочувствие и активную борьбу свободолюбивых земледельцев- общинников, уструшанские fфшины не допускали арабских захватчиков в свои земли вплоть до конца VIII в.

В 728 и в 736—737 гг. против арабских завоевателей поднялось население Тохаристана и Согда, поддержанное войсками тюркского кагана. Положение арабов, особенно в 737 г., было критическим.

Подробности этих восстаний таковы. При халифе Хишаме (724—743 гг.) большинство населения Согда внешне приняло ислам и не платило подушной подати (джизьи). Казна халифата в это время сильно оскудела, и с целью ее пополнения халиф отдал приказ, чтобы все принявшие ислам уплатили дополнительный налог. Возмущенное население обратилось в центр халифата с посланием, в котором указывалось, что введение дополнительного налога незаконно, так как противоречит обещанию об освобождении верующих от уплаты джизьи. Как и следовало ожидать, требование об отмене налога Хишамом было отвергнуто. Тогда согдийцы отреклись от ислама и вновь вернулись к своей древней вере. Они призвали на помощь тюрок и восстали против власти халифата. Восстание приняло широкие размеры, вся территория Мавераннахра, кроме Самарканда и Дабусии, перешла в руки восставших.

Сложность положения в Хорасане и Мавераннахре вынудила халифа в короткий срок сменить здесь нескольких наместников. Наконец, в 738 г. наместником Хорасана и Мавераннахра стал Наср ибн Сайяр. В течение длительного времени он занимался государственными делами в Хорасане. В 738—739 гг. новый наместник совершил три похода в Мавераннахр (в Самарканд, Чач и Фараб) для подавления восстаний местного населения. Наср ибн Сайяр постарался установить близкие отношения с местной знатью, с тем чтобы с ее помощью держать страну в повиновении. Он вступил в родственные связи с аристократами Мавераннахра, женившись на дочери бухар-худата.

Несмотря на все это, борьба народа против захватчиков продолжалась, Средняя Азия считалась одной из самых ненадежных окраин халифата.

Последствия включения Средней Азии в Арабский халифат

При оценке исторического значения арабского завоевания Средней Азии не следует впадать в крайности, которые можно встретить, часто в завуалированной форме, в некоторых исследованиях.

При анализе такого сложного явления, каким было арабское завоевание Средней Азии, необходимо прежде всего строго придерживаться классовых позиций, учитывать необыкновенно пестрый, разнообразный классовый и племенной состав феодального общества.

Нет сомнения в том, что сасанидская администрация и местная светская и духовная знать тяжко угнетали в Иране и Средней Азии крестьян и ремесленников; поэтому народ в массе первоначально отказывался поддерживать правительство в его борьбе против арабов. Лозунги арабских правителей о равноправии и освобождении ошибочно воспринимались иногда, народом как воскрешение традиций маздакитского движения. Все это способствовало победоносному шествию арабов по территории Ирана и Хорасана в первый период завоевания.

Вместе с тем арабское завоевание Средней Азии было прежде всего завоевательной войной в интересах арабской правящей верхушки, несшей завоеванному населению разорение и насилие, потерю земель и домов, перспективу двойного гнета.

Местные правители, покончив с зависимостью от сасанидского Ирана, особенно во второй половине VII в., попали под власть еще более жестокой арабской администрации. Завоеватели осуществляли политику грабежа и угнетения. Вследствие этого, особенно на последующем этапе завоевания, во многих пунктах население Средней Азии выступало против захватчиков и стойко оказывало им вооруженное сопротивление.

Необходимо также учитывать, что обстановка менялась в зависимости от места и времени. Первоначальные попытки «задобрить» арабов, откупиться от них данью сменялись вооруженным сопротивлением. Натиск арабов нарастал, менялась политика феодализировавшейся верхушки халифата, становившаяся по мере укрепления этого огромного и растущего государства все более жестокой по отношению к завоеванным народам, И тогда сравнительно мирно занятые арабами районы восставали и оказывали им стойкое сопротивление, рассчитывая зачастую на помощь восточных союзников, в частности тюрок. Такова была в общих чертах историческая обстановка в Средней Азии VII—VIII вв.

Очень сложными и противоречивыми были этногенетические, языковые и культурные процессы на территориях, вошедших в состав халифата. На Ближнем Востоке и в Северной Африке значительные этнические массивы «арабизируются». Но и в тех областях, где население сохраняло родной язык, произошла исламизация, а вместе с тем распространился арабский язык, который считался священным: лишь тот, кто его знал, мог читать Коран и богословскую литературу. Так же как латинский язык в средневековой Западной Европе, арабский язык на территории халифата становится почти универсальным научным языком (лишь позже вновь развивается научная литература на местных языках). Культура народов халифата или, как ее иногда не вполне точно называют, мусульманская культура (и уж совсем неверно — арабская культура), – результат синтеза творческих достижений многих народов, в том числе среднеазиатских. Наличие единого религиозного мировоззрения (ислам) и общий (во всяком случае на начальных этапах) язык, тесное и непрерывное общение обусловили многие специфические черты этой культуры. Однако подчеркнем еще раз: каждый из входивших в халифат народов имел значительное культурное своеобразие, самобытность, определявшуюся его собственными культурными традициями и социально-экономическими факторами, которые, особенно с конца IX—Ҳ вв., приводят к постепенной культурной дезинтеграции.

Культура народов халифата IX — XII вв. была несравненно выше синхронной европейской. Величайшей исторической заслугой народов, входивших в состав халифата, является «ретрансляция» для всего человечества многих античных традиций, особенно в области естественных наук и философии, творчески переработанных учеными халифата. Их труды и деятельность способствовали знакомству европейцев с достижениями народов Востока. Труды таких среднеазиатских ученых, как Фараби, Бируни, Ибн Сина и многих других, внесли колоссальный вклад в культуру и науку не только халифата, но и всего человечества. Медицинские сочинения и математические трактаты, астрономические таблицы и арабские переводы с различных языков проникали на Запад и столетиями являлись наиболее авторитетными руководствами. Значительна роль Востока и в развитии западноевропейских литератур; существует даже предположение, что рифма перешла в романскую поэзию из арабской.

Итак, с точки зрения исторической перспективы, включение Средней Азии в халифат способствовало в конечном счете ускорению развития феодализма, консолидации среднеазиатских народностей, ослаблению раздробленности и созданию централизованного государства, на базе и по типу которого в дальнейшем сложились местные среднеазиатские и иранские государства; кроме того, нанеся сперва значительный ущерб местной экономике и культуре, оно способствовало в дальнейшем широчайшему развитию контактов между различными народами, на основе которых и произошел величественный культурный синтез в Средней Азии и на Ближнем Востоке IX—XI вв.

Завоевание арабами Мавераннахра в VIII в.

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Борьба согдийцев, тохаристанцев и других народов Средней Азии против завоевателей

Арабская знать решилась осуществить захват Мавераннахра лишь после того, как при халифе Абд ал-Малике ибн Марване (685-705 гг.) был положен конец междоусобной борьбе за власть внутри халифата и подавлены восстания в уже завоеванных странах. Примерно около 705 г. наместник Хорасана Кутейба ибн Муслим начал военные действия, приведшие к захвату Мавераннахра.

Используя раздробленность страны и внутренние распри местных аристократов-дихканов, Кутейба сумел постепенно укрепить позиции халифата в Средней Азии. Он покорил в 705 г. отдельные районы области Балха. Кроме самого Балха, ему подчинились Чаганиан (правитель которого Тиш в это время примкнул к арабам и натравливал их на соседние владения), Шуман и др. В 706 г. он с большими силами вступил в Мавераннахр. Как пишет Табари, Кутейба, переправившись через Амударью, двинулся на Пайкенд, причем в составе его войска были дихкан Балха, чаган- худат – изменники, ради своих корыстных целей оказывавшие поддержку завоевателям.

Пайкенд считался в то время одним из самых цветущих городов Мавераннахра. Его называли «городом купцов», а также «меднобронным городом», так как он имел сильно укрепленную цитадель. Здесь армия Кутейбы впервые встретила упорное сопротивление жителей. В обороне города участвовали не только пайкендцы, но и другие согдийцы, к которым пайкендцы обратились за помощью. Вначале на их стороне был перевес, и арабы попали в тяжелое положение. Арабское войско длительное время было окружено согдийцами, коммуникационные линии Кутейбы были перерезаны. Во всех мечетях Ирака и Ирана возносились молитвы. Но Кутейбу спасли не молитвы, а отсутствие единства среди местных правителей. Постепенно некоторые из них отвели свои отряды. Ряды защитников Пайкенда поредели. Этим воспользовался Кутейба: он овладел городом, разграбил его и направился на Бухару. Осада Пайкенда продолжалась, по некоторым сведениям, 50 дней, по другим – 10 месяцев.

Не успел Кутейба отойти и пяти фарсахов, т. е. около 30 км, от Пайкенда, как жители этого города восстали и перебили арабский гарнизон. Захватив Пайкенд вторично, Кутейба разрушил его до основания, перебил всех мужчин, а женщин и детей обратил в рабство. Захватчики овладели здесь такой богатой добычей, какой до этого им не удавалось захватить нигде. Быть может, наиболее важной частью этой добычи было огромное количество оружия и боевых доспехов – целый арсенал. Качество этих изделий было исключительно высоким, ибо с тех пор в арабской поэзии в качестве эпитета для несравненного мастерства употреблялось обозначение «согдийский», По некоторым сведениям, до захвата Пайкенда в армии Кутейбы имелось лишь 350 комплектов^ боевых доспехов. Поэтому он настоял, чтобы захваченное в Пайкенде боевое снаряжение не попало в разделяемую часть добычи, а вооружил им своих воинов, чем значительно увеличил боевую силу арабского войска. Трагедия Пайкенда показала жителям Мавераннахра, с каким опасным и жестоким врагом они имеют дело. Отдельные владетели Согда, призвав на помощь тюрков, собрали в окрестностях Рамитана (вблизи Бухары) объединенные силы для отпора арабам. Произошло ожесточенное сражение. Арабские войска были окружены.

Тогда Кутейба через тайно подосланных людей натравил царя Согда на тюрок, а тюрок – на царя Согда и таким образом внес раскол в их ряды. Тем временем к Кутейбе подошли высланные ему новые отряды, с помощью которых он вырвался из окружения. Однако огромные потерн, понесенные арабскими войсками, заставили Кутейбу временно отказаться от планов завоевания Мавераннахра и вернуться в Мерв.

В 708 г. Кутейба с новыми силами двинулся в Мавераннахр. Несмотря на упорное сопротивление населения Согда, ему удалось достичь владений Бухары и захватить Рамитан. Однако сражение за Бухару не принесло успеха. Понеся большие потери, Кутейба осенью снова был вынужден вернуться в Хорасан. Узнав об этой неудаче, правитель Ирака Хаджжадж, которому Кутейба как наместник Хорасана был подчинен, приказал Кутейбе во что бы то ни стало разбить бухар-худата.

В 709 г. Кутейба с очень большими силами снова перешел Амударью и достиг окрестностей Бухары. Жители Бухары, как и прежде, призвали на помощь согдийцев и тюрок. Разгорелась кровопролитная битва.

Кутейба объявил, что всякий, кто принесет голову одного врага, получит 100 дирхемов. В ставке арабов была воздвигнута большая пирамида из голов воинов Мавераннахра, но это не помогло сломить сопротивление защитников Бухары. Они наносили сильные удары по арабским войскам. Кутейба, опасаясь поражения, вновь прибегнул к обычной для него тактике вероломства и обмана. Он, как рассказывает Наршахи, подослал к царю Согда Тархуну своего агента, который сказал ему, что арабы через некоторое время уйдут и тогда-де тюрки нападут на Тархуна, потому что Согд так богат и прекрасен, что они захотят его захватить. Обманутый и напуганный этими лживыми речами, согдийский царь спросил совета, что ему делать. Совет ему был дан, причем чрезвычайно коварный: заключить мир с Кутейбой, сообщив тюркам, что к арабам двигаются большие подкрепления, тюрки тогда также уйдут.

Тархун последовал этому совету. Антиарабская коалиция распалась, и арабские войска сумели занять Бухару.

Кутейба, чтобы упрочить свое положение, заключил договор с согдийским ихшидом Тархуном, взял заложников из числа приближенных царя и установил сумму дани.

Воспользовавшись благоприятной ситуацией во время неудач арабов в Бухарском оазисе, правители некоторых тохаристанских владений, в том числе правитель Шумана, объявили об отказе признавать власть Кутейбы.

В 710 г., собрав новые силы, Кутейба выступил в поход на Шуман. Жители Шумана отвергли ультиматум арабов. Смело и мужественно они сражались против превосходящих сил врага. В одном из ожесточенных сражений правитель Шумана был убит. Кутейба, разграбив город, двинулся к Несефу (вблизи совр. Карши) и Кешу (ныне Шахрисабз) и овладел ими.

Оборона Самарканда

Самаркандский правитель согдийский царь Тархун заключил мирный договор с арабами. Он при этом обязался выплачивать дань, В следующем году Кутейба отправил своего брата Абд ар-Рахмана в Самарканд за получением дани. Тархун вынужден был ее уплатить, что вызвало недовольство самаркандской знати (и, несомненно, рядовых согдийцев), Тархун был низложен приближенными и в отчаяни лишил себя жизни.

Новым согдийским царем в 710 г. стал Гурек, который, в оценке знатока событий эпохи арабского завоевания Г.А. Р. Гибба, «был государственным деятелем и патриотом».

События в это время развертывались следующим образом. В Хорезме началось народное движение, во главе которого стоял брат хорезмшаха по имени Хурзада. Кутейба под предлогом помощи хорезмшаху вмешался в хорезмийские дела и двинулся с войсками в Хорезм. В 710-712 гг. хорезмшах заключил с Кутейбой договор о мире и дал ему в награду за совершенную им кровавую расправу с повстанцами 10 тыс. голов скота. Это означало признание хорезмшахом власти арабов.

С целью дезориентации согдийцев Кутейба распустил слух, что он из Хорезма с награбленной добычей направляется в Мерв, а на самом деле вместе с войсками хорезмшаха и бухар-худата направился к Самарканду.

Для складывавшейся в то время ситуации характерно не только отсутствие единого фронта борьбы против арабов, но, что еще хуже, предательство правителей Бухары и Хорезма. Хорезмийские и бухарские отряды активно сражались против Самарканда на стороне арабов, в то время как самаркандцам пришлось обороняться в одиночку. К тому же и внутри самаркандского Согда отсутствовало единодушие. После смерти Тархуна в Согде осталась сильная группировка знати, настроенная проарабски. Одним из ее представителей был, возможно, пенджикентский князь Деваштич. После самоубийства Тархуна он покровительствовал его малолетним сыновьям и принял титул «согдийский царь, самаркандский государь» (этот титул известен по согдийским документам с горы Муг).

И. Ю. Крачковский предполагал, что «возможно, конечно, что дело шло глубже, и в арабских или арабофильских кругах было предположение выставить сыновей Тархуна как продолжателей «законной» династии согдийских царей в противовес Гуреку». С неменьшей долей вероятности это предположение можно распространить и на Деваштича, хотя вполне возможно, что принятие им титула «согдийский царь, самаркандский государь» произошло значительно позже, в 719 г. Расчетливо и коварно Кутейба объявил, что он явился, чтобы отомстить за смерть Тархуна. Этим заявлением он активизировал сторонников свергнутого согдийского царя, дал возможность сплотиться им с откровенно арабофильскими элементами. Важную роль в лагере сторонников арабов играл Деваштич. Все это чрезвычайно осложняло положение Гурека и руководимых им защитников Самарканда.

Детальный анализ письменных источников о ходе завоевания Самарканда принадлежит В. В. Бартольду.

Основной источник – Табари – содержит три версии и сводный рассказ, написанный по нескольким источникам. В процессе упорного сражения, в котором арабам был нанесен большой урон, защитники, города проявили чудеса героизма. Как сообщал в одном из своих писем царь Гурек, «много наших воинов погибло и было ранено, пехота и конница даши (арабов. – Б. Г.) были крайне многочисленны, и мы не могли им сопротивляться. Я отступил под защиту крепостных стен, чтобы там обороняться».

Согдийцы обратились за помощью к царю Чача, к тюркскому кагану и ихшиду Ферганы, написав им, что «если арабы овладеют Согдом, то затем наступит и их очередь». Было решено помочь Согду, отправив отряд конных воинов из «сыновей царей и храбрейших из молодых царских воинов». Начальником был поставлен сын кагана. Дело в том, что тюркские войска были в это время на границах Согда и могли оказать помощь в антиарабской борьбе. Именно поэтому во главе отряда был поставлен младший сын тюркского кагана Инэль-каган, который являлся главнокомандующим тюркскими войсками на западе. Однако благодаря хорошо поставленной разведке Кутейба заранее узнал о продвижении этого отряда и выслал навстречу ему отборное войско под начальством своего брата. Арабы устроили засаду, в которую попали ничего не подозревавшие союзники согдийцев. Спешивший на помощь Гуреку отряд был в этом бою разгромлен. Арабы узнали, что разгромленный отряд состоял из знатных воинов. Отрубив головы убитых, они написали их имена на ушах, подвесили головы на своипояса и так вернулись в лагерь. Участник событий, араб, рассказывал: «И не было ни одного из нас, у которого на поясе не висело бы головы именитого противника… и взяли мы прекраснейшее оружие, дорогие ткани, золотые пояса, великолепных коней, и Кутейба все это подарил нам. И были согдийцы сломлены этим, Кутейба наставил на них катапульты и начал стрельбу, он все время сражался с ними. Бывшие на его стороне бухарцы и хорезмийцы, жестоко сражавшиеся [против согдийцев. – Б. Г.], были для них примером». Тогда-то Гурек бросил гневные слова, приведшие в ярость Кутейбу и его соратников: «Ты сражаешься со мной руками моих братьев и людей моего дома, а ты поставь против меня арабов!». Это, а также еще несколько сражений, в которых перевес был на стороне арабов (Якуби говорит о нескольких «упорных сражениях»), и заставило согдийцев укрыться за стенами Самарканда (в последней крупной битве у Самарканда победа вначале склонялась на сторону согдийцев, но затем арабам удалось одержать верх).

Началась осада. Сам Гурек так описывал ее ход: «Тогда арабы осадили город. Они установили против стен 300 стенобитных машин, в трех местах они вырыли большие траншеи. Они хотели уничтожить наш город и наше царство».

Стенобитные машины день и ночь долбили стены Самарканда. Арабам удалось пробить брешь, согдийцы сумели ее заделать. Стреляя из луков, делая вылазки, согдийцы наносили большой урон осаждающим. В течение месяца защитники города мужественно оборонялись. Но, в конце концов, город пал. Гурек вынужден был подписать договор, крайне тяжелый для Самарканда, где обязался выплатить 2 млн. дирхемов единовременно, передать 3 тыс. взрослых рабов, отдать сокровища идолов из храмов огня, а также ежегодно вносить 200 тыс. дирхемов. Кроме того, согласно предварительному условию, самаркандцы должны были построить в своем городе мечеть для мусульман, а также не держат в Самарканде согдийское войско. За это Кутейба утвердил Гурека в качестве государя «над Самаркандом, и над его землями, и пределами, и над Кешем, и Нахшебом, и над городами, и крепостями», причем Гурек становился его вассалом. Опасаясь восстания согдийцев, Кутейба оставил в городе свой отряд.

Но свободолюбивый дух самаркандцев отнюдь не был сломлен. Уже осенью 712 г., как сообщает Якуби, «люди Самарканда восстали против него (арабского наместника, – Б. Г.) и на него напал хакан, царь тюрков». Лишь приход (весной 713 г.) Кутейбы с основными арабскими войсками спас арабский гарнизон от неминуемого разгрома. Интересные данные об этих событиях имеются и в древнетюркских источниках. Судя по ним, в тюркскую ставку прибыло согдийское посольство во главе с Суком. В ответ, как сообщает большая надпись в честь Кюль-тегина, «чтобы устроить народ согдийцев», тюрки прошли «вплоть до Железных ворот» (теперешнее Байсун-тау). К тому же, как правильно отметил Г. Гибб, завоевание Самарканда не привело автоматически к подчинению Согда и согдийцев – значительная часть их не признавала арабской власти и оставалась свободной. И тем не менее восстание самаркандцев было жестоко подавлено.

Несмотря на то, что после 10 лет беспрерывных кровопролитных войн Мавераннахр был подчинен верховной власти халифата, народы Мавераннахра не считали себя окончательно покоренными. Каждый год осенью Кутейба в страхе перед жителями этой свободолюбивой страны переправлял свои войска за Амударью и размещал их в Мерве и других городах Хорасана, а весной, собрав войска, вновь нападал на Мавераннахр, причем каждый раз он отправлялся в поход на Мавераннахр со свежими силами, так как потери во время этих походов были очень велики.

Коалиция Согда, Чача, Ферганы и тюрок

В 712-713 гг. против арабов выступает коалиция Тюркского каганата и трех крупных, тогда еще не подчиненных арабами государств: Согда, Чача и Ферганы.

Внутренняя борьба среди согдийской знати привела к тому, что Деваштич, учитывая капитуляцию Гурека и признания его арабами в качестве царя Согда, счел для себя выгодным включиться в антиарабскую борьбу. Он посылает в Чач и соседние области своего посла по имени Фатуфарн. В замке на горе Муг сохранилось донесение этого посла, отправленное из Чача. Этот замечательный документ живо и непосредственно рисует сложную и драматическую обстановку того времени. Фатуфарн пишет, обращаясь к Деваштичу и называя его «господином»: «И, господин, я прибыл сюда к чачскому государю. И, господин, я письма вручил, и то, что следовало устно передать, я полностью, ничего не упуская, изложил и тудуну (правитель Чача. – Б, Г.) и «помощнику». И, господин, письмо кагану и письмо ферганскому царю я через ферганского тутука (титул. – Б. Г.) ферганскому царю переслал. И, господин, я потому дальше не могу пойти, ибо, господин, кагана, по слухам, совсем нельзя увидеть. И, господин, от тудуна и от «помощника» я получил письмо и ответы…, а Уструшанская область вся сдана. И, господин, я один-одинешенек, без спутников, и, господин, не осмеливаюсь я идти. И, господин, потому я вернулся снова в Чач. И, господин, из-за этого тебя я страшно боюсь. И, господин, тудун в соответствии с перемирием с арабами отступил. И, господин, в соответствии с перемирием Жамраваз и перс-полководец пошли вниз – по слухам [для того], чтобы получить выкуп и чтобы отвести войско от арабов… И, господин, тудун [ранее] с Тарбандом заключил соглашение [«помирился»], и, господин, все земли он [так] получил. И, господин, по слухам, «помощник» очень опечален «перемирием» и также он боится тебя из-за того, что он не прибыл к тебе». В заключительной части сообщается о том, каким путем донесение пересылается Деваштичу – через Канд (современный Канибадам) и вероятно дальше через Исфару – в Матчу и далее по долине Зеравшана в резиденцию Деваштича.

Имя тудуна – правителя Чача – известно и по другим письменным источникам – это Мохэду-тутунь (Багатур-тудун). В. А. Лившиц предполагает, что наряду с тудуном, резиденцией которого был Тарбанд (совр. Отрар), существовал и местный правитель – «государь Чача» с резиденцией в Чаче – Бинкете. Эту точку зрения не разделяет С. Г. Кляшторный, который не без основания настаивает на идентичности «тудуна и «государя Чача». Каган – это тюркский Инэль-каган.

Участником этой коалиции был и ферганский царь. К трем участникам коалиции, разумеется, нужно прибавить самого Деваштича, и, хотя Согд, особенно его горные районы и Самарканд, не были еде полностью покорены, Кутейба ибн Муслим решил нанести удар по наиболее могущественным участникам антиарабской коалиции – ферганцам, чачцам и тюркам. Собрав большое войско, он. выступает двумя колоннами. Одна, состоявшая в значительной мере из «союзников» – отрядов, сформированных из жителей Кеша, Несефа и Хорезма, была направлена им в Чач, вторая двинулась в направлении Ходжента и Ферганы. Сведения о действиях северной колонны отрывочны. Она захватила Чач и сожгла большую часть его поселений. Южная колонна, возглавляемая самим Кутейбой, после нескольких сражений овладела Ходжентом и достигла Касана, Здесь обе колонны соединились. Из сообщений ибн Хаукаля и Истахри, в которых, к сожалению, содержится немало анахронизмов, явствует, что Кутейба проводил действия и в Уструшане, причем не только в равнинной ее части, но и в предгорной.

Имеются сообщения о назначении Кутейбой арабского наместника в Фергану, устройстве арабских колоний в Чаче и Фергане, но есть основания сомневаться в достоверности этой информации. Кутейба одержал победу, но сопротивление ферганцев и чачцев отнюдь не было сломлено. Именно в этом историческом контексте становится понятной информация, содержащаяся в донесении Фатуфарна, который был послан, как представляется, в разгар боевых действий 713 г.

В следующем, 714 г. Кутейба еще раз обрушивается на Чач. Он превращает его в свою ставку и совершает поход в сторону Исфиджаба (совр. Сайрам, неподалеку от Чимкента). Кутейбу интересовало не столько торговое значение этого центра, сколько его стратегическая роль: захватив Исфиджаб Кутейба надеялся перерезать основные пути, по которым двигались тюркские отряды на помощь своим среднеазиатским союзникам.

В начале 715 г. Кутейба вновь наносит удар по Фергане. Ферганскому царю пришлось бежать.

В это время халифом становится Сулейман – враг Кутейбы; последний начинает мятеж, завершившийся его поражением и смертью (715 г.).

Закончив завоевания в Средней Азии, арабы сделали центром наместничества, включавшего Хорасан и Мавераннахр, Мерв – подальше от «беспокойных» Бухары и Самарканда.

Что содействовало успеху халифата в завоевании Средней Азии? Основной причиной этих успехов была политическая раздробленность страны, весьма умело использованная арабами в своих интересах. С первых же дней вступления в Мавераннахр они приняли все меры к тому, чтобы отдельные области Средней Азии не объединились, И это им удалось. Кутейба оказывал помощь сначала одному из враждовавших царьков и разбивал его соперника, а затем подчинял себе и первого. Нередко бывало, что отдельные царьки Мавераннахра воевали друг с другом в интересах халифата. При захвате Согда Кутейба использовал в дополнение к арабским войскам военные силы Хорезма, Бухары и Несефа, а позже он привлекал к участию в военных действиях на своей стороне и силы Согда.

Другой причиной успеха войск халифата было то, что им временами удавалось, используя противоречия между тюркскими кочевниками и жителями земледельческих оазисов Средней Азии, разъединять их и натравливать друг на друга.

Наконец, халифат обладал большим военным превосходством. Захватив много стран, он стремился использовать местное население и материальные ресурсы покоренных областей для проведения дальнейших операций.

Народные массы Средней Азии оказывали арабским захватчикам ожесточенное сопротивление, но были неоднократно предаваемы своими царьками, что, например, имело место в Хорезме и в Согде. Многие из местных царьков, поверив посулам арабов, предпочитали покориться завоевателям, но не возглавлять борьбу народных масс за независимость.

Начальный этап завоевания арабами Мавераннахра в VII в.

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Политическая раздробленность Мавераннахра в середине VII в.

С начала вторжения в Иран арабы ставили своей целью также покорение областей Средней Азии за Амударьей – так называемого Мавераннахра (араб. .«по ту сторону реки»). В «Истории Бухары» Наршахи (Х в.) и в сочинении арабского географа Якута (XIII в.) приводится сказание арабов о том, будто сам основоположник ислама Мухаммад заявил, что покорение Мавераннахра является священной и почетной обязанностью последователей его веры.
Мавераннахр переживал в этот период то состояние политической раздробленности, которое возникло уже в IV-V вв. и усилилось к концу владычества эфталитов и Тюркского каганата.
Эту раздробленность характеризует огромное количество самостоятельных и полусамостоятельных владений, расположенных к моменту арабского вторжения на Территории нынешнего Таджикистана.
В Фергане находились северное и южное ферганские княжества, в районе Ура-Тюбе – Уструшана со столицей Бунджикет (около нынешнего Шахристана. Верховья р. 3еравшан вместе со склонами и долинами Туркестанского й Зеравшанского хребтов входили в состав Буттама. На севере этой области были владения Матча (Масча) и Паргар (совр. Матча и Фальгар). Западнее находилось владение и г. Панч – современный Пенджикент.
В районе Гиссарской долины – Чаганиан – вся долина р. Сурхан (Чаганруд) и западная оконечность Гиссарской долины с главным городом Чаганиан (около Денау); Ахарун и Шуман – восточнее Чаганиана; Вашгирд – между Кафирниганом и Вахшем а среднем его течении со столицей Вашгирд (Файзабад); Кумед – верховья Кафирнигана (р. Рамит) и Вахша.
В районе Курган-Тюбе – область Вахш в равнине Кабодиён в нижнем течении реки Кафирниган с главным городом Кабадиан.
В районе Куляба – Хутталян – между Пянджем и Вахшской долиной со стороны Хульбук и городом Мунк (Бальджуан). В состав Хутталяна в разное время входили и другие княжества, например, Вашгирд, Кабодиён и др.
В районе Гарма – Рашт со столицей Рашт (Гарм). Дарваз – со столицей Карран. В Горно-Бадахшанской области – Вахан, Шугнан и Рушан, тесно связанные с Бадахшаном.
Правитель каждой области считал себя совершенно самостоятельным и имел свой особый титул. Отсутствие единства среди правителей Мавераннахра затруднило объединение народов Средней Азии для отпора арабам.

Выход арабских отрядов на границы Средней Азии. Первые набеги на Мавераннахр

Согласно арабским преданиям, мусульманские отряды, преследуя после битвы при Нехавенде (642 г.) разгромленное сасанидское войско, якобы вошли в контакт с турками Тохаристана еще до смерти халифа Омара, т. е, до 644 г. Однако в действительности завоевания в Средней Азии начались десятилетием позже. В 651 г. преследуемый по пятам арабскими отрядами последний сасанидский царь Йездигерд III подошел к Мерву. Здесь он вынужден был скрываться и был убит (по одной из версий – мельником, в доме которого пытался укрыться) при подстрекательстве собственного вассала – наместника Мерва. В том же году Мервом овладели арабы.
Уже через три года арабы начали совершать первые набеги на Мавераннахр; упоминается, в частности, набег 654 г. на Маймург в Согде. В 667 г, был совершен первый набег на Чаганиан и нанесен сильный удар по эфталитам. Арабы явно готовились к военным действиям в больших масштабах. Одним из подготовительных военно-политических мероприятий было переселение из Басры и Куфы в Хорасан 50 тыс. семей арабов. Они были размещены в пяти пунктах в виде гарнизонов.
Можно согласиться с Гиббом, полагающим, что это мероприятие преследовало две цели: усилить безопасность уже завоеванных областей и накопить силы для дальнейших завоеваний.
Наршахи сообщает, что арабские завоеватели неоднократно переправлялись тогда через Амударью и совершали набеги на Мавераннахр. Бухарская царица каждый раз уплачивала им дань или преподносила какие-либо дары, чтобы заключить мир и тем самым спасти свое государство от нашествия.
В конце 673 – начале 674 г. арабский наместник Хорасана Убейдаллах ибн Зияд, напав на Мавераннахр, захватил и разорил Рамитан й окрестности Бухары, но, встретив сильный отпор со стороны объединенных войск тюрок и бухарцев, заключил мир. Получив от бухарской царицы выкуп и уведя в рабство 2 тыс. местных жителей – искусных стрелков из лука (из них он сформировал отряд своей личной гвардии), Убейдаллах ибн Зияд временно оставил пределы Мавераннахра.
В 676 г. новый наместник Хорасана Саид ибн Осман перешел с большим войском через Амударью и достиг Бухары. Бухарская царица, как обычно, уплатила выкуп, исчислявшийся в данном случае в 300 тыс, дирхемов, и выделила группу знатной бухарской молодежи в качестве заложников. Саид двинулся к Самарканду. Согдийцы мужественно сопротивлялись. Война продолжалась более месяца. В конце концов Санд был вынужден заключить мир и отступил, взяв пленных и небольшую добычу. На обратном пути он захватил Термез.
Наршахи и Белазури рассказывают о мужественном поступке согдийских заложников, обращенные Саидом в рабство. «Они (заложники. – Б. Г.).,. сказали: «Есть ли еще какое-нибудь унижение, которому этот человек (Саид. – Б. Г.) не подвергал нас? Он взял нас в рабство и дает нам тяжкую работу. Если мы погибнем в унижении, то по крайней мере погибнем с пользой». Они вошли во дворец Саида, закрыли двери и убили Саида, а сами покончили жизнь самоубийством».
Любопытный эпизод, характеризующий отношение населения горных областей Мавераннахра к арабским завоевателям, передает Табари. К арабскому наместнику, стоявшему лагерем у Кеша, прибыл племянник хутталянского малика. Он изменил своему народу и предложил арабам идти походом на Хутталян. Наместник согласился и послал своего сына Язида ибн ал-Мухаллаба.
«У границы Хутталяна,- пишет Табари,- остановился он отдельным лагерем, а племянник мелика – мелик тогдашний был по имени Сабал – остановился своим лагерем. И совершил Сабал ночное нападение на лагерь племянника. Его воины подняли арабский клич. Племянник мелика подумал, что арабы его предали, а арабы, когда он оставил их лагерь, опасались, что он их предаст. И захватил Сабал своего племянника, привез его в свою крепость и убил. После казни племянника мелика мать его послала сказать матери Сабала: «Как надеешься ты на сохранение жизни Сабала после того, что он убил своего племянника! Ведь у убитого осталось семь братьев, и всем им нанесена кровная обида. Ты же – мать единственного сына». И послала мать Сабала в ответ: «У львиц детенышей мало, много их у свиней».
После набега Саида арабские войска в продолжение пяти лет не нападали на Мавераннахр. Третье нашествие на Мавераннахр арабы совершили при наместнике Хорасана Салме ибн Зияде в период правления халифа Язида ибн Муавия в 680-683 гг. По Белазури, арабские отряды дошли до Ходжента, но были там разгромлены. Однако самаркандцы и бухарцы потерпели поражение от арабов и вынуждены были откупиться от захватчиков.
В 689 г. сын одного мятежного хорасанского наместника Муса ибн Абдаллах овладел Термезом и полтора десятилетия сохранял власть над этой сильной крепостью. Он не признавал ничьей власти, нападал на соседние владения и грабил их. Лишь в 704 г. войском центрального арабского правительства при активной поддержке согдийских и тюркских войск удалось ликвидировать этот мятеж. Прав А. Джалилов, который пишет: «… Эта победа над Мусой имела двойственное значение. С одной стороны, то, что местные владетели вместе с войсками Арабского халифата ликвидировали власть Мусы,- являлось положительным. Но, с другой,- этим они помогли арабской центральной власти избавиться от мятежника, в какой-то мере служившего помехой для проникновения в Среднюю Азию».
Все военные действия арабов в Мавераннахре до назначения на должность наместника Хорасана Кутейбы ибн Муслима (705 г) носили, таким образом, разрозненный характер и служили лишь целям обогащения тех или иных арабских предводителей за счет ограбления захватываемых областей. Разорив и опустошив занятую в результате стремительного набега область, арабские войска возвращались в Мерв.

Социально-экономический строй Средней Азии V-VIII вв.

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
Письменные источники содержат не так много реальных сведений о социально-экономическом строе раннесредневековой Средней Азии, чтобы можно было подробно рассмотреть, причем в динамике социально-экономический строй Средней Азии V-VIII вв. Еще недавно историки были вынуждены ограничиваться извлечением скудных известий, буквально крох, из более поздних арабско-персидских источников. Даже в соответствующей весьма обстоятельной и глубокой главе II тома «Истории таджикского народа» (М., 1964) в части письменных источников имеется лишь изложение арабско-персидской традиции. Не останавливаясь на ней подробно, сосредоточим свое внимание на том, что дают синхронные эпохе согдийские документы с горы Муг и другие согдоязычные, а также отчасти хорезмийские документы.
В одном из мугских документов, рассказывающем о событиях в Куче, все общество – народ представляется состоящим из трех слоев: знать, купцы и «работники», т. е. крестьяне и ремесленники. Кроме того, имелись рабы нескольких категорий. И, Гершевич и В. А, Лившиц на основании анализа терминологии мугских документов предполагают наличие в Согде VII – начала VIII в. нескольких категорий рабов и зависимых людей. Здесь и просто рабы, и рабы-заложники, и рабы-военнопленные, и, наконец, «отдавшийся под покровительство». При этом домовладыка мог продать в рабство члена своей семьи. В хорезмийских надписях на оссуариях из Ток-калы отмечен термин хунаник (раб). В арабских источниках периода завоевания Средней Азии содержатся прямые указания, что в Согде в начале VIII в. имелись большие массы рабов.
И все же не рабы, а разные категории городских и сельских работников составляли основную производительную силу. Крестьяне, посылаемые для выполнения своих работ, называются в документах «люди». Кроме того, существует наименование «работающий по принуждению». Существовала и категория, куда включались работники, выполняющие свои обязанности за плату. Среди земледельцев различались кищтичкары и кишаварзы, что, по И. Гершевичу, означает «земледельцы» (соответственно farmer и plughman). Крестьяне-земледельцы носили название кадиверы. Большую роль играла сельская (агнатическая?) община, которая в документах обозначается п’Р (этим термином также обозначались «народ» и «страна»).
В состав господствующего класса (азаты – «свободные», «благородные», «знать») входили дихканы. В раннем (отчасти в развитом) средневековье дихкан – это крупный землевладелец, владеющий целой областью (например, Бухарой или Чачем), районом или крупной местностью. В источниках они называются соответственно «великими дихканами» и просто дихканами. Такого рода дихканы обладали большой властью прежде всего потому, что в их распоряжении имелись большие военные дружины, члены которых назывались чакиры (шакиры). Сюань-цзан говорит о Самарканде: «Их армия могущественна; она в большей части состоит из чжэ-гэ (чакиров). Природа людей чжэ-гэ свирепа и отважна. Они рассматривают^ смерть, как возвращение домой. Когда они атакуют, никакой враг не может противостоять им». Другой источник, описывая Ань (Бухару), сообщает о чжэ-гэ как о «смелых и мужественных людях».
Довольно много упоминаний о чакирах в арабско-персидских источниках. Суммируя все эти данные, можно прийти к заключению, что правители и дихканы имели большие дружины, члены которых рекрутировались из свободных и носили названия чакир. Чакиры были профессиональными воинами, и именно они составляли ядро войска. Число чакиров у крупных правителей превышало несколько тысяч.
И из мугскнх документов, и из сообщений арабских источников вытекает наличие сложной иерархии в составе господствующего класса и отношений вассалитета. Высшую ступень в этой иерархии занимает ихшид, Уже в «старых согдийских письмах» (начало IV в.) упоминается ихшид селения Тамархуша (в долине Исфары, известно и в IX-X вв.). В мугских документах термин «ихшид» передается идеограммой «царь». Арабо-персоязычные средневековые авторы не без основания раскрывали значение этого термина как «царь царей»; реальное его значение в раннесредневековой Средней Азии соответствовало «верховному правителю».
Наршахи донес до нас сведения о том, что дихканы одевались в особую одежду и носили золотой пояс (это полностью подтверждают иконографические материалы не только из Согда, но и из Тохаристана). Он же пишет о том, что бухарская царица, правившая (точнее, бывшая регентшей) в период, предшествующий арабскому нашествию, обычно ежедневно выезжала из цитадели Бухары и, воссев на трон, занималась государственными делами: отдавала распоряжения, в том числе о наградах и наказаниях. Каждый день двести молодых дихканов являлись к ней для оказания почестей; они стояли в два ряда, а с заходом солнца возвращались обратно в свои селения. На следующий день на смену им к царице являлись другие дихканы, Это оказание почестей рассматривалось как служба, причем каждой группе приходилось являться на нее четыре раза в год.
Благодаря мугским документам мы имеем некоторое представление об административной системе Согда.

В состав центральной администрации крупных среднеазиатских владений входили тудун – один из высших чинов, возможно начальник гражданской администрации, а также тархан. Одним из высших чинов был еще «ближний», «помощник». Важную роль играл дапирпат («главный писец», «начальник канцелярии»). Управляющий дворцовым хозяйством – фрамандар, ведал поступлениями и расходованием сельскохозяйственных и ремесленных продуктов и военного снаряжения; отдавал распоряжение о выдаче тех или иных предметов, составлял реестры и ведомости. В служебной иерархии он занимал очень высокое положение, подчиненные (а у него были специальные уполномоченные) величали его почти как правителя, обращаясь к нему как к «господину, государю, великому оплоту, фрамандару». Специальные функции выполнял «главный виночерпий», «главный лекарь», «начальник конюшни», «начальник парка». Существовала должность палача (документ А-5). Какие-то полицейские функции выполнял чиновник, обозначенный в документе В-4 термином. Имелись сборщики налогов. Большое значение имело управление войском. В мугских документах упоминается «военачальник».
Наряду с центральной, существовала и местная администрация. Она состояла из правителей селений и прилегающей округи (они именуются «государями»), из «сельского старосты», «арспана» и «главы».
Основная роль всей этой разветвленной административной системы состояла в выколачивании из трудового люда налогов, податей, повинностей. «Аппарат принуждения» раннесредневекового Согда работал как хорошо отрегулированный часовой механизм. Все посту олени я и перемещения материальных ценностей самым тщательным образом регистрировались, составлялись ведомости, реестры, расписки, все документы переписывались (часто в двух экземплярах), подписывались, к ним прилагались печати.
Существовали учреждения, осуществлявшие функции управления. Источники сообщают: «При определении наказания берут уложение, хранимое в храме, и решают дело». В «брачном контракте», найденном на горе Муг, зафиксировано, что брачный договор был совершен в «месте законоположений», называется имя его «главы», возможно религиозного.
Нищете угнетенных классов противостояло богатство и роскошь аристократии. Классическим примером является рассказ Наршахи о бухар-худате, вернувшемся на родину после восстания Абруя: в руках этого бухар-худата были сосредоточены несметные богатства. Можно привести и другой пример: некий согдиец Махйан арендовал у Деваштича «3 мельницы со всеми каналами, строения и жернова». Арендатор должен был вносить в качестве арендной платы за год 460 кафчей, т. е. свыше 3,5 т муки.
Археологические материалы (они отчасти приводились в предшествующих разделах) ясно свидетельствуют о наличии глубокой социальной н имущественной дифференциации. Внутри городов мы видим прекрасно отделанные просторные жилища знати, парадные дворцы правителей и рядом лачуги рядовых горожан.
Быт знати с его безграничной роскошью ярко отражен в памятниках искусства. Беззаботно пирующие аристократы, оставляющие мягкую лежанку или тахт лишь для того, чтобы схватиться в рыцарском поединке с такими же противниками, – и как фон этого безрадостные фигуры приниженных слуг.
Исследования Беркуткалинского оазиса в Хорезме, проведенные С. П. Толстовым и его сотрудниками Е. Е. Неразик и Б. В. Андриановым, дали чрезвычайно важный материал для характеристики сельской жизни той эпохи. Благодаря специфическим условиям, памятники Беркуткалинского оазиса прекрасно сохранились до наших дней, причем не отдельные памятники, а вся система поселений и ирригационных сооружений. Оазис вытянут узкой полосой (длина – около 40 км, ширина – около 4-5 км) вдоль большого магистрального канала.
На расстоянии 200-300 м друг от друга расположились укрепленные усадьбы – основной тип сельских поселений раннесредневекового Беркуткалинского оазиса. В усадьбах имелись большие дома-массивы, иногда концентрировавшиеся вокруг дворика. Кроме того, имелись сильно укрепленные замки. Все поселения объединялись в 8-13 групп, причем внутри каждой имелся главенствующий над этой группой замок. Усадьбы довольно резко отличались по величине, лишь 1/3 их были крупными, остальные – значительно более мелкими. Об имущественной (и социальной) дифференциации сельских общин косвенно свидетельствует и различие в площади возделывавшихся земель, которое в отдельных случаях удалось установить. Очень характерно также, что ряд замков был построен именно в это время. У подножья крупнейшего замка – Беркут-калы – возник даже небольшой городок, один из центров ремесленного производства оазиса. Процесс концентрации усадеб в группы протекал наиболее интенсивно в центральной части оазиса. В VIII вв. возникли замки, вокруг и вблизи них усадьбы, а старые центры пришли в упадок.
С. П. Толстов высказал идею, что топография Беркуткалинского оазиса отражает становление феодальных отношений. Эта идея была подтверждена и конкретизирована в процессе дальнейших археологических работ Е. Е. Неразик. По-видимому, на территории оазиса располагались несколько крупных сельских общин, включавших 7-8 тыс. человек. В усадьбах проживали агнатические группы разного размера – большие семьи, владевшие общим имуществом и выступавшие в качестве единого коллектива как в производственной, так и в общественной жизни, и обособленные малые семьи, вероятно игравшие менее существенную роль.
Судя по отдельным наблюдениям, такая же картина имела место и в других районах Средней Азии. Замки – резиденции дихканов – строго закономерно строились в головах оросительных систем, тем самым владельцы этих замков получали возможность распоряжаться водой, что в среднеазиатских условиях было равносильно праву распоряжаться жизнью и смертью сельского населения.
В нашей исторической литературе 40-50-х годов господствовало мнение, выдвинутое С. П. Толстовым, что в раннем средневековье городская жизнь приходит в упадок. Эта точка зрения сейчас пришла в полное противоречие с фактами. Даже приведенный в этой книге выборочный материал свидетельствует о значительном развитии городов и городской жизни. Города являются центрами ремесла и торговли (в Пенджикенте это очень наглядно прослежено при раскопках), высокоразвитой культуры. Для сельского ландшафта становятся характерными замки, которые иногда располагаются вплотную к городам. В этих замках, как и в шахристанах и цитаделях городов, обитали аристократы, та знать, о которой сообщают и письменные источники. Структура города и обилие замков, характер искусства и традиции «рыцарской жизни», наличие дружин у крупных аристократов, политическая раздробленность и признаки вассалитета – все это может свидетельствовать о глубочайших переменах в социально-экономической жизни. На смену рабовладельческой формации приходит другая – феодальная. В V- VIII вв. ее институты выступают еще в начальной, во многом незрелой форме, о многих из них мы можем лишь догадываться по косвенным данным, но все это не меняет основной сущности явления – оседлые области Средней Азии в V-VIII вв. вступают на путь феодального развития,
В тех исторических условиях возникновение феодального общества явилось важным прогрессивным явлением. Возникновение феодализма в Средней Азии (как и в других странах) стало возможно лишь на основе значительного развития производительных сил, которые уже не соответствовали рамкам рабовладельческой формации. Возникшая феодальная формация в Средней Азия характеризовалась многими существенными изменениями в жизни общества. Хотя деревня продолжает занимать доминирующее положение, уже на ранних этапах среднеазиатского феодализма развиваются феодальные города – важные очагн исторического прогресса. Все это развитие протекало в обстановке бурной классовой борьбы, восстаний угнетенных (вспомним, например, движение Абруя). Ф. Энгельс писал о государстве: «Главной целью этой организации всегда было обеспечивать при помощи вооруженной силы экономическое угнетение трудящегося большинства особо привилегированным меньшинством». Эта замечательная характеристика полностью относится и к раннесредневековой Средней Азии.

Фергана VI-VIII вв.

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
Фергана VI-VIII вв. именовалась в зарубежных источниках Фейхань, Бохань, Паханна. Исходя из этих транскрипций и согдийского обозначения Ферганы, древнее звучание реконструируется как Фар[а]гана или Фрагана.
Согласно Сюань-цзану, Фергана со всех сторон окружена горами. Это показывает, что в VII в. под Ферганой понималась Ферганская долина. Почвы Ферганы, пишет далее путешественник, богаты и плодородны, земля производит много плодов, в изобилии цветы и фрукты. Знамениты ферганские кони и рогатый скот. Хой Чао добавляет, что в Фергане есть верблюды, мулы, овцы. Возделывают хлопчатник. Жители едят много хлебных блюд. Одежду шьют из шкур (т. е. кожи или меха. – Б. Г.) и хлопчатобумажных тканей.
Царская династия Ферганы в целом не прерывалась на протяжении нескольких столетий. Впрочем, около 630 г. Фергана была около десятилетия лишена верховного правителя. Как сообщает источник, наиболее сильные правители стали очень могущественными и не подчинялись друг другу. Около 720 г. В: Фергане был весьма сильный царь, который в арабских источниках называется Алутар. Ферганские правители носили местный титул «ихшид» или «ихшад». Несколько позже, в 726 г., в Фергане было уже два царя: царь владений к югу от реки подчинялся арабам, владения же к северу от реки находились под властью царя, зависевшего от тюрок. В 739 г. и позже Ферганой управлял тюрок Арслан Тархан. Столицей Ферганы в то время, по одним источникам, был город Касан, по другим – Ахсикет.
Судя по описаниям событий эпохи арабского завоевания, Фергана являлась могущественным владением, игравшим важную роль в политической жизни Средней Азии. Это обусловливалось ее военным потенциалом, который покоился на серьезном экономическом базисе. Выше уже отмечалось развитие сельского хозяйства – как земледелия, так и скотоводства. Очень больших успехов достигло и ферганское ремесло. Существенно также, что велась многообразная внешняя торговля, в соседние страны вывозились кони, лекарства, краски, изделия из цветного, отливающего индиго, стекла и др.
Развалины Касана состоят из двух расположенных на берегу Касансая частей – города и замка. Город имеет форму трапеции со сторонами 160, 180 и 80 м. Его стены имеют ломаный контур и по углам укреплены башнями. На юго-западе города – укрепленная цитадель. Оборону усиливала дополнительная стена, отстоящая от основной на 15 м и прикрывающая вход в крепость. На некотором расстоянии от городища расположен замок, занимающий возвышенную позицию (эта ситуация в общем напоминает Кала-и Кахкана 1 и II в Шахристане). Замок представляет мощную ограду на скалистой площадке 90×70 м. Стена была укреплена шестью башнями. От площадки замка вниз, к городищу отходили две стены, возможно ограждавшие путь; они соединяли две части этого комплекса. Общий периметр всех развалин достигает 2 км. Небольшие раскопочные работы на Касане были проведены А. Н. Бернштамом в 1948 г. Выяснилось, что поселение возникло здесь еще в кушанское время. На этом поселении, как на платформе, возник раннесредневековый Касаи с его многочисленными постройками и мощной фортификационной системой.
Другим городским центром раннесредневековой Ферганы являлась Кува, на которой проводятся раскопки узбекскими археологами.
Центром Исфаринского района – резиденцией правителя – являлся замок Кала-и Боло («Высокая крепость»). Он расположен в 4 км южнее районного центра Исфара, на берегу р. Ис- фары. Высота замка 11 -12 м, его размеры 16×65 м. При раскопках замка, проведенных Е. А. Давидович, выяснилось, что в VII вв. при сооружении высокой платформы в нее были замурованы стены более ранней постройки. В VI-VIII вв. крепость имела высокую платформу с наклонными фасами и вертикальные крепостные стены с бойницами. Обычные в замково-крепостной архитектуре выступающие башни отсутствовали, вместо этого внешний контур был уступчатым, что создавало возможность для ведения флангового огня. Жилая часть верхней площадки комплекса состояла из открытого дворика в северной части и жилых и хозяйственных построек в южной. В строительстве использовалась однородная пахса н прямоугольный сырцовый кирпич 52х26х10 м; кладки стен комбинируют эти материалы, а также полученные при разборке строений более ранней постройки. Стены были оштукатурены, внутри окрашены в черный цвет, снаружи разделаны под рустовую кладку. Прямоугольные помещения перекрывались коробовыми сводами, выложенными наклонными отрезками.
Помимо равнинного замка Кала-и Боло в Исфаринском районе были и горные замки, «платформой» которым служили мощные останцы горных пород. Такова, например, Кала-и Кафыр на левом берегу р. Исфары. Здесь скальный останец круто, на 50-60 м, возвышается над берегом, нависая над рекой. Взобраться на него с этой стороны совершенно невозможно. Очень труден доступ и с других сторон. На верхней площадке останца (80×60 м) – остатки кладок находившейся здесь когда-то крепости. Ее стены, снабженные тремя башнями, имели неправильную конфигурацию, словно лентой обегая причудливые изгибы скалы. Эта трехбашенная крепость была совершенно неприступной твердыней. Такого рода крепости имелись близ кишлака Сурх, Ворух и т. д. Они образовывали фортификационный скелет Исфарннской долины, прочно закрывая в нее доступ врагам. Вместе с тем именно эти крепости являлись опорными пунктами для феодальных владык, создавали возможность командовать оросительной системой. Горные замки и равнинные укрепленные поселения имелись в то время и в Аштском районе. В Южной Фергане, в долине р. Ходжа-Бакырган (Ляйлякский район Киргизии) располагалась богатая феодальная усадьба. В результате раскопок Г. А. Брыкиной удалось вскрыть большой комплекс помещений, среди которых есть хозяйственные (например кладовая с 16 хумами для хранения продовольствия) и жилые. В домашней часовне, украшенной настенной росписью, возвышались постаменты. На одном из них находились скульптурные алебастровые идолы – изображения людей, выполненные в специфической манере. Здесь же найдены три курильницы. Г. А. Брыкина выдвинула весьма убедительную, на наш взгляд, гипотезу, что здесь совершалось поклонение семейно-родовым предкам.
Наряду с оседлым населением, в Ферганской долине было значительное полукочевое и кочевое население. С этим населением, в частности, и связаны погребальные памятники, расположенные в Кураминском хребте, в той части, что носит название Карамазарские горы (север Ленинабадской области). Здесь от поселка Курук-сай до Ашта и Пангаза имеется множество могильников, состоящих из наземных каменных сооружений, которые местное население называет курумы (что означает «скопление камней») или мугхона («дома мугов»), При археологическом исследовании выявлено, что эти сооружения действительно имеют внутри камеру, в которую порой ведет вход. Однако эта камера не является жилой; в ней лежат один или несколько скелетов и погребальный инвентарь – посуда, оружие, украшения и т. д. В одном сооружении был также захоронен конь. Сделаны находки стремян – центральноазиатского изобретения, проникшего в Среднюю Азию в V-VI вв.
Некоторые из погребений, в том числе в мугхона, могут быть’; связаны с тюрками – не случайно на происходящем из мугхона- бронзовом перстне имеется надпись, состоящая из четырех знаков древнетюркской рунической письменности – имени владельца. Находок памятников среднетюркской рунической письменности в Фергане сейчас уже немало. Число их увеличивается. Имеются они и в таджикистанской части Ферганы, а именно в Карамазарских горах и в Исфаринской долине. Памятники рунической письменности, тюркские погребения вместе с сообщениями письменных источников свидетельствуют о большой роли тюрок не только в политической, но и в этнической; истории Ферганы эпохи раннего средневековья. Не в меньшей, а, по-видимому, в большей степени это относится к соседней области Чача и тем более к Семиречью. На истории этих областей, как и Хорезма и Южного Туркменистана, на имеющихся там интереснейших памятниках мы, к сожалению, не имеем возможности останавливаться.

Уструшана VI-VIII вв.

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
В китайских источниках эта область носит название Цао (Восточное Цао) или Су-дуй-ша-на (Suo-tuai-sa-na). Сведения источников об этой области предельно скупы. «Тан-шу» сообщает, что владетель пребывает на северной стороне гор Боси (Или Поси, по-видимому, Туркестанский хребет.- Б. Г.). Это место в древности принадлежало городу Эрши, т. е. Фергане. Расстояние до Ши (Ташкента) и Кана (Самарканда) считалось одинаковым, а расстояние до Тухоло (Тохаристана) было больше. Есть город Ие-ча, в этом городе крепко запертая пещера, в которой ежегодно дважды приносят жертву. Люди подходят близко к пещере и становятся лицом к ней, вырывающейся иЗ нее дым умерщвляет ближайшего. В период 618-626 гг. 6 Су-дуй-ша-не был молодой правитель. Вместе с Каном (Самаркандом) он отправил посольство в‘Китай. По мнений Э. Шаванна, к этой области принадлежал город Су-ду.
Сюань-цзан называет эту область Суту Лисёна, сообщает, что ее окружность – 1400 или 1500 ли (в 1,5 раза больше, чем у области Чача, и несколько меньше, чем у Самарканда,- Б. Г.) На востоке ее границей является река (приводится китайской название Сырдарьи; здесь у Сюань-цзана ошибка – Сырдарья является границей Уструшаны на севере,- Б. Г.). Продукты и обычаи народа подобны тем, что в области Чача. С тех пор как в Сутулисене есть царь, она находится под властью тюрок. К северо-западу от этой области – большая песчаная пустыня, где нет ни воды, ни травы.
Таким образом, территория этой области в VI-VIII вв. рисуется довольно четко. Ядром ее являлась Уратюбинско-Шахристанская котловина. На юге она включала верховья Зеравшана, доходя, по-видимому, до северного склона Гиссарского хребта. На севере границей служила Сырдарья, на востоке (предположительно) – ходжентские владения, на северо-западе – самаркандские (в широком смысле) владения. Что касается названия области, то китайская транскрипция дает очень приблизительное представление о ее подлинном названии. Разнобой в написании названия наблюдается у средневековых арабско-персидских географов, что дало повод для неправильных заключений – некоторые современные авторы утверждали, что «более правильное» написание «Усрушана». При этом не учитывалась ни вышеотмеченная китайская традиция, где в названии присутствует звук «т», ни современная таджикская традиция Истравшан (или Устараушан), где также есть «т». Мугские документы окончательно доказали, что в раннем средневековье область называлась Уструшана, но позже «т» выпало. Уструшанские правители носили титул «афшин».
На территории Уструшаны проводятся большие археологические раскопки. Резиденция уструшанских афшинов располагалась неподалеку от современного поселка Шахристан. Здесь, на западном берегу р. Шахристан-сай, на высокой террасе, располагается городище Кала-и Кахкаха с четко сохранившимися стенами. Площадь городища – около 5 га. Оно двухчастное: на западе на 8-10 м над площадью городища возвышается холм цитадели. На территории шахристана раскопано здание караульно-казарменного типа. На цитадели проводится вскрытие дворца. Центром его являлся большой парадный зал (18Х Х12 м) с царской тронной лоджией. Имеется и второй-«малый зал» – храм, а также другие помещения (жилые покои, хозяйственные помещения, арсенал). Здание было украшено настенной живописью, его деревянные колонны и потолки были резными. На стене центрального коридора имелась шестиметровая композиция, включавшая волчицу с двумя младенцами, припавшими к ее соскам.
По мнению Н. Н. Негматова, этот сюжет проник в Среднюю Азию в V-VII вв., причем он отмечает, что «в Средней Азии существовала определенная религиозная почва для усвоения мифологических традиций западного христианства». Действительно, у различных народов Средней (и шире – Центральной) Азии встречаются легенды, аналогичные знаменитому этрусско-римскому преданию. Факт появления этой сцены следует рассматривать в неразрывной связи с чрезвычайно древним распространением на Востоке мифа о царском отпрыске (отпрысках), вскормленном волчицей.
Богато украшен живописью «малый зал». Здесь и группа всадников в боевых одеждах, скачущих с пиками – знаменами в руках на конях различных мастей, и трехголовое и четырехрукое божество, и трехглазый демон, и фрагменты животных. Живопись располагалась на стенах в несколько ярусов.
Богат и разнообразен набор деревянной скульптуры и рельефов. Обнаружено несколько круглых скульптур людей и птиц, различные композиции. Особенно интересен уникальный крупный резной деревянный тимпан, где имеются фигуры разного размера. Все они выполнены с исключительным мастерством. Этот тимпан, как и вообще памятники искусства Шахристана, представляет значительный интерес в плане изучения художественной культуры, мифологии и быта раннесредневековой Средней Азии.
Неподалеку от вышеописанного городища располагается другой холм – Кала-и Кахкаха II. Его планировка совершенно иная. Квадратная плоская площадка (210х230 м) обведена стенами. В одном из углов находится небольшой холм. Оказалось, что он скрывает развалины трехъярусного помещения замкового типа. Здесь имелись парадные залы ц жилые комнаты. Перекрытия были сводчатые (кирпичные) и плоские (деревянные), покоящиеся на колоннах. Здание было укрепленным замком дворцового типа. Оно было украшено резным деревом и настенными росписями.
Поразительна сохранность другого шахристанского памятника – Чильхуджры, расположенного близ слияния речек Кулькутан и Шахристан-сай, Эта двухэтажная постройка также замкового типа. Здание имеет длительную и сложную историю, много раз коренным образом перестраивалось. Тем не менее здания первого и частично второго этажа столь хорошо сохранились, что и сейчас дают полное представление об облике былой архитектуры Очень интересным является расположенный неподалеку от Чильхуджры замок Урта-Курган и др.
Мы уже упоминали о живописи и резном дереве из уструшанских сооружений. Они чрезвычайно интересны и как памятники художественной культуры, и как источник для суждения об идеологии уструшанцев, в том числе религиозной. Судя по имеющимся данным, в частности связанным с процессом афшина Хайдара (IX в.), которому инкриминировалось тайное исповедование религии его предков, в Уструшане господствовала среднеазиатская форма зороастризма, едва ли сколько-нибудь значительно отличающаяся от согдийской. Так, есть данные, что был распространен оссуарный погребальный обряд.
Язык уструшанцев являлся одним из диалектов согдийского. На Чильхуджре найдены документы, написанные тушью на деревянных дощечках. Один из них, сохранившийся полностью, прочитан В. А. Лившицем. Эта расписка такого же типа, что и согдийские. Содержание такого: «Попросил я, Чийус, на 31 день [начиная] от дня ват[22-й день согдийского месяца] месяца ваганич [8-й месяц согдийского года] ослов. Фарнарч пригнал мне их из [селения] Атрепазмак, [причем] среди них – ни одного плохого». На обороте: «Написал Гушнаспич по приказу Фарнарча». Характер письменности очень близок документам с горы Муг. Характерно также, что в Уструшане, как и в Согде, были профессиональные писцы, имя одного из них мы теперь знаем. С другой стороны, имена эти носят зороастрийский характер.
Получены данные о развитии ремесла, сельского хозяйства и т. д. Все эти материалы свидетельствуют о высокой и достаточно своеобразной культуре раннесредневековой Уструшаны, в своих основных проявлениях вместе с тем очень близкой, а порой идентичной культуре Согда.

Религия Согда в VI-VII вв.

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
Сведения о религии населения Согда содержатся в различных источниках: согдийских, китайских, арабских, таджикско-персидских. Однако эти сведения трудно сопоставимы, и поэтому до сих пор в литературе нет развернутого изложения религиозной системы согдийцев. Обратимся к источникам.
В Согде «обожают» духа Дэси, которому поклоняются во всех владениях от западного (т. е. Каспийского.- Б. Г.) моря на восток. Он представлен в образе золотого истукана в 15 футов в объеме, с соразмерной вышиной. Ежедневно в жертву ему закалывают пять верблюдов, десять лошадей и сто баранов. Число жертвующих иногда простирается до 1000 человек…». В биографии Сюань-цзана указывается, что и Самарканде «царь и народ не верят в Будду, но поклоняются огню». Сообщается также о поклонении «злому земному духу» почитании «небесного божества». По Хой Чао, в Согде в первой половине VIII в. «во всеобщем почитании был дух неба». Во дворце согдийского правителя был «храм предков».
В труде великого среднеазиатского ученого XI в. Бируни «Памятники минувших поколений» есть специальный раздел «Речь о праздниках в месяцах согдийцев». В 28-й день первого месяца – «праздник у магов Бухары», называемый Рамуш-Агам, когда люди собираются в храме огня в деревне Рамуш. Эти агамы – самые почитаемые праздники, [их справляют] в каждой деревне, [причем] собираются у всякого раиса, едят и пьют. Это происходит у них по очереди. Это – празднество Нового года, связанное с представлениями об умирающей и воскресающей природе. В один из месяцев у согдийцев был пост; они воздерживались от кушаний и напитков, от всего, чего коснулся огонь, разрешалось есть лишь фрукты и овощи. В первый день другого месяца согдийцы собирались в храме огня и ели какое-то ритуальное блюдо, приготовленное из просяной муки, масла и сахара. Наконец, существовал обычай, когда раз в году «жители Согда плачут по своим древним покойникам. Они оплакивают их, царапают свои лица и ставят для умерших кушанья и напитки». Аналогичный обычай существовал и у хорезмийцев и персов, Из рассказа об этих народах вырисовываются дополнительные детали, в частности то, что пищу ставили в наусы.
Итак, из текста Бируни следует, что был распространен культ мертвых. Об этом же мы узнаем из рассказа Наршахи о Сиявуше. В Бухаре на рассвете первого дня Нового года каждый житель приносил в жертву Сиявушу петуха. Исследователи сопоставили с рассказом Наршахи сообщение Вэй-цзе о Самарканде. Суть его состоит в том, что жители верили в то, что божественный отрок умер в седьмом месяце и что кости его потеряны. Когда приходит этот месяц, верующие одевают черные одежды и идут босиком, ударяя себя в грудь и плача. Они расходятся по полям, ищут тело божественного отрока. Обряд заканчивается на седьмой день. Однако образ Сиявуша был связан не только с культом мертвых,- в нем сохранялся более древний пласт верований, связанных с умирающим и воскресающим богом растительности.
Выше уже говорилось о пенджикентских наусах. Наусы были также обнаружены на Кафыр-кале под Самаркандом. В самом Самарканде также найдено множество оссуариев. Замечательная коллекция оссуариев с высокохудожественными рельефами происходит из селения Бия-Найман (вблизи Катта-Кургана).
Впервые оссуарий был найден в 1871 г. при хозяйственных работах в Ташкенте, Во время раскопок Н. И. Веселовского на Афрасиабе в 1886 г. был найден еще один фрагментированный оссуарий, который этот ученый считал «глиняным гробом до- мусульманского периода». В 1900 г. этот же ученый ввел в науку утвердившийся термин «оссуарий» (от латинского ossuarium – «костехранилище»). Исследованием оссуариев и оссуарного погребального обряда в дореволюционное время занимались такие ученые, как Н. И. Веселовский, В, В. Бартольд, К- А, Иностранцев и др.; в советское время – А. Я. Борисов, Ю. А. Рапопорт, Б. Я. Ставиский и др.
В свете исследований этих ученых о согдийском оссуарном обряде можно сказать следующее. В «Авесте» и поздних зороастрийских сочинениях говорится, что труп зороастрийца выносится в место, которое называется дахма, где «всегда находятся поедающие трупы собаки и птицы» (об этом, в частности, говорится в «Видевдате»). Как известно, этот обычай до сих пор почти в неизменном виде существует в Индии у парсов, переселившихся в средние века из Ирана и сохраняющих зороастрийскую религию. Затем полагалось собрать кости и унести их в специальное сооружение, где они должны храниться,- это сооружение называется астодан. В арабских источниках, описывающих арабское завоевание, такие сооружения, встречавшиеся арабам в Средней Азии, обозначаются словом «наус».
Очень существенно (и на это уже указали дореволюционные исследователи), что мы располагаем прямым свидетельством письменных источников о наличии такого обряда в Согде. Китайский посол Вэй-цзе, побывавший в Согде в начале VII в., пишет: «Вне главного города живет отдельно более двухсот семейств, специально занимающихся погребением; они построили в уединенном месте особое сооружение, где воспитывают собак; когда кто-нибудь умирает, они берут тело и помещают в этом сооружении, где его и поедают собаки; затем они собирают кости и хоронят их в погребальной процессии, но не кладут в гроб». Из сообщений Табари и Наршахи следует, что мясо от костей трупа иногда очищали люди. По мнению К. А. Иностранцева, последнее не было обычным способом погребения, а применялось в особых случаях. Однако в пенджикентских наусах кости не несли следов повреждений, части позвоночных столбов в момент погребения сохраняли связки – все это было бы невозможно, если бы трупы отдавались на съедение собакам. В пенджикентских наусах обычное число погребенных в среднем – 10 покойников в одном склепе. В наусы, помимо оссуариев с костями, помещались также керамические сосуды, медные монеты, личные украшения.

Скульптурное изображение на крышке оссуария

Выше приводились сведения об обрядах оплакивания у согдийцев. В документе В-8 с горы Муг (договор о продаже земельного участка) говорится, что покупатели и их потомки на купленном участке могут положить труп и устроить оплакивание. Оплакивание нашло отражение и в описаниях похоронного обряда в «Шах-наме». Эти обряды также запечатлены в памятниках согдийского изобразительного искусства. Они противоречат предписаниям зороастрийских религиозных сочинений, содержащих прямое запрещение оплакивания покойника. Однако древние народные верования были сильнее, чем эти запреты, как в Средней Азии, так и, по-видимому, в Иране. Позже упорную и длительную борьбу с этими обрядами вел ислам – и везде, в Месопотамии, Иране и Средней Азии, вынужден был отступить. В той или иной форме эти обряды сохранялись до недавнего прошлого. Оплакивание покойника и даже ритуальные погребальные танцы дожили у таджиков почти до наших дней.
В источниках упоминаются «храмы огня» и «храмы идолов». Этот материал полностью собран и подробно проанализирован А. М. Беленицким. Помимо вышеупоминавшихся свидетельств, можно указать, что в «Шах-наме» есть упоминания о «храмах огня» в Бухаре и Пайкенде. Пехлевийское географическое сочинение IX в, «Шахристанхай-и Иран» сообщает об установлении в Самарканде «чудотворного огня» сыном Сиявуша, о помещении туда на хранение золотых (или позолоченных) пластинок с текстом «Авесты», о разрушениях Сакандара (Александра Македонского), после чего Тур Фрасиак (Афрасиаб) «сделал местопребывание богов капищами дэвов». В Кушании, по сообщению китайских источников, имелся храм, на стенах которого были нарисованы древние цари различных соседних народов. Местный правитель ежедневно совершал в этом храме поклонение. Наршахи упоминает о «домах огня» в Рамитане и Бухаре, причем не в легендарном, а историческом контексте. В Самарканде, в момент завоевания арабами, были «дома идолов и огня», то же самое сообщается о селении Тававис (Табари, Белазури). Источники сообщают немало конкретных деталей об этих идолах – деревянных (украшенных золотыми накладками), серебряных и золотых. Когда были сожжены идолы из главного самаркандского «дома огня» (бутхана), в пепле оказалось около 50 тыс. мискалей золота. Один из переплавленных самаркандских идолов дал 24 тыс. золотников серебра. Наршахи рассказывает о Пайкенде, что там в храме идолов арабы нашли серебряный идол весом в 4 тыс. драхм, но есть известие, что он был золотым и весил 50 тыс. мискалей. Переживания этого культа имели место в Бухаре и Самарканде даже после победы ислама. Храмы были очень богатыми, в них было много золотой и серебряной утвари, драгоценных камней, например, жемчужин величиной с куриное яйцо.
Детально изучив все эти сообщения, А. М. Беленицкий пришел к заключению, что «храмы идолов» существовали отдельно от «храмов огня». На наш взгляд, А. М, Беленицкий не доказал полностью этот тезис, хотя предложенное им решение представляется весьма вероятным. Другой основной тезис А. М. Беленицкого состоит в том, что в Средней Азии жрецы культа огня, которых он считает зороастрийскими, боролись против культа идолов, как враждебного зороастризму, причем перевес был на стороне последнего. Этот тезис кажется нам весьма сомнительным. А. М. Беленицкий исходит в своих определениях из норм «канонического» зороастризма, известного по сасанидскому Ирану. Но среднеазиатские верования не были тождественны иранским. Необходимо поэтому отнестись к решению этого вопроса с большой осторожностью. Уже В. В. Бартольд полагал, что верования и обряды среднеазиатских зороастрийцев существенно отличались от обрядов правоверных последователей Зороастра». Как писал А. Ю. Якубовский, «в основе как персидского зороастризма, так и религии согдийцев, бактрийцев и хорезмийцев лежалй какие-то общие представления и культы. Ими и были дуалистические представления о борьбе мира доброй и злой воли, с одной стороны, и культ огня – с другой. В Персии зороастризм вырос в государственную религию со строго выработанной догматикой и сложной организацией жречества, имевшего огромное влияние на дела государства, и прежде всего по вопросам идеологии. В Средней Азии судьба зороастризма оказалась другой: он не выработал строгой догматики, не стал государственной религией, так как единого государства там не было, да и жречества как мощной организации не сложилось. Зороастризм проникся местными языческими культами, которые, по-видимому, прекрасно уживались с культом огня». Для согдийской религии рассматриваемого времени даже предложен специальный термин «маздеизм». Крупнейший иранист современности В. Б. Хеннинг считал возможным говорить о «воздействии учения Зороастра на природное язычество Согдианы».

Хотя уже В. В. Бартольд задавался вопросом об особенностях местной домусульманской религии, до сих пор сколько-нибудь обстоятельного решения не предложено, очень многое остается неясным или допускает полярно противоположные толкования. Например, два компетентных исследователя, А. М. Беленицкий и А. Ю. Якубовский, полностью расходятся в определении взаимоотношений местных культов и зороастризма. В работах историков культуры и археологов в недостаточной степени используется лингвистический материал; лингвисты слабо привлекают археологические и иконографические материалы, исследование которых, в свою очередь, имеет специфические, еще во многом непреодоленные сложности.
Много ценного дали последние работы лингвистов. В мугском брачном контракте содержится клятва именем божества Бага и Митры. Бага – бог, еще в «Ригведе» встречается вместе с Митрой как божество нижнего ранга. Но в мугском контракте оно, как предположил В, Б. Хеннинг, выступает не только как равноправный двойник Митры, но даже занимает более высокое положение. Что же касается Митры, то, как и Бага, в этом контексте он. выступает в качестве божества, олицетворяющего договор. Это заключение было – и весьма основательно – оспорено издателем контракта В. А. Лившицем. Анализ контекстов всех мугских документов (и других согдийских текстов) привел этого исследователя к выводу, что под этим имег нем выступает верховное божество, т.е. Ахура-Мазда, раскрытое имя которого («Бог Ахура-Мазда») согдийцы предпочитали не произносить и не писать (в письменной форме оно встречается очень редко).
Среди высших божеств согдийского пантеона следует упомянуть Зарвана – именно его имя эквивалентно высшему индийскому божеству (Брахме) в переводных согдийско-буддийских текстах, где он встречается с эпитетом «великий», «царь богов». Были известны Бэрэтрагна (Вашэгн), Нанайя, Хварэнах (Фарн), Тиштрийа (Тиш – звезда Сириус) и др. Этому сонму добрых божеств противостоят Лхра Манью – Ахриман, который имел специфически согдийское звуковое оформление – Шимиу со своими дивами. У согдийцев мы находим многие понятия и представления, запечатленные ранее в «Авесте».
Храм носит название вагн. Средневековые авторы X- XIII вв. и более поздние источники отметили в Согде много селений, в название которых входит слово «фагн («багн», «вагн»), несомненно происходящее (первым это установил В. Б. Хеннинг) от слова «вагн». Таковы селения Мийанбагна (в Вабкенде), Вануфаг(н) около Тавависа (в окрестностях Бухары), Аставагна и Хурбагна (в Гиждуване), Рустфагн и Красвагн (в окрестностях Самарканда), Хушуфанг (около Катта-Кургана или Самарканда, возможно два селения), Кукшибагн (около Ургута) и др. «Хушуфагн» этимологизируется как «шесть храмов», Итак, в топонимике Согда сохранялось большое количество названий, связанных с согдийским обозначением храма. Однако было бы неверным представлять, как это делают некоторые современные авторы, что сетка сложных композитных топонимов с согдийским обозначением храма прямо соответствует схеме размещения на территории Согда зороастрийских святилищ. На самом деле закономерности образования этого топонимического ряда значительно сложнее. То же самое относится к топонимическим композитам с согдийским PY – «божество», «бог».
«Жрец», «глава храма» носил название вйгнпат, этот термин встречается со времени «старых согдийских писем». Он имеется также и в мугских документах. Жрец Курчи (документ I, 1) принимал участие в выполнении важного дипломатического поручения. Кроме того, в одном мугском документе (А-5) упоминается магупат – «главный жрец».
Наряду с местной, как ее теперь иногда называют, маздеистской религией в Согде получили распространение и другие религии. Буддизм в это время не занимал серьезных позиций – он был вытеснен другими религиями. Количество его приверженцев было незначительно, однако все же роль буддизма и Других индийских религий в жизни Согда была ощутимой. Христианство, судя по ряду сообщений, получило значительное распространение. В начале VI в. в Самарканде уже был христианский (несторианский) епископ, а в VIII в.- митрополит. Значительно более глубокие корни пустила третья религия – манихейство.
Проблема роли манихейства в жизни домусульманского Согда послужила предметом обстоятельного разбора А. М. Беленицкого. Около 600 г. среди манихеев произошел раскол; в Средней Азии обосновалась секта динаварийцев, центр которых находился в Самарканде. По мнению А.М. Беленицкого, содержание настенных росписей Пенджикента можно объяснить, исходя из предположения, что они являются манихейскими. Это объяснение нуждается в дополнительном изучении.
Хотелось бы подчеркнуть, что даже этот далеко не полный материал показывает, сколь сложна проблема жизни в Согде VI-VIII вв. Это многообразие существовавших в. Согде религий приводило к созданию синкретических религиозных систем.

Согдийская письменность и литература

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Как уже указывалось, согдийская письменность – арамейского происхождения. В рассматриваемое время согдийское письмо было курсивным. На практике использовались 18-19 знаков алфавита, а некоторые слова передавались идеограммами. В 1965 г. в цитадели Пенджикента археологом А. Исаковым была найдена впервые в истории согдийская азбука. На стенке хума были начертаны буквы и упражнения в написании слов. Азбука состоит из 23 букв – это полный комплект знаков арамейского алфавита, в том числе тех, которые уже не употреблялись на практике. Становится понятным, почему Сюань-цзан упомянул «двадцать с небольшим» число знаков, а не 18-19, которые фактически употреблялись: свою информацию он получил от какого-то грамотного согдийца, который назвал ему так сказать теоретическое число знаков, которым владели грамотные люди. В разных областях Средней Азин согдийское письмо было несколько различно; так, например, самаркандская согдийская письменность отлична от другой.
Памятники согдийской письменность раньше всего были найдены в Восточном Туркестане. Они были написаны сирийским, манихейским и третьим алфавитом, очень близким, хотя и не идентичным, уйгурскому. Все эти тексты были написаны на одном языке. В некоторых из них имелись календарные термины, совпадающие с теми, которые Бируни в своем труде «Памятники минувших поколений» называет согдийскими. Это позволило отождествить язык вышеуказанных памятников с согдийским, а третий алфавит оказался собственно согдийским.
Расшифровке этих текстов способствовали материалы ягнобского языка.
Впервые сведения о ягнобском языке были получены в 1870 г.: во время поездки в Ягноб русского востоковеда А. Л. Куна и сопровождавшего его таджика Мирзы Муллы Абдуррахмана. Позже сведения об этом языке собирали Ш. Акимбетов, Е. Ф. Каль, Н. Г. Маллицкий, К. Г. Залеман и др. Из советских ученых, изучавших на месте язык ягнобцев, должны быть названы М. С. Андреев и Е. М. Пещерева, С. И. Климчицкий и Л. А. Хетагуров, М. Н. Боголюбов, А. Л. Хромов, Посещали Ягноб и иностранные лингвисты Р. Готьо и Г. Юнкер. Следует упомянуть также имя немецкого ираниста В. Гейгера и французского ученого Э. Бенвениста. Был изучен грамматический строй ягнобского языка. Этот язык оказался восточноиранским, развившимся на базе одного из диалектов согдийского языка. Значительная часть его словарного фонда восходит к согдийской лексике. Сохранение в труднодоступной горной долине Ягноба реликта новосогдийского языка оказало неоценимую помощь в изучении памятников согдийской письменности.
Выше мы писали о согдийской азбуке из Пенджикента. Она, в частности, свидетельствует о наличии специальных упражнений для тех, кто обучался грамоте. Учебные упражнения на согдийском языке встречены в Средней Азии также в Мерве. В цитадели Мерва А. А. Марущенко обнаружил две арабские азбуки, черепки с арабскими текстами, писцовые упражнения на среднеперсидском (пехлевийском) и согдийском языках.

По-видимому, это остатки дабиристана – школы иранских писцов VIII в., где учащиеся осваивали арабскую, среднеперсидскую и согдийскую письменность, все еще продолжавшую играть важную роль в международном общении.
Как явствует из мугских документов, в Согде были писцы профессионалы очень высокой квалификации, многие документы написаны превосходным курсивным почерком. Нередко в конце документа отмечалось: «Написал такой-то по приказу того-то». Известен, например, писец по имени Аспанак Девгон. Одним из лучших писцов в самаркандском Согде начала VIII в. был Рамтиш сын Вгашфарна – его каллиграфическим почерком написан «брачный контракт».
Мугские документы донесли до нас деловую прозу согдийцев: юридические документы, письма, хозяйственную переписку.
Сюань-цзан отмечал, что в Согде «имеется некоторая литература» (возможны варианты,- «некоторые исторические летописи» или же «они имеют книги и исторические летописи»).
Действительно, у согдийцев имелась обширная литература: духовная и светская. Так, собственно согдийской письменностью написаны произведения согдийской буддийской литературы. Наиболее важным является перевод на согдийский «Вессантара-джатаки». Наличие параллельных текстов этой джатаки на языках пали, тибетском и китайском позволило Э. Бенвенисту – одному из самых лучших знатоков согдийского языка, полностью разобрать согдийский текст этого буддийского произведения. Согдийский текст содержит 1513 строк (не сохранилось лишь несколько листков начала и несколько строк в конце).
Содержание джатаки сводится к следующему. У царя рождается долгожданный сын, которого называют Судашан. Когда он вырос, его женили на красавице, и у них было двое детей. За один проступок царевича отец отправляет его в изгнание на пустынную гору, где живут хищные звери и демоны-людоеды. Жена, взяв детей, присоединяется к нему, хотя царевич и не хочет этого. Изгнанники отправляются в путь. По дороге царевич, славившийся своей щедростью (из-за нее, собственно, все его беды) раздает все имущество, которое ему дали с собой. Он, жена и дети пешком плетутся через страшную пустыню. Верховное божество, сжалившись над ними, создает им сказочный дворец. Немного отдохнув, царевич отказывается там остаться, дабы не нарушить приказ отца, и вновь пускается с семьей в путь. Он достигает места изгнания, строит из веток хижину и поселяется там. Судашан дарит одному пришельцу даже своих детей, а когда, чтобы испытать степень его доброжелательности к людям, божество посылает к нему старика, который просит отдать ему красавицу-жену, – он делает и это, но тот оставляет царевичу жену, говоря, что потом вернется за ней. Подаренные царевичем дети попали с пришельцем в столицу, и царь выкупил их. Они рассказывают деду о страданиях и благородстве отца. После настойчивых просьб царевич Судашан возвращается в столицу, и царь уступает ему свой трон. Концовка джатаки состоит из обращения Будды, который поясняет, что царевич Судашан – это он сам в одном из своих прежних рождений.
Известно, что цикл джатак – один из важнейших разделов индийско-буддийской литературы. Имелись буддийские сочинения и богословского характера. Как пишет Е. Э. Бертельс, «художественная ценность охарактеризованных согдийских текстов, конечно, невелика. Но не нужно забывать, что все они переводные. Особенно важно отметить, что эти тексты ставили перед согдийским переводчиком достаточно сложные задачи и помогали ему развивать свой собственный язык, поднимая его до уровня высокоразвитого литературного языка древней Индии – санскрита». Следует добавить, что перевод был не буквальный и кое-где отступал от оригинала. Согдиец-переводчик вносил в перевод некоторые детали, отсутствующие в оригинальном тексте и соответствующие мировоззрению и образу жизни согдийцев этого времени.
Судя по рассказу Наршахи, в Бухаре существовал цикл легендарных преданий о мифическом царе-герое Сиявуше. Они существовали и в стихотворной форме, распевались и декламировались. Та их часть, которая повествовала о смерти Сиявуша, носившие особые названия, в частности «Плач магов». По- видимому, Сиявуш почитался самаркандскими согдийцами, а также в других областях Средней Азии.
Другой раздел эпоса, связанный с богатырем Рустамом и его конем Рахшем, дошел до нас в виде двух фрагментов, написанных по-согдийски. В них рассказывается о том, как Рустам преследовал дэвов, многих уничтожил, остальные спаслись, запершись в городе. Рустам, довольный победой, остановился на одном лугу, расседлал своего коня Рахша и пустил его пастись, а сам, сняв с себя боевое снаряжение, поел и лег отдыхать. Тем временем, оправившись от испуга, дэвы вышли из города и решили разыскать Рустама, чтобы погубить его. Далее описывается воинство дэвов, мчавшихся на колесницах, на слонах, верхом на разных животных и гадах, причем некоторые летели как коршуны, другие устремились, двигаясь головой вниз и ногами вверх. «Они подняли дождь, снег, град и сильный гром; они издавали вопли, испускали огонь, пламя и дым», А доблестный Рустам, ничего не ведая, тем временем спал. Героя спас его верный конь Рахш: он разбудил Рустама. Тот надел свой доспех из шкуры пантеры, схватил оружие и ринулся в бон. Когда дэвы приблизились, он сделал вид, что испугался, и повернул вспять. Дэвы кинулись его преследовать. И тогда «Рустам обернулся, он бросился на дэвов как яростный лев на добычу».

Самый конец не сохранился. Чрезвычайно интересны согдийские переложения басен «Калилы и Димны», в частности о купце и сверлильщике жемчуга и др. Существуют также многие другие согдийские литературные произведения.

Искусство Согда в VI-VII вв.

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Живопись

Памятники согдийской живописи выявлены в Пенджикенте, Варахше, Самарканде.
В Пенджикенте настенные росписи обнаружены в 60 помещениях. Это огромное число показывает, сколь широко было распространено монументальное искусство в быту согдийцев, ибо следует учитывать, что дошедшее до нас является жалки- ми крохами былого богатства.
Первые публикации находок ленджикентской живописи были сделаны А. Ю. Якубовским, М. М. Дьяконовым, А. М. Беленицким. А. Ю. Якубовский уделял основное внимание общеисторическому значению открытия росписей, М. М. Дьяконов – их стилистическим особенностям, а А.М. Беленицкий – истолкованию их сюжетов. Росписи, открытые за последние полтора десятилетия, опубликованы (пока далеко не полностью) А. М. Беленицким,
Многие парадные залы имели стены площадью до 100 кв. м и больше, которые в несколько ярусов были покрыты живописью. Сюжеты ее чрезвычайно разнообразны. Особенно часто изображения воспроизводят какие-то эпические сказания. Так, в зале 4 объекта VI было открыто почти 40 кв. м живописи, причем она сохранилась на всю высоту стен. Стены делились на горизонтальные ярусы, отделенные друг от друга бордюрами. На одном кз участков было четыре яруса, из которых лучше всего сохранился второй снизу. На синем фоне, переходя со стены на стену, тянется единая композиция – длина ее около 15 м (половина периметра стен). Вот как ее описывает А, М. Беленицкий: «Композиция состоит из шести отдельных эпизодов или сцен, главным действующим лицом которых является один и тот же воин – всадник на темно-красном (гнедом) коне. В первом эпизоде мы его видим во главе группы одетых в доспехи всадников, отправляющихся, как видно, в поход. Во втором эпизоде наш герой изображен бросающим на всем скаку лассо в сторону противника – также всадника. В третьем – герой показан в момент схватки со змеевидным чудовищем – драконом. Далее всадник снова едет во главе группы воинов, причем чудовище, с которым он боролся, лежит поверженным у ног лошадей его спутников. Пятый эпизод изображает героя сражающимся с противником – также всадником, в то время как его спутники ведут борьбу с большой группой демонов. Наконец, последний эпизод показывает нашего героя сражающимся с другим воином-всадником». Чудовище в третьем и четвертом эпизодах имеет длинное, свернутое в кольца змеиное туловище, завершающееся верхней частью тела женщины и головой львицы. Возможно, у него были и крылья. Старики-таджики назвали бы такое чудовище «аждахором», Из ран чудовища вырывается пламя. Демоны-дэвы имеют человеческие туловища и головы, свирепые лица, козлиные и бычьи рога, козлиные ноги. Два демона сражаются на колеснице.
А. М. Беленицкому удалось отождествить изображение на этой композиции с конкретным эпическим сказанием, а именно со сказанием о Рустаме. В «Шах-наме», в цикле сказаний о подвигах Рустама, повествуется, в частности, о борьбе Рустама с драконом, о единоборстве Рустама с витязем Авладом, которого Рустам при помощи аркана захватывает в плен, о победе героя над двумя дэвами. Более того, А. М. Беленицкий привлек для объяснения и согдийский текст, также повествующий о борьбе Рустама с дэвами.
В качестве эпических А. М. Беленицкий также рассматривает изображения батальных сцен, в которых участвуют женщины-богатыри. Среднеазиатские воительницы действительно принимали в древности участие в сражениях, и древние авторы сохранили отрывки об удивительных подвигах Томирис, Зарины и других женщин. Эти подвиги послужили основой восточноиранских легенд и сказаний, которые затем были воспроизведены в памятниках искусства. Отголоски таких преданий сохранились и в «Шах-наме».
Много изображений, связанных с культом и различными культовыми церемониями. Здесь и сцена оплакивания умершего отрока, которого А. Ю. Якубовский предложил рассматривать как легендарного среднеазиатского героя Сиявуша (впрочем, предложено и несколько других толкований). Можно указать также на изображения четверорукого божества, в котором А. М. Беленицкий, а вслед за ним и другие исследователи, видят изображение Наны (Нанайи). Характерно, что на монетах пенджикентских правителей имеется ее имя: очевидно, правящий дом Пенджикента почитал это божество. Культ светил также нашел отражение в пенджикентской живописи.
Многие настенные росписи отражают различные сюжеты фольклора и басенного животного эпоса. Вот как рассказывает о них А. М. Беленицкий: «Примером может служить сцена освобождения героем девушки из дерева, в которое она была заключена, очевидно, чьими-то чарами. Таково же происхождение сюжета и до настоящего времени известного по популярной сказке о «птице счастья», ставшей, кстати, достоянием мирового фольклора. Особый интерес представляет небольшая картина, на которой изображен заяц, хитроумными речами заставивший прыгнуть в глубокий водоем льва и тем избавивший зверей от его тирании. Живописная картина эта является весьма точной иллюстрацией к одной притче из индийского сборника «Панчатантра».
Еще больше, пожалуй, различных сцен и сюжетов, заимствованных художником из хорошо знакомой ему окружающей жизни. Батальные сцены поражают своей сложностью и разнообразием. Часто изображаются пиры знати. Имеются и бытовые сюжеты иного типа: игра в настольную игру типа нард, спортивная борьба и т. д.; встречается также архитектурный декор.
Исследователи различают в пенджикентской живописи несколько стилей, выявляют хронологические пласты. Нельзя не почувствовать удивительной гармоничности пенджикентской живописи, чарующей прелести многих изображений. Вызывает восхищение грация и внутренняя собранность арфистки, задумчиво перебирающей струны своего инструмента. Или другая сцена: всадник и всадница. Мы не знаем, куда направляются и о чем беседуют знатный согдиец и его спутница, но эта пара также вводит нас в мир художественных образов, далеких и вместе с тем чем-то близких нам.
Чрезвычайно интересны и важны также настенные росписи Варахши. В Красном зале дворца Варахши над суфами – живописная панель. Она содержит единую композицию: на равном расстоянии размещены группы слонов с сидящими на них людьми. Чудовища (иногда это оранжевые львы) или белые крылатые грифоны нападают на слонов с разных сторон. В Восточном зале росписи совсем другие. На одной стене здесь изображена кавалькада конных воинов. Центром другой композиции является огромная фигура царя на троне, ножки которого украшены изображениями крылатых верблюдов. Влево и вправо – изображения многих фигур, жертвенника. Остатки живописи найдены и в других помещениях дворца.
На Афрасиабе было, как уже упоминалось, вскрыто здание с великолепной живописью. В одном зале на стене была изображена арка с сидящими в ней фигурами мужчины и женщины. Другой парадный зал (11×11 м) является одним из центральных помещений. На его восточной стене изображена сцена, связанная с водной стихией (синие волны и в них плавающие люди, птицы, рыбы и т. д.). На южной стене – изображение какой-то процессии, движущейся в сторону замка, на площадке которого стоят люди. Сама процессия – это большая художественная композиция, состоящая из всадников на слоне, верблюдах и конях. Впереди – белый слон, на котором в паланкине восседает какая-то важная персона: принцесса или царица, а на крупе слона, за паланкином, сидит ее прислужница. За слоном следуют три женщины на конях. На руке первой- коротенькая надпись по-согдийски: «Близкая к госпоже». За ними двое вооруженных мужчин на верблюдах, с жезлами в руках; четыре белые птицы (гуси) в сопровождении двух мужчин с завязанными ртами и, наконец, огромная фигура всадника, в 2 раза крупнее, чем остальные. Возможно, это привоз невесты – посольство (фигура на слоне – невеста, крупная фигура всадника -глава посольства). На другой стене – сцена приема послов – мужчин разного этнического облика. На одежде одной из фигур – согдийская надпись о чаганианском посольстве. Эти афрасиабские росписи – творение столичных художников, первоклассные произведения искусства. Исполнены они великолепно, причем в чрезвычайно яркой гамме (деталь этой росписи воспроизведена на суперобложке настоящей книги).

Роспись на степе дворца, Варахша
Настенные росписи раннесредневекового Согда важны, разумеется, не только как памятники искусства своей эпохи. Мы уже упоминали и о других аспектах их значения: по существу это настоящая, хотя и не исчерпывающая, энциклопедия жизни и идеологии согдийцев. Нельзя, разумеется, забывать, что язык этой энциклопедии – художественные образы, однозначное и бесспорное истолкование которых далеко не всегда возможно.
Сразу после первых находок пенджикентской живописи М. М. Дьяконов указал на то, что их значение далеко выходит за пределы культуры Согда и Средней Азии в целом. Он справедливо полагал, что теперь удастся проследить «среднеазиатскую струю» в искусстве Восточного Туркестана (его памятники были открыты еще в конце XIX – начале XX в. в результате работ русских, немецких, французских, английских и японских экспедиций), а также хронологически определить его отдельные группы, до сих пор датирующиеся в значительной мере неопределенно и суммарно.
Сам М. М. Дьяконов указал на ряд согдийско-среднеазиатских элементов в искусстве Восточного Туркестана. Интересны и убедительны наблюдения итальянского ученого М. Буссальи, который пошел дальше в разработке вопроса о влиянии среднеазиатского искусства на восточнотуркестанское (шире – центральноазиатское). Однако следует признать, что к этой интереснейшей и благородной теме исследователи только лишь прикоснулись; здесь открывается огромное поле деятельности.

Скульптура

В согдийском искусстве наряду с живописью значительное место занимала скульптура. Материалом для нее служили глина, алебастр (штук), дерево.
В Пенджикенте найдена монументальная глиняная скульптура. Ею был украшен айван второго храмового комплекса. Здесь вдоль стен тянулась панель общей длиной около 8 м. Это фантастический речной пейзаж. На рельефном фоне волнистой водной глади высоким рельефом изображены фантастические животные, рыбы, человекообразные фигуры. На одной из стен в центре – человекообразная фигура, выходящая из воды. К ней направляются рыбы и фантастические животные. В центре панели третьей стены – человекообразная фигура, туловище которой имеет вид двух завитых хвостов. Здесь же имеется изображение чудовища с раскрытой пастью. Можно согласиться с А. М. Беленицким, что этот рельеф и изображенные на нем существа олицетворяли водную стихию, конкретно Зеравшан, греческое название которого «Политимет» означает «многочтимый», а согдийское «Намик» было связано с понятием «прославлять».

Музыкальное и танцевальное искусство

В Пенджикенте имелась также великолепная деревянная скульптура. Это выполненные в натуральной величины фигуры танцовщиц. Обнаженные по пояс фигуры даны в сложном развороте. Левая рука опиралась на бедро, правая нога была согнута в колене и перекинута через прямую левую ногу. Ожерелья, шнуры с бубенцами, сложные покровы нижней половины тела – все это как нельзя больше гармонировало с вытянутой стройной фигурой. Невольно приходят на ум стихи поэта, который в восторге от среднеазиатских танцовщиц восклицал:

Раннесредневековые терракоты из Самарканда
Но вернемся к резным деревянным рельефам Пенджикента. Геометрические и растительные орнаментальные фризы украшали стены зданий, резьбой были покрыты колонны и балки перекрытия. Многие фрагменты деревянных рельефов содержали сложные изображения, заключенные в ромбы или арки; например, человеческая фигура, сидящая на троне, или же человек на колеснице и т. д. В этих произведениях сильна традиция, восходящая к кушанскому искусству.
Для дворца в Варахше характерно наличие больших стеновых поверхностей, покрытых алебастровым декором. На стены накладывался слой алебастра (от 1,5 до 20 см толщиной). Резьба превращала его затем в орнаментальное панно. Мотивы орнаментации были самыми разнообразными. Иногда это был простой геометрический узор – елочка, ряды простых треугольников, квадратиков и т. д., по-разному соединенные друг с другом. Квадраты с вписанными розетками, звездчатый узор, комбинация растительных и геометрических узоров – все эти композиции включали в себя большие орнаментальные круги. Очень много развитых растительных элементов, особенно часто встречается виноградная лоза. В композициях, очевидно носивших пейзажный характер, включались двух-, трехметровые деревья с толстыми стволами, ветками и листьями, четко и детально моделированными, показаны даже сучки на стволах. В этих пейзажных композициях какое-то место занимали водоемы с плавающими в них рыбами. На фоне пейзажа развертывались сцены с участием животных и людей, животных и птиц. Изображались также сцены охоты на круторогих архаров, кабанов, джейранов. Всадники восседали на конях, изображения которых почти достигали натуральной величины. Некоторые из коней были крылатыми. Много мифологических, существ, особенно интересно изображение женщины-птицы. Кстати, образ женщины-птицы встречается на среднеазиатских изделиях и много позже – в средневековье и даже в наше время (изображение женщины-птицы еще недавно гравировали на самаркандских табакерках для жевательного табака). Многопланная резьба, смелость и сочность сочетаются здесь с некоторой эскизностью, обобщенностью, что как нельзя больше соответствует монументальному характеру всей декорации.