Проблема происхождения хионитов и эфталитов

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
Сирийский писатель начала VI в. Иешу Стилит пишет так: «Хиониты, которые суть гунны». Однако было бы неверно безоговорочно следовать этому утверждению. Для западных авторов того времени все среднеазиатские кочевники были «гуннами», или «белыми гуннами», вне зависимости от их подлинного названия.
Некоторые современные исследователи сопоставили хионитов с упоминаемыми в «Авесте» «хийаона». Они враги зороастрийцев, враги праведного царя Виштаспы, патрона Зороастра. Судя по текстам «Авесты», они были «плохими» и «неверными» и, по-видимому, могли относиться к числу кочевников. Ф. Альтхайм даже сопоставил одно выражение «Авесты» «с приостренным шлемом и острым щитом» («Яшт» XIX, 30), примененное в не совсем ясном контексте, с саками-тиграхауда, этноним которых также этимологизируется «острошапочные», и сделал отсюда заключение: «Хийаона появляются, следовательно, вместе с одним сакским племенем между Оксом и Яксартом». Этот вопрос послужил предметом детального рассмотрения известного ираниста Г. Бэйли, который развивает мысль, что это были реально племена, сохранившие имя, встречающееся еще в «Авесте». Правда, Г. Бэйли вполне осознает всю сложность проблемы. Этот ученый считает, что первоначально («во времена Виштаспы») они находились в области Оксуса. Но что случилось с ними затем, откочевали ли они на северо-восток, а позже вновь вернулись на юг или остались на месте и т. д., как они соотносились с «хунами», не сохранили ли самые «хуны» в своем собственном наименовании старое название «хийаона»— на все это Г. Бэйли не видит ответа.
Действительно, при современном уровне знаний мы не можем ни ответить на эти частные вопросы, ни прийти к какому- либо строго обоснованному ответу относительно проблемы соотношения термина «хийаона» с историческими хионитами. Дело в том, что если следовать идее, столь четко выраженной Г. Бэйли, то придется признать, что какая-то очень могущественная конфедерация племен — врагов зороастрийцев, упомянутых в «Яштах», затем совершенно исчезла из поля зрения исторических источников. Как пишет Менчен-Хелфен, «где они скрывались все это время, остается тайной»; гипотеза об откочевке на северо-восток — «абсолютно невероятна», и, говоря словами Моргенстьерне, «они, собственно, и не существовали».
Итак, два взаимоисключающих взгляда. Существовали ли на самом деле во «времена Виштаспы» в VI в. до н. э. племена «хийаона»? Убедительные соображения по этому вопросу высказал Маркварт. Еще в начале XX в., характеризуя жестокие поражения, нанесенные хионитами и эфталитами сасанидскому Ирану, он писал: «Впечатление, которое должен был произвести этот народ на иранцев, было столь сильное, что даже их имя проникло в «Авесту» и там полностью вытеснило первоначальное название врагов Кави Виштаспы, покровителя Заратуштры». Эти соображения были приняты Э. Херцфельдом и Р. Гиршманом.
Итак, как ни соблазнительно искать начало хионитов в предахеменидское, ахеменидское или послеахеменидское время (в зависимости от того, как датировать девятый «Яшт»), оснований для этого, по-видимому, нет. Скорее правы те ученые, которые настаивают на позднем характере этого имени в «Авесте». Но и в этом случае оно представляет интерес – уже не как свидетельство раннего происхождения, а как отражение политической ситуации значительно более позднего времени. Вместе с тем это еще раз показывает, как сложна проблема происхождения хионитов в целом.
Имя хионитского царя Грумбата может быть объяснено из иранского как «покровительствуемый Бахрамом». Сын Грумбата описывается Аммиаком Марцеллином как юноша, «ростом и красотой превосходивший сверстников» (Аммиан Марцеллин, 19, I, 7). Так как тот же автор называет внешность гуннов «безобразной», их вид – «чудовищным и страшным», мы можем присоединиться к мнению тех исследователей, которые считают, что «сказанное западным писателем о внешности этого юноши, представителя племени хионитов, что он был хорош собою, красив, едва ли могло быть выражено в таких словах, если бы он имел сходство с гуннами».
Еще более существенно описание погребальных обрядов хионитов. По Аммнану Марцеллииу (19, I, 10—11; 19, 2, 1), тело погибшего царевича «в воинском снаряжении было вынесено и помещено на обширном высоком помосте; вокруг было расставлено десять лож с изображениями умерших людей, которые были так хорошо исполнены, что совершенно походили на покойников. В течение десяти дней все люди пировали, разделившись на группы по палаткам и отрядам, и пели особенные погребальные песни, оплакивая царственного юношу. А женщины скорбным стенанием по своему обычаю оплакивали надежду народа…» Затем «труп был предан огню и кости собраны в серебряную урну, чтобы, согласно воле погибшего юноши, отвезти их для предания родной земле».
В литературе указано, что элементы аналогичного обряда выявлены при раскопках на городищах Канга-кала и Куня-Уаз в левобережном Хорезме. Здесь «вокруг выкладки с мощным кострищем располагались черепа и части скелетов. Рядом найдены обломки глиняного раскрашенного изображения человеческого лица (Канга-кала) и деталей человеческой фигуры (рука в натуральную величину, сделанная посредством наматывания пропитанной алебастром на железный каркас, обнаружена в погребальной комнате Куня-Уаза)». Это, а также некоторые другие наблюдения позволили многим советским ученым считать вероятным, что родиной хионитов является Приаралье; эта гипотеза весьма вероятна. Но не следует забывать о наличии и в других областях Средней Азии отдельных элементов погребального обряда, сходных с хионитским. По сообщению китайских хроник, в Ши (Ташкентский оазис) есть здание, внутри которого находится возвышение. Ежегодно совершается погребальный обряд: на это возвышение ставят «…золотую урну с пеплом сожженных костей покойных родителей владетеля, потом обносят кругом престола, рассыпая пахучие цветы и разные плоды. Владетель с вельможами поставляет жертвенное мясо».
В Фергане, на средней Сырдарье и в Приаралье в могилы клали алебастровые изображения-идолы.
Итак, хотя уверенно можно отказаться от точки зрения сирийского автора VI в. о тождестве хионитов с гуннами, пока нельзя в противовес ей выдвинуть законченную теорию происхождения хионитов. Можно утверждать лишь, что хиониты скорее всего были ираноязычными племенами среднеазиатского происхождения.
Сведений о происхождении и этническом положении эфталитов бесконечно больше, но это, увы, не облегчает положения, ибо сведения эти чрезвычайно противоречивы, Прокопий Кесарийский, который называл эфталитов «белыми гуннами», писал: «Хотя эфталиты народ гуннский и [так] называются, они, однако, не смешиваются и не общаются с теми гуннами, которых мы знаем, так как не имеют с ними пограничной области и не живут вблизи них.,., они не кочевники, как прочие гуннские народы, но издавна обосновались на плодородной земле… Они одни из гуннов белы телом и не безобразны видом, не имеют и образа жизни, подобного им, и не живут какой-то звериной жизнью, как те, но управляются одним царем и имеют законную государственность, соблюдая между собой и соседями справедливость ничуть не хуже ромеев и персов».
Таким образом, Прокопий Кесарийский четко отделяет эфталитов от гуннов. Он не только констатирует факт, что это различные народы, но и приводит развернутое обоснование этого. Разумеется, столь детальное и аргументированное мнение хорошо информированного источника никак нельзя недооценивать. Вместе с тем он ничего не говорит о происхождении эфталитов.
В китайских источниках содержится много версий происхождения эфталитов. Однако в них нет единогласия. Сведения китайских источников можно разбить на следующие группы: а) эфталиты — разновидность юэчжей; б) эфталиты — ветвь тюркских племен гаогюй; в) эфталиты происходят от племен чеши (Турфан); г) они наследники Кангюя, Один из древних китайских авторов, касаясь вопроса о происхождении эфталитов, заметил: «Информация, полученная из отдаленных стран и у [народов, говорящих на] иностранных языках, подвержена неправильному пониманию и искажению и к тому же касается событий очень древних времен. Следовательно, мы не знаем, как точно было. [Этим путем] невозможно решить [вопрос] о происхождении эфталитов». Современный японский ученый К. Еноки, детально и с полным знанием дела исследовавший все эти версии, вынужден был прийти к совершенно аналогичному выводу: китайские авторы не знали подлинного происхождения эфталитов, и их версии имеют «книжный», как правило, совершенно произвольный характер.
Базируясь главным образом на различных вариантах китайских версий, западноевропейские ученые выдвинули множество теорий об этнической принадлежности эфталитов. Некоторые рассматривают эфталитов как потомков юэчжей, по мнению других, они происходят от гуннов, принадлежат к числу древних тюрков или монголов. Есть теория об их ираноязычном происхождении. По мнению некоторых исследователей, это совсем иной народ, чем хиониты; другие доказывают их идентичность или же считают эфталитов «правящим классом» хионитов.
Обратимся к имеющимся материалам. Лингвисты давно занимаются анализом всякого рода имен и терминов, связанных с эфталитами.
В различных источниках эфталиты помимо «белых гуннов» называются по-разному (что само по себе является причиной немаловажных затруднений). В сирийских источниках они именуются абдел и эпталит; в грекоязычных — абдел и эфталит; в армянских — хептал, идал, тетал; в среднеперсидских — ефтал и хефтал; в арабских — хайтал и йафтал; в таджикско-персидских— хетал и хайтал; в китайских — е-да (в древности звучало iep~tat) и е-диен (в древности звучало iep-t‘ien). Следует, кроме того, добавить, что в пехлевийско-зороастрийских источниках они выступают иногда как хионы, в индийских — как хунй, арабские часто ошибочно их именуют тюрками, а древние армянские источники смешивают их с кушанамн.
Ф. Альтхайм пытается вывести этот этноним из тюркского корня, означающего «делать», «совершать», и эта этимология, связанная с большими натяжками, кажется маловероятной. Предложено и другое объяснение — от иранского хапта («семь»).
Уже в X в. Балами писал «Название hayatila является множественным числом от haital, что на языке Бухары означает «сильный человек». На языке Бухары «сила» — haital, и это слово в арабском языке изменено в haital». Действительно, в восточноиранском хотано-сакском языке близкое слово обозначает «храбрый, доблестный».
Из надписей на эфталитских монетах по интересующему нас вопросу можно извлечь следующее. Самоназванием эфталитов являлось хион (на монетах OIONO), следовательно, эфталиты— одна из ветвей хионитов. Судй по монетам, официальным языком эфталитов в их тохаристанских владениях оставался бактрийский. В монетных легендах читаются бесспорно бактрийские титулы.
Следует также остановиться на делении эфталитов на две части. Этот вопрос в современной литературе наиболее тщательно и всесторонне исследовал Г. Бэйли. Отправной точкой для его рассуждений являются пехлевийские тексты. В «Джамасп- наме» (96) содержатся данные о сражении Ирана с «белыми хионами». Затем (104) приводится победная реляция: «Носители зла, Девы и Хионы, были уничтожены подобно тому, как зимой ветер уносит листья с деревьев». В «Бахман-Яште» (II, 49) сообщается, наоборот, о поражениях Сасанидов: «Царство и верховная власть перешли к рабам, которые были не иранцами, а такими, как хион, турк, хафтал, тибетцы, горцы, китайцы, согдийцы, византийцы, красные хионы и белые хионы. Они стали царями в Иране, моей отчизне». Итак, если в первом из вышеприведенных текстов говорилось лишь о белых хионах, то во втором встречаются просто хионы (стоящие рядом с тюрками), а также красные хионы (кармир хион) и белые хионы (спет хион). Название красные хионы, согласно комментатору «Бахман-Яшта», обязано им красным головным уборам, красным доспехам и красным знаменам. В индийских источниках также имеются упоминания красных (или темных) хуна и белых хуна (напомним, что хуна индийских источников — это эфталиты). Наконец, в поэме VII в. на .хотано-сакском языке имеется упоминание о каком-то народе, название которого расшифровывается как красношапочные. Г. Бэйли идентифицирует его с красными хионами. В этой связи необходимо привлечь и данные западных источников, которые очень часто упоминают о белых гуннах (см,, например, Прокопий Кесарийский, I, 3). Вместе с тем у византийских авторов фигурируют и какие-то кермихион. Как показал Г. Бэйли, это тот же народ, который в пехлевийских источниках называется кармир хион.
Мы почти ничего реально не знаем об этих двух группах эфталитов; были ли они различными племенами, входившими в общую конфедерацию, или же это какие-то этно-аитропологические разновидности внутри единого племенного массива. Показательно вместе с тем, что в недавно открытой на Афрасиабе (в Самарканде) настенной росписи, где изображено прибытие посольства, имеются фигуры двух послов, отличающихся прежде всего цветом кожи («краснолицый» и «белолицый»). По мнению В. А. Лившица, есть основания сопоставлять эти изображения с «красными хионамн» и «белыми хионами».
Эфталитская письменность – непосредственное продолжение кушанской (бактрийской), причем она отличается от кушанской более развитой курсивностью. Именно об эфталитской письменности Сюань-цзан писал: «Их язык несколько отличается от языков других стран. Количество основных букв у них — двадцать пять, комбинируя их, они выражают все понятия. Их письмо – поперек страницы, они читают слева направо. Их литературные произведения постепенно увеличиваются и превзошли количество их у народа Су-ли (Согда)».
Практически же, однако, этих «литературных произведений» сохранилось очень немного. Эфталитскими, в частности, являются фрагменты рукописей из Восточного Туркестана 7l. Некоторые из них относятся, по-видимому, к VII-VIII вв., но» связный текст пока прочесть не удается. Одни лингвисты считают их по языку сакскими, другие – бактрийскими.
В Северо-Западном Пакистане, в долине р. Точи, найдены три вырезанные на камнях надписи: на одном камне арабский и санскритский тексты, на втором — бактрийский и санскритский тексты, на третьем, состоящем из двух кусков,— бактрийский текст н две строчки арабского. Бактрийские надписи выполнены курсивным письмом. Предложен вариант их транслитерации и перевода. Опубликованный перевод этих надписей весьма проблематичен, это лишь попытка. Датировка же их очень поздняя — это, по-видимому, IX в. н. э.
В Средней Азин к числу памятников эфталитского письма относится надпись на черепке из Занг-тепе, где сохранилась лишь часть шести строк, надписи-граффити из Кара-тепе, а также две строки курсивного бактрийского письма, обнаруженные на Афрасиабе, являющиеся, как следует из находящейся рядом согдийской надписи, образцом официальной письменности эфталитов; плохо сохранившаяся надпись на настенной живописи в колхозабадском городище Кафыр-кала.
Во многом остается спорным чтение надписей на эфталитских монетах и геммах. Интерпретация этого материала обычно возможна с помощью иранских этимологий и указывает на то, что язык был восточноиранским. Учитывая это, сторонники гуннско-тюркского происхождения эфталитов в настоящее время объясняют наличие безусловно иранских слов тем, что в язык эфталитов, первоначально тюркский (или монгольский), проникли элементы языка подчиненного ими иранского населения. Такой точки зрения придерживаются из современных ученых, например, Ф. Альтхайм и Э. Пуллейблэнк. Допускают различные толкования и имеющиеся в китайских источниках краткие упоминания о языке эфталитов.
Практически нет серьезных оснований считать язык эфталитов тюркским (или монгольским); он почти несомненно был восточноиранским. Однако лишь дальнейшие находки его памятников, углубленная работа лингвистов позволят ответить на связанные с ним основные вопросы, все еще остающиеся неясными, дать характеристику памятников эфталитской письменности и определить их взаимоотношения с языком народности эфталитов.
Необходимо также остановиться на вопросе о месте сложения эфталитов. Откуда происходит этот загадочный народ, сыгравший столь важную роль в истории Средней Азии, Ирана, Афганистана, Индии и Восточного Туркестана? И здесь гораздо больше теорий, чем строго документированных фактов. Следуя то одной, то другой версии китайских источников, исследователи помещают место происхождения эфталитов то на Алтай, то в Восточный Туркестан и т. д.
Оригинальной является теория о происхождении эфталитов из Бадахшана. Еще в 1951 г. А. Н. Бернштам, говоря об этногенезе и сложении государственности у эфталитов, указал на два центра: средняя и нижняя Сырдарья, содной стороны, верхний бассейн Амударьи, – с другой.
В 1955—1959 гг. идея А. Н. Бернштама получила развернутое обоснование в трудах японского ученого К. Еноки, который не только подверг критическому пересмотру всю совокупность имеющихся материалов, но и привел новые данные из китайских источников. Выводы К. Еноки сводились к следующему: а) первоначальная родина эфталитов находилась близ восточной окраины Бадахшана; б) их культура содержала некоторые иранские элементы. Аналогичную идею о происхождении эфталитов из Бадахшана развивает Л. Н. Гумилев, не прибавивший новых аргументов к концепции К. Еноки. Следует добавить, что эта гипотеза в конечном счете также восходит к китайским источникам, точнее к традиции, которую сохранил Сюань-цзан в рассказе о бадахшанской стране Гимотало (санскритизированная форма слова «эфталит» или какого-либо его варианта), царь которой завоевал многие страны. Однако эта традиция, как подметила Е. Е. Неразик, может восходить еще к традиции об юэчжийских завоеваниях, и тогда, следовательно, на нее нельзя опираться как на доказательство распространения власти эфталитов из Бадахшана. Е. Е. Неразик указала и на другие слабые места построений К. Еноки, и с ее критическими замечаниями можно согласиться. Этим отнюдь не умаляется значение работы К. Еноки, особенно в источниковедческом плане. Для утверждения бадахшанской гипотезы требуются еще дополнительные факты, возможно их принесет археология.
В русской дореволюционной литературе К. И, Иностранцев обращал внимание на сходство каменных склепов – мугхана с могильными сооружениями, которые, по письменным источникам, были у эфталитов, Б. А. Литвинский, изучая мугхана и другие типы могильных сооружений, в частности подкурганные захоронения в деревянных гробах (по китайским источникам, они также были распространены у эфталитов), а также рассматривая некоторые другие факты, пришел к выводу, что в сложении эфталитских племен существенную роль сыграли племена предгорных районов Ферганы, у которых как раз распространены эти виды захоронений.
В советской исторической литературе бытует еще одна точка зрения относительно происхождения эфталитов. С. П.-Толстов считает, что эфталиты – выходцы из Приаралья. В последнем изложении этой теории он писал: «Надо полагать, что в IV-V вв. дельты Амударьи и Сырдарьи были центром «варварского государства» хионитов-эфталитов, сложившегося на древнем сакско-массагетском субстрате, с отмеченной уже нами сильной примесью восточных гунно-тюркских элементов» Как показывают приведенные выше фактические данные, Приаралье никогда не являлось, вопреки утверждению С. П. Толстова, центром государства хионитов или эфталитов. Данные в пользу приаральского происхождения эфталитов также весьма немногочисленны.
Критическое рассмотрение существующих гипотез заставляет нас отнестись с большим сомнением к возможности в данный момент даже не окончательно, а хотя бы со значительной долей вероятности решать вопрос о месте сложения эфталитов. Что же касается их этнической принадлежности, здесь картина более ясна: эфталиты сложились на базе каких-то среднеазиатских, восточноиранских по языку племен с определенной примесью тюркских этнических элементов.

Племена и народности Средней Азии в IV—VI веках н.э. – Эфталиты

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
Итак, в сообщении армянского историка о событиях 450 г. названа «страна эфталитов». Егише Вардапет сообщает, что в 453—454 гг. Йездигерд II вновь решил напасть на царя кушан, но тот своевременно узнал об этом и нанес персам сильное поражение; ряд областей Ирана подвергся разгрому и опустошению.
Е. Е, Неразик, исходя из текста, высказала мнение, с которым можно согласиться, что этот поход был направлен в более восточные области, чем прежде, и что, возможно, столкновение произошло не с хионитами, а уже с эфталитами. Можно полагать, что это было первое военное столкновение сасанидского Ирана с эфталитами, и уже в нем Сасаниды должны были почувствовать, что надвигается новый, притом очень сильный противник. Но это было лишь начало.
Новая конфедерация в 50-е годы V в. настолько укрепилась, что посылает посольства; в Китай прибывает в 456 г. первое посольство от эфталитов. В свете укрепления эфталитской конфедерации становится более ясным, что нажим, оказанный «гуннами-кидаритами» в конце 50-х – 60-х годов V в., также не был случаен.
Борьба с эфталитами достигла наивысшей точки при Перозе (459—484 гг.). Из сообщений арабских авторов вытекает, что Пероз пришел к власти, опираясь на поддержку населения «Тохаристана и прилегающих областей». Он «усилил мощь эфталитов, в благодарность за помощь обязался не нарушать их границ». Но, как сообщает Табари, «затем Пероз выступил в поход против народа, овладевшего Тохаристаном и называвшегося эфталитами». Пероз с войском дошел до башни, построенной на границе еще Бахрам Гуром. Далее Табари рассказывает едва ли не сказочную историю о том, как Пероз пытался скрыть нарушение клятвы, данной им царю эфталитов Ахшунвару, соблюдать границу. Дойдя до башни, «Фирус (Пероз) приказал привязать к ней 50 слонов и 300 людей; башню тащили перед ним, а он шел за ней следом, полагая, что таким образом он не нарушает договора, заключенного с Ахшунваром». В сражении с эфталитами Пероз и значительная часть войска попали в ямы-ловушки и были убиты. Эфталиты овладели всем Хорасаном. Динавери называет царя «тюрков», т. е. эфталитов, Ахшуваном. Он, как и Табари, рассказывает об устройстве глубокого рва, тщательно замаскированного. В ловушку попал сам царь и люди из его войска; они, как говорит историк, «канули в темную ночь». В этой яме он был убит камнями, а весь его лагерь вместе с его дочерью, жрецом-мобедом, женщинами и имуществом попал в руки эфталитов. Об этом рве, наполненном водой, сообщает и византийский источник (Прокопий Кесарийский, 1, 4).
Эти события известны в освещении не только арабских, но и сирийских, византийских и армянских источников. Отметим несколько моментов. Пероз трижды воевал с эфталитами. Первая война закончилась тем, что он попал в плен к эфталитам. Его выкупил из плена византийский император. Через некоторое время Пероз снова начинает войну и вновь попадает в плен. Именно тогда он, очевидно, дал обещание не переступать границу эфталитов и должен был уплатить им громадную контрибуцию: 30 мулов, нагруженных монетами. Находясь еще в плену, он приказал доставить эти сокровища эфталитам, но истощенная казна смогла дать лишь часть. Пероз все же освободился, оставив заложником сына. Поводом для третьей войны, если верить сообщению Приска Панийского (I, 27), явился обман Перозом эфталитов. Он предложил «гуннам» заключить мир и в качестве залога своих мирных намерений отправил «гуннскому» правителю в жены женщину, именуя ее своей сестрой. Прибывшая к «гуннам» женщина раскрыла обман – она была не сестрой Пероза, а его рабыней. Оскорбленный «гуннский» правитель Кунха, ссылаясь на то, что у него большое войско, но нет опытных военачальников, попросил прислать ему в качестве военных инструкторов персов. Когда они прибыли (Пероз послал 300 знатных персов), эфталиты часть из них изуродовали, часть убили. Возобновилась война – третья война, приведшая к бесславному концу Пероза.
Страшный разгром произвел на население Ирана удручающее впечатление. По словам источника, в Иране «в мирное даже время никто не мог мужественно и без страха смотреть на эфталита или даже слышать о нем без ужаса».
Более того, один знатный перс так характеризовал обстановку в Иране после разгрома эфталитами Пероза: «…Пероз отдал в служение эфталитам [наше] столь большое и независимое государство и [сделал это] в такой мере, что пока будет существовать страна ариев (Иран.— Б. Г.), она не в силах будет освободиться от столь горестного служения».
В среднеперсидском «Бахман-Яште» есть отрывок, навеянный, в частности, событиями 80-х годов IV в.; «Таким образом, эти люди, потомки ярости, убивали сотни, тысячи, десятки тысяч раз. Ворвались знамена и штандарты бесчисленной армии этих демонов со всклокоченными волосами. Они вошли в созданные Ормуздом земли моего Ирана, их отряды вошли широким фронтом — враждебные тюрки и красные хионы, знамена которых были приспущены».
Сасанидский Иран, перед которым не раз склоняли свою голову гордые римские императоры, в конце V в. сам трепетал от страха перед грозными среднеазиатскими кочевниками — эфталитами и платил им дань.
Мы уже упоминали о захвате эфталитами Согда (между 467—470 и 480 гг.). Затем они начали подчинение владений Восточного Туркестана. Район Турфана они подчинили в 479 г., Урумчи – в 490—497 гг., Карашара — между 497 и 507 гг. О силе и престиже эфталитов в Восточном Туркестане свидетельствует такой факт. В 522 г. жуан-жуанский правитель одного района в области Хара-Хото восстал против китайцев и убежал к эфталитам просить их помощи против своих врагов. Если учесть, что Хотан и Кашгар также вошли (вероятно, в конце V в.) в состав Эфталитского государства, то можно считать, что в начале VI в. они владели всем Восточным Туркестаном.
Китайские хроники перечисляют владения, которые были включены в состав Эфталитского государства. Сопоставление этих сообщений с более поздними арабо-персидскими источниками позволяет заключить, что в их государство вошла основная часть Средней Азии, причем создается впечатление (это отметил еще И. Маркварт), что важнейшей частью их владений был Тохаристан. Эфталиты, кроме того, провели ряд завоеваний на юге. Ими была захвачена во второй половине V в. Гандхара, позже – некоторые территории в Северной Индии.
Индийский раздел истории эфталитов, увы, столь же далек от ясности, как и среднеазиатский. В индийских источниках эфталиты носят название «хуна» (huna). Есть данные, что последний великий правитель индийской династии Гупта Скандагупта (по некоторым источникам правил примерно в 435— 467 гг., по другим с 455—456 приблизительно до 470 г.) вынужден был обороняться против них и сумел нанести им поражение. Можно думать, что это были первые набеги эфталитов, уже захвативших к тому времени Гандхару.
Для последующего времени мы располагаем данными разных источников, в том числе индийских хроник и надписей, сообщениями китайских и иных путешественников, которые содержат весьма противоречивые сведения; соответственно появилось много вариантов их истолкования, предложенных различными учеными. В самом конце V-—первом десятилетии VI в. во главе индийских гуннов стоял Торамана, которой в одной индийской надписи называется «знаменитый Торамана, безмерно прославленный правитель земли». Его преемником стал его сын Михиракула, о котором много позже Сюань-цзан писал, что он правил всей Индией и «подчинил себе все соседние провинции без исключения». По-видимому, при Михиракуле владения эфталитов в Северной Индии действительно были максимальными. Однако многие предпринятые им шаги, особенно преследование буддизма, восстановили против него индийское население. Он потерпел поражение в войне с гуптским правителем Яшодхарманом, но затем захватил власть в Кашмире.
Основная часть Северной Индии к середине VI в. освободилась из-под власти «хуна» – эфталитов. Причина этого – и в этом отношении абсолютно прав индийский ученый Р, Маджумдар – кроется не в поражениях, которые понесли предводители индийских «хуна», а в том сокрушительном разгроме среднеазиатских эфталитов, который они потерпели в начале 60-х годов III в. В результате этого разгрома индийские эфталиты лишились среднеазиатского тыла, притока свежих сил и поддержки, что и привело к их падению – еще один пример тесной взаимосвязи истории Индии и Средней Азии. И хотя в Индии существование эфталитских общин и даже маленьких княжеств известно еще длительное время, «хуна»-эфталиты больше уже не играли серьезной роли в индийской истории.
В изложении политических событий практически не был использован нумизматический материал, и сделано это было совершенно сознательно. Наиболее детальной публикацией монет кидаритско-эфталитского круга является четырехтомный труд Р. Гёбля «Документы к истории иранских гуннов в Бактрии и Индии». Превосходно документированная, эта книга закладывает основы научного изучения эфталитской нумизматики. Весь огромный материал (впрочем, советские музейные собрания не были использованы) Р. Гёбль разбил на 297 эмиссий – выпусков. Им была также изменена вся схема членения эфталитского чекана. По-иному, чем прежде, читаются многие монетные легенды, делаются весьма ответственные исторические выводы. Отдавая должное большой и кропотливой работе автора, которому, однако, осталась неизвестной основная часть советской историко-нумизматической литературы, мы воздержимся пока от использования его общеисторических выводов, ибо они в значительной мере покоятся на его чтениях, во многом спорных и подлежащих проверке лингвистами-иранистами. К сожалению, и после появления труда Р. Гёбля (как и предшествующей монографии Р. Гиршмана и др.) проблема использования эфталитских монет как полноценного исторического источника остается нерешенной; это дело будущего.

Племена и народности Средней Азии в IV—VI веках н.э. – Хиониты

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
В 346/47 г. сасанидский шах Шапур II был на восточной границе своего государства, так как оттуда, по Аммиану Марцеллину (16, 9, 4), угрожали «хиониты и евсены», собственно «еусены». Считая опиской первую букву, И. Маркварт предложил читать последнее имя «кусени» — кушаны. Если признать это исправление (многие исследователи считают его возможным), то хиониты выступают вместе, а может быть, и совместно с кушанами (кидаритами?). Далее Аммиан Марцеллин рассказывает, что Шапуру удалось заключить союзный договор с «отдаленнейшими народами» — «хионитами и геланами».
В 359 г. в силу союзнических обязанностей хиониты принимают участие в сражении войск Шапура II у сирийского города Амиды. Предводительствовал хионитами Грумбат, «новый царь хионитов, человек средних лет, уже покрытый морщинами, правитель выдающегося ума и прославленный множеством побед, Вместе с ним был его сын, красивый юноша, который пал в бок» (Аммиан Марцеллин, 18, 6, 20; 19, 1, 7—11).
В конце 60-х — середине 70-х годов Шапур II дважды воевал с «кушанами», столицы которых была в Балхе. События этих войн описаны армянским историком Фавстом Бузандом. Первую войну начал «царь кушан». Шапур II лично возглавлял сасанидское войско, но это не помогло персам. «Кушанские войска разбили персидские войска, многих из персидских войск перебили, многих забрали в плен, а остальных изгнали, обратили в бегство»,— повествует армянский историк. Вторая война, в которой Шапур II собирался взять реванш, кончилась столь же печально для персов.
Разумеется, здесь под названием «кушаны» фигурирует какое-то другое этническое образование — кидариты, хиониты или, возможно, те и другие совместно.
В надписи Самадрагупты на Аллахабадской колонне перечислены «дайвапутра-шахи-шаханушахи-шака-марунда» и жители островов, подобных Цейлону, которые излагают предложения о вассальной зависимости от Самадрагупты, дарят ему дочерей в жены и ходатайствуют о царской грамоте на управление своей собственной территорией, признавая сюзеренную власть Самадрагупты. Приведенный выше в кавычках титул исследователи этой надписи толкуют по-разному, разбивая на несколько частей (каждый исследователь по-своему). Кажется привлекательной трактовка, который придерживается индийский ученый Будха Пракаш. Он выделяет как единый термин «дайвапутра-шахи-шаханушахи» и считает, что им был обозначен какой-то из выдающихся кушанских правителей середины III в. (к этому времени и относится надпись на колонне). Не лишена интереса точка зрения другого историка – А.С. Алтекара, что в аллахабадской надписи имелся в виду Кидара. Здесь обращает внимание перекличка между сообщением Фавста Бузанда, который говорит о «великом царе кушанов», и титулом в индийской надписи, где речь идет о небесном «царе царей». Но включение в круг источников и этой надписи отнюдь не проясняет всю ситуацию, в частности взаимоотношения между кидаритами и хионитами.
Но, может быть, следует обратиться к китайским источникам? До последнего времени считалось, что они не содержат сведений о хионитах. Однако сейчас японский ученый К. Еноки доказывает, что сообщение китайской хроники о завоевании «хуннами» Судэ и о том, что они, «убив владетеля судэского, овладели землями его» (причем владетель Хуни составлял уже четвертое колено после этого), относится к Согду, а под именем «хуннов» выступают на самом деле хиониты. Однако все, что можно извлечь из этого сообщения, ограничивается констатацией, что Согд на каком-то этапе был покорен хионитами, а хронологические расчеты (сообщение относится к 437 г.) показывают, что они, быть может, завоевали Согд до своего появления на юге Средней Азии, т. е. прошли через Согд.
Необходимо отметить, что если в источниках хиониты смешиваются с кидаритами, то не менее сложно провести грань между сообщениями о хионитах и эфталитах. Это относится к событиям первой половины и середины V в. Вскоре после восшествия на сасанидский престол Варахрана V Бахрам Гура (420—437 гг.) в Хорасан, как сообщают арабские авторы Табари и Динавери, вторгся каган «тюрок» и начал грабить страну. Сделав вид, что он ушел в Азербайджан, Бахрам Гур, соблюдая все меры предосторожности, скрытно подошел к ничего не подозревавшим «тюркам», разбившим свой лагерь в районе Мерва. Затем воины подняли страшный шум, и «тюрки» бежали. Бахрам Гур убил кагана «тюрок», захватил его жену, преследовал «тюрок» до Амударьи, в районе Амуля переправился через реку и, «когда он приблизился к ним, тюрки изъявили ему покорность и попросили его, чтобы он установил определенную границу между ним и ими, которую они обязались бы не переступать. Бахрам в качестве границы избрал место, глубоко вдающееся в их страну, приказал построить там башню и ее назначил границей»,— так повествует Динавери.
Табари сообщает, что граница была установлена между тюрками и областями, граничившими со «страной тюрок». Он также добавляет подробности о захваченной Бахрам Гуром добыче. Более существенно, что он назначил наместника Хорасана с резиденцией в Балхе. Следовательно, несмотря на победу, положение на восточной границе требовало постоянного контроля. Вероятно, к этому же эпизоду следует относить сообщение Фирдоуси, что после поражения «тюрок» знать Чаганиана, Хутталяна, Балха и Бухары вынуждена была выплачивать Ирану дань.
О каких «тюрках» идет речь? Несомненно, само название является явным анахронизмом, И. Маркварт обратил внимание на два обстоятельства. Во-первых, в одном пехлевийском сочинении («Ядгар Зареран») рассказывается о сражениях царя Ирана Виштаспы с царем хионитов Арджаспом, причем,, очевидно, в степях, в области Мерва. После победы Виштаспа возвращается в Балх. Все это очень близко напоминает основные события войны Бахрам Гура. Во-вторых, наместник Хорасана получает титул «марзбан-и кушан», т. е. «хранитель границы с кушанами». Отсюда И.Маркварт делает вполне убедительный вывод, что Бахрам Гур вел на самом деле войну с хионитами.
Почему же наместник Балха носил титул «марзбан-и кушан»? Здесь возможны два объяснения. Во-первых, согласно Табари, Бахрам Гур собирался присоединить часть территории Индии, где существовали какие-то кушанские владения, и такой титул мог быть своеобразной политической манифестацией. Но возможно и другое: в Иране считали (или знали), что существует какая-то связь между вновь появившимися хионитами и давно известными кушанами. Последнее предположение как будто подкрепляется и следующим обстоятельством. При Йездигерде II (438-457 гг.) продолжались войны с северными кочевниками. Участник и современник этой войны, армянский историк Егише Вардапет сообщает, что сасанидский царь «внезапно напал на земли «хонов, которые называются также кушанами», и воевал с ними два года, но не смог подчинить их». Таким образом, два совершенно независимых источника в связи с хионитами говорят о кушанах. Это подтверждает мнение о том, что хионитов нельзя отрывать от кушан.
Йездигерд II вынужден был даже перенести свою резиденцию на северную границу. Напряженное положение там сохранялось более десятилетия. Как сообщает тот же армянский историк Егише Вардапет, в 450 г. «Йездигерд собрал много войска и, выступив, достиг земли эфталитов. Царь кушанов, видя это, не решился принять бой. Он бежал с войском в самые крепкие (недоступные) части пустыни». После этого Йездигерд II опустошил страну кушан, захватил много замков и городов, пленных и добычу. Мы не можем согласиться с К. В. Тревер, которая, обратив внимание на появление в этом тексте выражения «земля эфталитов», делает вывод, что эфталиты в эти годы «видимо еще не властвовали над кушанами». Нам, напротив, представляется, что этот текст свидетельствует о том, что гегемония над хионитами уже перешла к эфталитам, вся территория («земля») считалась принадлежащей эфталитам, но они еще не принимали участия в сражениях с Ираном.

Племена и народности Средней Азии в IV—VI веках н.э. – Кидариты

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Основные сведения о кидаритах содержатся в следующих сообщениях источников. В хронике Бэй-ши сообщается, что правитель юэчжей из-за нападений жужаней перенес свой двор в город Боло. «После сего храбрый юэчжийский государь Цидоло перешел со своими войсками через большие горы, напал на Северную Индию и покорил пять государств, лежащих от Гантоло к северу». Далее хроника сообщает о событиях 424 г. Из другого сообщения Бэй-ши явствует, что Цидоло управлял и областью малых юэчжей, но затем, «изгнанный хуннами, ушел на запад», а управление поручил своему сыну.
Имеется несколько групп монет с надписью на брахми «Кидара Кушана ша». Судя по шрифту надписей, их выпуск производился где-то на юге, за Гиндукушем, по нумизматическим данным, в пределах 390—430 гг. Анализ монет приводит А.Бивара к заключению, что монеты с такой легендой последовательно чеканили по крайней мере два правителя. Как доказывает К.Еноки, кидариты объединили под своей властью Тохаристан и Гандхару где-то между 412—437 гг.

В западных источниках (Приск Панийский) сообщается о борьбе «гуннов, называемых кидаритами». с сасанидским Ираном в 456 и последующих годах. Под 456 г. Приск Панийский сообшает, что «парфский» (т.е. сасанидский) царь вел войну с гуннами-кидаритами. Тот же источник под 464 г. пишет, что сасанидское правительство утверждало: «Римляне (Византия) были обязаны помогать персам деньгами в войне против так называемых уннов-кидаритов.

Ясно, что Цидоло (древнее звучание kiwo-ta-la) китайских источников и Кидара монетных надписей передают одно и то же имя. Все же остальное не может быть пока уверенно истолковано. Мы можем, если верить китайскому источнику, полагать, что кидариты были родственны кушанам или даже составляли их часть, однако это не подкрепляется другими источниками. Вопрос о соотношении кидаритов, ушедших в Индию, и тех, что, по Приску, воевали с Сасанидами, совершенно неясен. Выдвинуто несколько остроумных гипотез, в частности о тесной связи кидаритов и хионитов, в силу чего последние, будучи номинальными подданными кидаритских царей, назывались поэтому «кидаритами». Есть данные, что еще в 477 г. кидариты из района Гандхары посылали посольство в Китай.

Сасанидское царство в IV—VI веках н.э.

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

К III в. н. э. под влиянием изнурительных войн с римлянами, внутренних смут происходит распад Парфянского царства. Резко обострился классовый антагонизм между рабовладельческой знатью, общинниками и рабами; в руках знати сосредоточилось много удобных для обработки земель.
В борьбе за сильный государственный аппарат, который мог бы держать в подчинении непосредственных производителей и содействовать дальнейшему росту богатства и могущества знати, выдвинулась аристократия Фарса (Парса) в тесном сотрудничестве с зороастрийским жречеством.
К 220 г. н. э. властитель княжества Истахр (в Фарсе) Арташир I Папакан Сасанид стал правителем всего Фарса. К 224 г. н. э., разгромив войска Артабана V — последнего представителя Аршакидской династии, Арташир I захватил власть и организовал управление государством, охватывавшим всю территорию Ирана.
Приход Сасанидов на смену парфянам нельзя рассматривать как очередную смену династий. Парфянская династия, «ослабленная борьбой с Римом, запутавшаяся в сложных социальных противоречиях, колебавшаяся между рабовладельческим Западом и общинно-родовым Востоком, не смогла дать решительный толчок развитию новых общественных отношений. Это сделало государство Сасанидов» .
Сасанидское государство просуществовало более 400 лет (224 или 226—651 гг.). Для периода правления Сасанидов наиболее характерным является следующее. Во-первых, примерно с IV в. н. э. в Сасанидском государстве усиленно развиваются феодальные отношения. Во-вторых, в противовес центробежным стремлениям владетельных князей и правителей отдельных провинций значительно усиливается роль центральной власти в Иране, поэтому Энгельс и назвал державу Сасанидов «упорядоченным… царством» 3. В-третьих, чрезвычайно растет влияние зороастрийского жречества: зороастризм становится государственной религией, а Арташиру I приписывается изречение: «Престол —опора алтаря, а алтарь — опора трона».
При сыне и преемнике Арташира шахе Шапуре I (242— 272 гг.) Сасаниды разгромили римские войска, в одной битве погиб римский император, в другой еще один римский император попал в плен. Сасанидское государство более окрепло при Шапуре II (309—379 гг.) — он провел успешные войны на востоке и западе, основал ряд городов. Царь Йездигерд I (399— 420 гг.) пытался ограничить знать и зороастрийское жречество, опираясь на христиан, которых было множество в Сасанидском государстве.
Жестокий режим, установленный Сасанидами, вызвал резкое недовольство не только у народов захваченных областей Средней Азии и Закавказья. Восстания в этих областях, вторжения кочевников сотрясали Сасанидское государство, а сасанидские цари и принцы попадали в плен или становились заложниками у среднеазиатских кочевников, например царь Пероз (459—484 гг.). В Иране имели место социальные движения, в частности маздакитское, когда под напором народных масс едва не рухнуло Сасанидское царство.
Наибольшего могущества Сасанидское государство достигает при Хосрове I Ануширване (531—579 гг.). Помимо больших завоевательных экспедиций, в процессе которых был завоеван даже Йемен в Аравии, Хосров I провел ряд военных реформ, закрепивших возникшие феодальные отношения и способствовавших их дальнейшему развитию. Очень серьезную роль сыграли, в частности, налоговая, военная и административная реформы. Эти реформы, кроме того, усилили центральную власть.
Сасанидские цари пытались — и не без успеха — присоединить среднеазиатские области. В середине V в. они утрачивают контроль над среднеазиатскими областями, которые оказываются под властью кочевых племен. Однако позже области Южной Туркмении вновь оказались под властью Сасанидов. Сасанидское государство пало в середине VII в. под натиском арабов.

Структура среднеазиатского общества в конце I тыс. до н.э. – начале I тыс. н.э.

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
О социальном строе Средней Азии середины и второй половины I тыс. до н.э. данные чрезвычайно скудны. Мы располагаем некоторыми намеками на социальное расслоение. Так, среди бактрийцев и согдийцев имеются «знатнейшие» (nobilissimi), выделяющиеся «знатностью» (Квинт Курций, VII, 10, 4; Арриан, VII, 6, 3). Знакомо было Средней Азии и рабство. В источниках имеются сведения об «обращении в рабство» жителей западных областей Ахеменидского царства и поселении их в Средней Азии. Так, в Бактрии были поселены жители греческого города Барка (Северная Африка) (Геродот, IV, 204). Восставшим грекам-ионийцам персы грозят порабощением и высылкой их дочерей в Бактрию (Геродот, VI, 9). Видимо, Бактрия была обычным местом поселения рабов из западных областей Ахеменидского царства. Но это – царские рабы. О частных рабах для этой эпохи мы имеем меньше данных. Так, известно одно сообщение, и то не вполне достоверное, о рабе (servus) согдийца Спитамена (Квинт Курций, VIII, 3, 9), Вместе с тем в источниках имеются указания на следы родоплеменного строя в социальной организации среднеазиатского населения этого времени. Так, видимо, население одного города на севере Согдианы названо племенем или родом (gens) мемакенов (Квинт Курций, VII, 6, 17).
Согдийская и бактрийская знать в эпоху Александра Македонского располагала огромными богатствами. Косвенно об этом свидетельствует, в частности, эпизод с Хориеном, который смог обеспечить македонское войско съестными припасами сроком на 2 месяца (Арриан, IV, 21, 10). Разгромивший Красса знатный парфянин из рода Сурена, по словам Плутарха («Жизнь Красса», 21), «был человек далеко не дюжинный: по богатству, знатности рода и славе занимал второе после царя место… В поход выступал он не иначе, как везя за собой припасы на тысяче верблюдов и двести повозок с наложницами; тысяча конных латников и еще большее число легковооруженных сопровождали его особу; всех же всадников, конников и рабов было у него не менее десяти тысяч». В Давани иностранный наблюдатель отмечал наличие «богатых домовладений» н «старейшин»; богатые имели большие запасы вина, У кочевников-усуней богатые владели 4-5 тыс. лошадей.
На греко-бактрийских и более поздних монетах, а также на монетах кушанского чекана имеются греческие или восточноиранские обозначения главы государства – «правитель», «царь», «царь царей». На одной печати-гемме, происходящей из Индии, сделана надпись кушанским письмом – имя, а затем титул «вазорк-фромалар». В сасанидском Иране имелся «вазург фрамадар» – глава всей администрации, так сказать, премьер-министр. Эту должность занимали особы царского рода или представители самых знатных фамилий . Но следует иметь в виду, что в Средней Азии значение этого титула могло быть и иным: в раннесредневековых согдийских текстах из Средней Азии фрамандар (буквально – «держащий приказ») – «управляющий дворцовым хозяйством». Однако в кушанское время это был, вероятно, высокий (или один из высших) государственный чиновник.
В Государственном Эрмитаже и Британском музее имеются печати с титулом владельца – «хазарухт», что соответствует сасанидскому хазарпату. Хронологическая принадлежность этих печатей не совсем ясна; по-видимому, они относятся уже к послекушанскому времени. Нельзя с определенностью сказать и о месте их изготовления, но мы можем привлекать их как дополнительное доказательство наличия в Бактрии III-V вв. н. э. развитого государственного аппарата.
В сурхкотальской надписи титул Ноконзока обозначен как «каралраг». Как показал В. Б. Хеннинг, он идентичен сасанидскому титулу «канаранг» («охраняющий границу» или «укрепляющий границу»), который носил правитель восточной (пограничной со Средней Азией) части Сасанидского государства; его функции были скорее военными, чем гражданскими. Этот титул получил широкое распространение в Средней Азии – его в раннем средневековье носили, например, представители самаркандского правящего дома.
На хранящейся в Государственном Эрмитаже печати В. Б. Хеннинг прочел слово «асбаробид». Первая часть слова соответствует среднеперсидскому «асбар» – «всадник», «рыцарь» (в таджикском это слово известно в форме «савор»), а вторая часть восходит к древнеиранскому «пати» – «хозяин»). Итак, это слово, скорее титул, чем имя, обозначает «начальник конницы».
На одной кушанской гемме обозначено имя ее владельца «харбалан»- «сидящий на осле». Это же имя встречается, как подметил В. А. Лившиц, на двух индийских надписях брахми из Сарнатха (около Бенареса), причем одна из них имеет дату- третий год правления Канишки. В этой надписи сообщается об устройстве буддийского сооружения и среди донаторов названы два «сатрапа»: Vanaspara и Kharapallano. Последнее имя -I индийская передача того же имени, что выгравировано на гемме, Vanaspara – происходит от бактрийского Wanaspar – «взывающий к победе». Во второй из вышеупомянутых надписей Kharapallano назван «великим сатрапом».
Областной и местный административный аппарат, как известно по Парфии, был чрезвычайно разветвленным и предназначался для подавления непосредственных производителей.
Итак, два полюса. С одной стороны, знать, в руках которой сосредоточивались колоссальная власть и огромные богатства, с другой – те, кто своим трудом их создавал. Более детально о составе трудового населения, если говорить именно о Средней Азии, известно ничтожно мало. Кто занимался возведением дворцов и устройством укреплений, кто трудился в городских ремесленных мастерских, из кого состояло сельское население,- в сохранившихся источниках почти ничего не сообщается. Безусловно, в Средней Азии имелись и рабы и зависимое подневольное население.
Следует подчеркнуть, что, как доказали лингвисты, термин для обозначения патриархального раба существовал у индоевропейцев уже в эпоху бронзы и, следовательно, они уже тогда знали патриархальное рабство. В эпоху «Авесты» существовали рабы и зависимые люди. Для более позднего времени сообщается о рабах в Парфии, Согде, говорится о рабах, происходящих из Бактрии и, по-видимому, Ферганы. В «старых согдийских письмах» и других согдийских письменных памятниках встречаются термины «вандак» («раб») и «дайа» («рабыня»). В согдийском брачном контракте (начало VIII в. н.э.) фигурирует четыре вида зависимых людей. Среди них уже упоминавшиеся выше рабы вандаки, долговые рабы нипаки и рабы-военнопленные ванаки. В сасанидском судебнике, оформленном в VI в, н. э., имелись рабы бандаки (это общее обозначение раба) и рабы анашахрики (первоначально комплектовались из военнопленных). Из примерно синхронных надписей на оссуариях из Ток-калы (Хорезм) отмечен термин «хунаник» («раб»). Судя по некоторым данным, до арабского завоевания в Хорезме термин «хун» обозначал раба-чужестранца.
Исключительное значение для решения проблемы социально-экономического строя имеют документы с Топрак-калы (II-III вв. н.э.). Это списки домов-семей, вернее, мужских членов их, т, е. агнатических групп. Так, в документе № 8 говорится, что группа состояла из 21 человека, из них свободных – 4 (домовладыка, два совершеннолетних сына и зять). Рабов же (или домашних слуг) – 17 человек, причем 12 из них рабы (или домашние слуги) самого домовладыки, 2 – его жены, 2 – его детей и 1 – сына его наложницы. От их исторической интерпретации до полной публикации этих документов лучше воздержаться.
Однако еще раз подчеркиваем, что рабский труд не являлся ни единственным, ни, вероятно, преобладающим. Это относится, в частности, к сельскому хозяйству. Известный индолог-марксист Вальтер Рубен (ГДР) полагает, что в древней Индии количество рабов было весьма значительным, однако непосредственно в производстве (в сельском хозяйстве, как и в ремесле) их роль не была значительной, так как их труд не был рентабельным. Так обстояло дело не только в одной Индии, а, как показали советские исследователи, в большинстве стран древнего мира, где не было развитого товарного производства. И. М. Дьяконов пишет: «…Только такие общества, как Коринф, Афины или Рим – поздней республики и ранней империи,- т. е. только некоторые общества древнего мира, общества с преимущественно товарным производством, являются примерами интенсивного развития негосударственного рабовладения в крупных масштабах».
Нам представляется, что и в Средней Азии рабский труд, в частности в сельскохозяйственном производстве, играл подчиненную, если не второстепенную роль.
В этой связи нужно подчеркнуть, что некоторые прямые и множество косвенных данных свидетельствуют, что в древней Средней Азии, как и на древнем Востоке в целом огромное место занимала община. Патриархальные домовые общины и объединяющие их соседские общины – вот та основа, на которой зиждилось древнее общество. Она, говоря словами И. М. Дьяконова, являлась прежде всего гражданской организацией полноправных свободных и рабовладельцев.
В раннесредневековом Согде (и, по-видимому, раньше) община (наф) состояла из знати (азаткар), торговцев (хвакар) и свободных крестьян-общинников и ремесленников (карикар). Вообще же со времени «Авесты» в иранских языках встречается противопоставление высших по социальному положению низшим. Первые называются азата («свободные», «благородные»). Им противостояли зависимые люди, и прежде всего рабы.
По словам Ф, Энгельса, «восточный деспотизм был основан на общей собственности».
Хотя рабовладельческие отношения составляли важный уклад в социально-экономическом строе и общество в целом, как это делается большинством исследователей в отношении древнего Востока, можно называть рабовладельческим, нам представляется, что в Средней Азии ведущую роль в производстве в течение всей эпохи древности сохраняют общинники, особенно в сельском хозяйстве. В деревне это было время господства сельской общины.
Общинный характер земледелия замедлил процесс перехода от натурального хозяйства к товарному, ибо известно, что «превращение продукта в товар… становится тем значительнее, чем далее зашел упадок общинного уклада жизни».
Как было показано в предыдущих главах, в Средней Азии рано возникла городская жизнь и началась торговля со многими странами, однако натуральный характер хозяйства продолжал быть преобладающим. Хотя в силу этого внутренняя торговля и денежное обращение не проникли достаточно глубоко, они все же содействовали «превращению патриархальной системы рабства, направленной на производство непосредственных средств существования, в рабовладельческую систему, направленную на производство прибавочной стоимости». В горных и степных районах Средней Азии продолжало также существовать нерасчлененное единство города и деревни. Ремесло здесь еще окончательно не отделилось от земледелия.
Сосуществование и тесное взаимодействие земледельческих районов с миром кочевых племен на протяжении многих веков и тысячелетий было характерным явлением исторического развития Средней Азии и многих других стран Востока.
Одной из функций восточного деспотизма было постоянное ведение войн с целью ограбления чужих стран и захвата огромных пространств.
Необходимо отметить также большую неравномерность хозяйственного развития, а отсюда и развития рабовладельческих отношений в различных областях Средней Азии. Ведущими в экономическом отношении были районы оазисов Согда, Хорезма, Бактрии (Тохаристана), Ферганы, Хорасана. Более отсталыми были замкнутые горные районы Припамирья, Бадахшана, Кухистана и др. Периферией служили степные районы Семиречья, Приаралья, Закаспия, нынешнего Казахстана. Своеобразно буферными районами были Чачский оазис и Уструшана. В скотоводческих хозяйствах степи и в замкнутых хозяйствах в горах родовой строй проявлял большую живучесть. В районах оазисов рабовладельческие отношения развивались интенсивней.
В целом нужно отметить, что в Средней Азии рабовладельческие отношения не стали столь глубокими, как в античном мире.
Основной, все более обострявшийся классовый конфликт происходил здесь между богатеющей военно-рабовладельческой знатью и жречеством, владевшими рабами, большими земельными угодьями, торговыми караванами, с одной стороны, и рядовыми общинниками, попадавшими в различные формы зависимости от них,- с другой.
Государственная власть была сосредоточена в руках знати и жречества во главе с деспотом-царем и его армией, стоявшей над народом. Опираясь на сильную центральную власть, господствующая верхушка эксплуатировала рабов и общинников.
Даже относительно такой классической страны античного рабовладения, как Рим, К. Маркс писал: «…В Древнем Риме классовая борьба происходила лишь внутри привилегированного меньшинства, между свободными богачами и свободными бедняками, тогда как огромная производительная масса населения, рабы, служила лишь пассивным пьедесталом для этих борцов». Тем более в Средней Азии, где главной производительной массой были свободные общинники, основные классовые конфликты, о которых в древних источниках встречаются лишь глухие отзвуки, происходили именно между аристократами и свободными бедняками-общинниками.
Такова вкратце общая картина социальных процессов, происходивших с VII в. до н. э. по III-IV в. э.
Сельские общины были уже в известной степени территориальных связей и наряду с ними все более укрепляются связи местные.
В отношении народообразовательных процессов в Средней Азии необходимо отметить, что в этот период взамен родовых племенными союзами. Кроме простого союза живущих рядом племен мы наблюдаем уже и процессы их слияния, образования народностей.
Однако в тех исторических условиях подобно тому, как указывал Энгельс для греческой античности, процесс народообразования не заходил далее создания союзов племен, лишь частично связанных друг с другом. Предпосылок для создания единого крупного народа тогда еще не было. Это положение Энгельса подтверждается и на примере Средней Азии. Говорить о едином согдийском или хорезмийском народе в этот период еще нельзя. Образуются лишь местные центры, различные местные мелкие народности Согда, Хорезма, Бактрии, Хорасана и других областей с выявившейся тенденцией их последующего сближения и образования согдийского, хорезмийского и других народов.

Культура и религия кушанской Средней Азии

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Памятники письменности

Кушанское время характеризуется серьезными сдвигами в области духовной культуры народов Средней Азии. Это был период сложных и во многом противоречивых явлений, переплетающихся тенденций и влияний.
Уже в IV-II вв. до н. э. в Средней Азии возникают на базе арамейской местные письменности.
Древнейшими памятниками согдийского письма являются надписи на согдийских монетах начала нашей эры. Далее сл дуют «старые согдийские письма». В них знаки ясно различаются и большей частью не соединяются друг с другом. Это письмо еще не далеко отошло от арамейского прототипа. Вместе с тем, по словам В. А. Лившица, эти письма показывают что в то время «уже сложились основные нормы согдийского письменного языка, сохранявшиеся по крайней мере до X в.».
«Согдийские старые письма», которые, как показал В. Б. Хеннинг, датируются 312-313 гг. н.э., являются не только важными историческими документами, но и образцами эпистолярной прозы. Подлинные события человеческой жизни отражены в них с безыскусной правдивостью. Натиск хуннов, тревожные дни согдийских колоний, страх, гнев и любовь – вся гамма человеческих чувств и переживаний без каких-либо литературных украшений запечатлены в этих документах. Горечью и обидой проникнуто письмо, адресованное молодой согдианской Меванчой (это имя означало «тигренок» или «кошечка») своей матери в Самарканд. Ее опекун, которого зовут Нанидат, хочет против ее воли жениться на ней, и она диктует писцу: «Лучше я буду женой собаки или свиньи, чем женой Нанидата» (перевод В, А. Лившица). Прошло некоторое время, и Меванча вновь пишет матери. Она не только стала женой Нанидата, но и отзывается о своем муже с любовью и уважением. Что ж, такие коллизии не раз запечатлены в мировой литературе.
В Сурх-Котале (к югу от Кундуза) было найдено несколько надписей, написанных кушанской разновидностью греческого алфавита. Язык же надписей оказался восточноиранским, ранее практически неизвестным. Это обусловило трудности в их расшифровке, которой занимались А. Марик, Э. Бенвенист, В. Хеннинг, И. Гершевич, Я. Харматта, X. Хумбах и др. Одна надпись состояла из 25 строк. До сих пор не существует ее общепринятого полного перевода, причем исследователи расходятся во многих важнейших пунктах, в частности в том, кто в надписи подразумевается (или назван) строителем храма. Один из вероятных вариантов перевода предложен В. А. Лившицем: «Этот акрополь – храм, [называемый] Канишка Победитель, которым господин царь почтил Канишку. И вот, когда первоначально было закончено [сооружение] акрополя, тогда высохли внутри [акрополя] находящиеся [вместилища] воды, в результате чего акрополь остался без воды. И когда от сильного летнего зноя наступила засуха, тогда боги из [их] гнезда [храма] были унесены – и изображения [богов] и скульптуры [богов]. И акрополь опустел – до тех пор, пока в 31 году правления, в месяце нисане, пришёл сюда к храму наместник Но- коязок, любимый царем, наиболее дружественный к царю, сиятельный [«сын бога»], старающийся [?], делающий добро, полный добродетелей, чистый помыслами по отношению ко всем существам. Затем он акрополь обнес стеной, вырыл колодец, левел воду, выложил [колодец] камнем так, чтобы люди, находящиеся в акрополе, не испытывали бы недостатка в воде ли «чтобы акрополь не испытывал недостатка в чистой воде»] чтобы в случае засухи, возникающей от сильного летнего зноя, не были бы унесены из [их] гнезда, чтобы акрополь не опустевал. А над колодцем был устроен подъемник для воды[?], было сооружено также водохранилище. И благодаря тому колодцу, и благодаря этому водоподъемнику весь акрополь стал процветающим. И этот колодец и это [далее следует слово, которое предположительно может обозначать «окно», «башня»] сделали Хиргоман, Бурзмихр, сын Куэгашки, Астилганциг и Ноконзок, наместники, послушные приказу царя, И написал Евман вместе с„ Михраманом, Бурзмихр-пухром [и] Амихраманом».
Язык этой надписи занимает промежуточное положение между пушту и памирскими языками – мунджанским и йидга, с одной стороны, и согдийским, хорезмийским и парфянским, с другой. Проницательности выдающегося ираниста В. Б, Хеннинга мы обязаны определением, что язык надписи и является бактрийским языком, до последнего времени практически совершенно неизвестным (надписи на кушанских монетах, геммах и керамике не давали возможности из-за краткости дать его характеристику). По своей грамматической структуре бактрийский язык дальше, чем другие восточноиранские языки, отошел от древнего типа.
По мнению лингвистов, в надписях из Сурх-Котала, а также в индийских (кушанского времени) сохранились лишь некоторые термины первоначального сакского диалекта кушан. Можно представить, что кушаны на территории Бактрии смешались с бактрийцами, были в какой-то степени ассимилированы ими и во всяком случае для письменной речи употребляли бактрийский язык, хотя с большим количеством заимствований из других иранских и индийских языков. В надписях на кушанских монетах представлены та же письменность и тот же бактрийский язык.
Для письма применялось, по крайней мере со времени Канишки, греческое письмо. К 24 знакам греческого алфавита был добавлен еще один; на практике, однако, употреблялось меньшее число буквенных знаков. Кушанское, или, точнее, бактрийское, письмо характеризуется сочетанием остроугольной, квадратной и округлых форм большинства знаков, .Позже развивается полукурсивность.
Таким образом, вслед за согдийским, парфянским и хорезмийским языками науке стал известен и бактрийский язык. Большая сурхкотальская надпись является вместе с тем первым литературным памятником на бактрийском языке. По своему жанру она сходна с ахеменидскими и сасанидскими надписями. Однако в отличие от царских надписей в сурхкотальской надписи славословия почти полностью отсутствуют. Это особенно четко проявляется при сопоставлении с надписью Дария в Сузах, которая также посвящена строительству. Однако треть (!) ее занимает славословие Ахура-Мазде и царю. Сурхкотальская же надпись имеет строго деловой характер. Она дает последовательное изложение событий и их мотивацию. Перед нами краткая летопись событий, образец деловой прозы.
На. юге Средней Азии открыто немало (правда, небольших) бактрийских надписей. Так, в самом Душанбе найден погребальный хум с краткой (одно слово) надписью; из Дашт-и Джума происходит бронзовый колокольчик с надписью, состоящей из 17 знаков (может быть, это просто буквы, нанесенные неграмотным мастером). В Термезе, в монастыре Кара-тепе, найдено несколько бактрийских надписей на черепках, в том числе билингвы; надписи, процарапанные на стенах. В Хорезме, на Топрак-кале, обнаружены памятники хорезмийской письменности, работа над расшифровкой которых ведется.

Религиозные верования

Религиозные верования в кушанское время отличались значительной сложностью. Основная часть среднеазиатского населения по-прежнему придерживалась зороастризма. Так, у согдийцев, как явствует из их личных имен (свыше 20), встречающихся в «старых согдийских письмах», население в основном придерживалось зороастризма. Эти имена восходят к именам древнеиранских божеств, вошедших в среднеазиатско-зороастрийский пантеон. При этом «согдийский» зороастризм имел определенную специфику. Следует отметить, что одно из высших мест в согдийском пантеоне занимала богиня Нана[и]. Автор письма № 2 и адресат этого письма, живущий в Самарканде, носят имена, в составе которых слово «нана[и]». Это женское божество месопотамского происхождения, где оно было известно еще в шумерскую эпоху. Затем оно появляется в Ассирии, позже – в Иране, а в римское время распространяется от Египта и Греции на западе до Парфии, кушан и Согда на востоке. Возможно, в Средней Азии культ Нана[и] переплетался с культом Анахиты.

Для бактрийского зороастризма известные данные можно также получить, анализируя изображения божеств на кушанских монетах. Здесь в специфическом, бактрийском написании встречаются имена; Оромоздо – Ахура-Мазды, Михро – Митры, Мао – Маха (божество луны), Фарро – Фариа (божество обилия и царского счастья, судьбы), Орлагио – Вэрэтрагны (божество победы), Нана – Нанаи (божество плодородия) и др.нэ. Встречаются и местные, специфические бактрийские обозначения, например Охшо, или Оахшо. Несомненно, это слово происходит из древнеиранского «вахшу». В авестийском «вахш»- «сказанное слово» (технический термин), в согдийском оно связано со значением «логос». В среднеиранских языках оно употреблялось в значении «дух», который иногда связан с «текущей водой». В индийских источниках словом «вахшу» обозначается Амударья, которую греки знали под сходным названием Оксус|. В надписи на резном камне из Калькуттского музея можно видеть религиозную формулу: «Вахш, единственный бог».
Представление о «вахше» как о божестве сохранилось в Средней Азии до средневековья. В начале XI в. Бируни сообщал о том, что у хорезмийцев есть праздник «вахшангам», и добавлял: «Вахш – имя ангела, поставленного [наблюдать] над водами, в частности, над рекой Джейхун». В эпоху развитого средневековья и в наше время старое название Амударьи сохранилось лишь за одним из притоков Пянджа – Амударьи, а именно, за рекой Вахш. Но это свидетельствует, что именно здесь, на юге Таджикистана, особенно прочно укоренились верования в духа – покровителя речных вод Оашхо.
Представление о храме бактрийцев дает раскопанный французской экспедицией в Афганистане храм в Сурх-Котале. На высоком холме, куда ведет парадная трехмаршевая лестница, на возвышении, выполненном из кирпича и укрепленном по сторонам каменными плитами с пилястрами, располагался главный храм. Он был прямоугольный (35х27 м), более широкий по фасаду, чем в глубину, состоял из квадратного центрального помещения, с боковых сторон и сзади окруженного коридором. С фасадной стороны в храм вели три прохода: широкий – в центральную часть, узкие, расположенные по сторонам от него, – в коридор. В середине центрального помещения стояла квадратная каменная платформа, с колоннами по углам. Три ступени (у задней стороны) вели на платформу. Стены этого помещения были украшены пилястрами.
Пространство вокруг храма было окружено стеной крепостного типа – снаружи она имела прямоугольные башни. Внутри же, вдоль стены, шел колонный портик, а в плоскость стены были углублены ниши, в которых когда-то находились крупные, ярко окрашенные скульптуры из глины (большинство из них рассыпалось). Позже, между основанием возвышения и стеной двора, а также снаружи, вплотную к стене, были построены два небольших храма, у которых также было центральное квадратное помещение и окружающие его (но с четырех сторон) коридоры. В центральном помещении одного из этих храмов находилось ступенчатое возвышение, сделанное из сырцового кирпича. Стены его были украшены по углам и в середине пилястрами, между ними находились вырезанные в глине рельефы (изображения птиц). На верхней поверхности возвышения – сильно обожженное углубление, заполненное чистой золой. Это – алтарь огня. Строго говоря, это еще не может служить доказательством, что и главный храм был храмом огня. Высказывалось мнение, что он является династическим храмом. Исследователь этого храма Д. Шлюмберже считает, что храм мог сочетать обе функции – быть династическим храмом и одновременно храмом огня, и называет сурхкотальский храм «царским кушанским храмом огня».

В одной из сурхкотальских надписей есть слово «Баголагго» – «святилище», – по-видимому, так назывался храм; это название перешло в наименование ближайшего района и населенного пункта (Баглан).
Наряду с зороастризмом получают распространение и другие религии. Как известно, в кушанской Средней Азии был распространен буддизм. Вполне вероятно, что сведения о буддизме проникают в Среднюю Азию за несколько столетий до этого, может быть при Ахеменидах, но конкретные данные о распространении в Средней Азии буддизма относятся к значительно более позднему времени. Буддизм проник в Среднюю Азию через Афганистан. Его распространение, судя по всей совокупности имеющихся данных, шло несколькими (по крайней мере, двумя) путями: западными – на Мерв (в восточные области Парфии), восточными – на Термез (в Бактрию).
Цейлонская хроника сообщает о прибытии на Цейлон в первой четверти I в. до н. э. на одно буддийское празднество некоего мудреца по имени Махадева. Этот мудрец приехал, скорее всего, не из самой Парфии, а из какого-то окраинного владения. Вскоре после этого буддизм проникает и в область Мерва, Имеются данные, что в 148 г. прибыл в Лоян и начал работу над переводами буддийских текстов на китайский язык Ань Ши-гао, судя по его имени, происходивший из страны Ань – Парфии. Именно ему и его ученикам Китай обязан знакомством с буддизмом. Более того, Ань Ши-гао был крупным ученым, и через него китайцы получили сведения о научных представлениях народов Средней Азии.

Для Бактрии мы располагаем значительным количеством сведений. Известно имй знаменитого буддийского проповедника Гхошака, уроженца Тохаристана. Из Термеза происходил буддийский богослов Дхармамитра. Буддийские проповедники достигли области Чача, где возводились буддийские сооружения.
В Средней Азии была распространена буддийская школа Вайбхашика, в учении которой было немало материалистических моментов; в их теории познаний содержались элементы диалектики. Как указывал Ф. Энгельс: «…Диалектическое мышление – именно потому, что оно имеет своей предпосылкой исследование природы самих понятий,- возможна только для человека, да и для последнего лишь на сравнительно высокой ступени развития (буддисты и греки), и достигает своего полного развития только значительно позже, в новейшей философии…».
Известен целый ряд буддийских сооружений. Так, в Айртаме, неподалеку от Термеза, был Частично раскопан буддийский монастырский комплекс I-II вв, н. э. Ядро его составляло святилище. Оно состояло из квадратного помещения, в центре которого был прямоугольный постамент – подставка реликвария, и вестибюльного помещения, стены которого были украшены замечательным каменным фризом. Монастырь включал ряд жилых и служебных помещений. В самом Термезе, на возвышенности Кара-тепе, раскапывается буддийский пещерный монастырь (в Индии такие монастыри были очень многочисленны). Здесь, в частности, производятся раскопки нескольких комплексов, каждый из которых состоял из пещерного святилища, окруженного четырьмя обходными сводчатыми коридорами, и двора с наземными культовыми постройками. Найдены следы настенных росписей, фрагменты каменных и алебастровых статуй. Неподалеку от Кара-тепе археолог Л.И. Альбаум ведет раскопки другого буддийского комплекса с прекрасной живописью и скульптурой – Фаяз-тепе. Это П-образный ряд коридоров, келий, святилищ и отдельно стоящая ступа. В самом Термезе есть и буддийская ступа – ее сейчас называют «Башня Зурмала». Рядом с Дальверзин-тепе (Сурхандарьинская область) обнаружен буддийский комплекс кушанского времени. Особый интерес представляет найденная в нем скульптура – изображения культовых буддийских и светских персонажей.
Христианство проникает в Среднюю Азию уже во II-III вв. н. э. Бируни сохранил сообщение, что один священник принес в Мерв христианство приблизительно через 200 лет после смерти основателя этой религии. Можно было бы подумать, что эти сведения являются легендарными, если бы мы не располагали сообщениями сирийских (начало III в. н, э.) и армянских (IV в. и, э.) источников о распространении христианства в «стране кушан».

Появляются в Средней Азии адепты еще одной религии – манихейства, которая сыграла значительную роль в истории среднеазиатской идеологической жизни. Остановимся на этом несколько подробнее. Основатель этой религии Мани родился в 216 г. в знатной семье в Вавилонии, вблизи Ктесифона. Сасанидский царь разрешил проповедовать новую религию, но, в конце концов, Мани был заключен в тюрьму и там умер (в 276-277 гг.), а манихейское учение и сами манихеи подверглись в Иране жестоким гонениям.
Согласно манихейской доктрине, вначале, когда не было еще земли и неба, существовали два принципа: Свет (Добро) и Темнота (Зло). В реальной жизни смешаны элементы того и другого, и человек должен способствовать достижению совершенства, помогая светлому началу в борьбе со злом. Учение Мани включало и соединяло в себе многие важнейшие элементы зороастризма, с одной стороны, и раннехристианского гностицизма,- с другой, а также в некоторой степени и буддизма. Оно не было монолитным: в отдельных школах манихейства явственно пробивалась струя социального протеста – известен манихейский лозунг: «Кто богат – будет бедным, будет просить подаяния и претерпит вечные муки». Именно это, а также проповедь высоконравственного идеала, обещания привести в «Рай Света» привлекали к манихейству массы трудящихся и средних слоев. Манихейство создало вместе с тем сильную организацию. Все это не могло не напугать сасанидский двор и зороастрийское жречество.
Еще при Мани и непосредственно после его смерти манихейство далеко выходит за границы Ирана. Проповедь манихейства в Средней Азии велась, вопреки приведенному выше лозунгу, в первую очередь среди знати, но постепенно охватила и широкие круги населения. Одним из выдающихся проповедников манихейства в Средней Азии был Мар Аммо. Затем манихейство проникло в Восточный Туркестан и еще позже в Китай. В Средней Азии и в Восточном Туркестане манихейство впитало в себя многое из буддизма, усвоив его некоторые идеи и частично терминологию. В своей религиозной пропаганде манихеи использовали искусство, в частности живопись – их религиозные книги были великолепно иллюстрированы. Поэтому в таджикско-персидской литературе и старых толковых словарях имя Мани является синонимом великого художника.
В кушанское время у разных народов существовали различные погребальные обряды.
Большой интерес представляют погребения, относящиеся к кушанскому периоду (так называемый тип ШБ), в гиссарском могильнике Туп-хана, открытом М. М. Дьяконовым. Это грунтовые могилы, выложенные и заложенные сырцовым кирпичом, иногда – сырцовые склепы. В головах стоит сосуд с загробной трапезой. Все сосуды прекрасно выделаны на гончарном круге. Большинство сосудов бокалообразной формы строгих пропорций. Характерно полное отсутствие оружия в этих могилах. Иногда в рот или на грудь трупа клались монеты, сходные по чекану с монетами царя Евкратида (подражания его монетам) – времени после падения Греко-Бактрийского царства.
В женских могилах найдены украшения из золота (серьги), железа (перстни, пряжки), камня и стекла (бусы), бронзы (зеркала, браслеты, перстни). Эти украшения дают много параллелей с сарматской культурой Прикаспия и Причерноморья. Интересно, что среди находок встречается янтарь, добывавшийся лишь в Балтийском море, раковины-каури из Индийского океана.

Вне могил найдено множество монет, из которых одна – царя Канишки; обнаружены зернотерки, обломок ручного жернова, клад железных ножей.
Во время работ М. М. Дьяконова и последующих раскопок Б. А. Лнтвинского здесь найдены и иные захоронения – в больших глиняных гробах из обожженной глины (такой обычай захоронения был широко распространен у парфян и, очевидно, заимствован от них). На территории г. Душанбе обнаружены захоронения в каменных гробницах и в хумах. На городище Кухна-кала (Вахшская долина) хоронили покойников в комнатах-камерах. Со II в. до н. э. (или даже раньше) в Хорезме, а затем в других областях Средней Азии распространяются оссуарии – керамические (редко каменные) костехранилища, куда помещались кости покойников.

Кочевое, полукочевое и часть оседлого населения хоронили своих покойников в курганах. Большое количество курганов раскопано в низовьях Кафирнигана и в Исфаринском районе, а также на территории Узбекистана и Киргизии.

Искусство

Кушанская эпоха – время апогея древнего искусства Средней Азии, Мы знаем о развитии искусства монументальных форм (живопись, скульптура, рельефы), малой пластики (терракоты), прикладного искусства (ювелирное производство и т.д.). Уже сейчас мы располагаем обширным материалом, но накопление его в связи с археологическими работами идет столь интенсивно, что любая характеристика может устареть еще до своего появления в свет. Именно в области искусства наиболее ярко проявился гений среднеазиатских мастеров; в то же время отчетливо прослеживаются связи с соседними странами.
Значение памятников среднеазиатского искусства далеко выходит за пределы Средней Азии, ибо они позволяют по-новому рассматривать и объяснять важнейшие явления художественной культуры Востока. Так, например, обстоит дело с так называемым гандхарским искусством. Гандхара – древнее название страны, ядром которой являлась Пешаварская долина и которая включала также соседние области. Именно здесь выявлено много своеобразных памятников искусства, преимущественно каменной (и алебастровой) скульптуры и рельефов. По древнему имени страны они были названы гандхарскими, хотя произведения такого стиля распространены значительно шире: они встречаются на территории всей Северо-Западной Индии, Афганистана и на юге Средней Азии. Гандхарское искусство представляет собой удивительно яркий сплав местных и эллинистическо-римских традиций. Но проблема генезиса гандхарского искусства, его эволюция и хронологии до сих пор вызывает самые разноречивые, нередко полярно противоположные мнения, бесчисленное количество теорий и гипотез. Один ученый остроумно сравнил историю изучения гандхарского искусства с «полем битвы, на котором было сокрушено так много убеждений археологов, полем битвы, почва которого усеяна раздробленными латами – устаревшими теориями, обломками оружия – отвергнутыми гипотезами. Вместе с тем проблемы, ожидающие решения, столь бесчисленны и буквально вызывающе противостоят попыткам ученых, представляясь совершенно неразрешимыми».
Основы изучения гандхарского искусства были заложены в трудах А. Фуше – французского ученого, так много сделавшего для исследования искусства и археологии Индии и Афганистана, Отсылая к его трудам, а также к трудам Д. Маршалла, Р. Роулэнда, А. К. Кумарасвами, И. Лохвизенде Леев, Г. Ингольта и др., отмечу лишь, что сравнительно недавно с очень интересной гипотезой выступил французский ученый Д. Шлюмберже. Опираясь на результаты новейших археологических открытий в зарубежной Азии, он настаивает на роли «греко-иранского элемента» (в частности греко-бактрийского) в сложении гандхарского искусства. Открытия же в Средней Азии дали прекрасный материал для суждения о собственно бактрийском искусстве. Великолепная скульптура и живопись Халчаяна, замечательная коропластика Бактрии не могут теперь не учитываться при исследовании проблемы генезиса гандхарского искусства.
Наряду с искусством Бактрии свои художественные школы создают в то время Согд, Хорезм и Парфия.

Экономика в кушанское время

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Сельское хозяйство. Ирригация

Детальное археологическое обследование обширных территорий, проведенное археологами, показывает, что практически все основные области Средней Азии были уже освоены в сельскохозяйственном отношении. На равнинах развивалось земледелие, преимущественно орошаемое, а также скотоводство. Грандиозный размах приняло ирригационное строительство. Целые системы каналов были построены и функционировали в Хорезме, в Зеравшанской долине и др. Древние каналы кушанского времени выявлены и в Таджикистане, в частности в Вахшской долине. Для орошения использовалась вода не только рек, но и родников, которые в ту эпоху несомненно были более многочисленны, чем теперь. Так, например, в северной части Вахшской долины, основные земли которой орошались из магистрального канала, выведенного из р. Вахш, группа поселений, например городище Халкаджар вблизи пос. Уялы, была расположена на верхней террасе, куда сейчас вода подается с помощью насосов. В кушанское время такие поселения и окружающие их поля снабжались водой из горных родников. Вместе с тем здесь, как и в Яванской долине, практиковались, по-видимому, и богарные посевы. Богарное земледелие было распространено в предгорных н горных районах. В кушанское время была освоена вся долина верхнего Зеравшана, вплоть до современной Матчи.
Земледельческая техника продолжала оставаться очень примитивной. Может, быть, наибольший прогресс наблюдался в ирригации. При раскопках Тал-и Барзу найден железный наконечник омача (сохи).
В I в. н. э. начинается распространение жерновов. Древнейшие ручные жернова найдены в одном погребении в Карамазарских горах. Первоначально жернова были очень небольшими, затем размер их значительно увеличивается и их становится, особенно в III-IV вв., больше.
Письменные источники и археологические находки свидетельствуют, что в кушанский период среднеазиатские земледельцы возделывали почти все культуры, известные и в средневековье: зерновые, технические, садовые, кормовые и др. Характерно разнообразие сортов. Так, в Хорезме в III-IV вв. н. э. выращивались как винные, так и столовые сорта винограда. Народная селекционная работа, проводившаяся из поколения в поколение, способствовала появлению высокоурожайных и приспособленных к местным условиям сортов. Не случайно соседи Средней Азии заимствовали многие сельскохозяйственные культуры у ее народов (например, китайцы – культуру люцерны и грецкого ореха).
В равнинах, окруженных горами, в частности в Ферганской, развивается отгонное скотоводство, связанное с полукочевым образом жизни части населения, его сезонными перекочевками. Высокопородный скот ферганцев, особенно ферганские кони, по-прежнему вызывали зависть соседей и широко вывозились за пределы Ферганы.

Строительное дело и ремесла

При археологических раскопках обнаружены следующие типы сооружений: 1) дворцовые постройки, 2) культовые сооружения, 3) жилые дома, 4) производственные сооружения, 5) хранилища, 6) фортификационные сооружения, 7) ирригационные сооружения и т. д. Большинство типов этих сооружений встречалось не изолированно, а в сочетании друг с другом. Четкое функциональное определение тех или иных конкретных памятников не всегда возможно: так, например, нельзя исключить вероятность, что в Халчаяне был не дворец, а храм.

Общественные сооружения нередко носили монументальный характер. Замки и дворцы правителей имели значительные размеры, возносились на высокие платформы, окружались прочными укреплениями. Большие залы с высокопосаженнымн перекрытиями были украшены великолепными произведениями пластического искусства, замечательными настенными росписями. Стены были очень массивными.
Среди культовых сооружений некоторые были небольшими. Так, например, центральная часть буддийского святилища в Айртаме (близ Термеза) очень невелика. Но и она была украшена каменными горельефами (знаменитый айртамский фриз).
Жилая застройка не всегда отличалась высоким качеством. Нередко это были неаккуратные небольшие комнатки, стены которых были покрыты простой саманной штукатуркой. Вместе с тем встречались и просторные помещения с алебастровым покрытием стен. По-видимому, характер и планировка жилых помещений отражают как местные традиции, так и социальноимущественную дифференциацию общества.
Больших достижений добились и среднеазиатские инженеры-фортификаторы. Могучие крепостные стены, усиленные выступающими башнями, сложные предвратные сооружения, частые бойницы – все это стояло на уровне лучших достижений фортификации своего времени. А в долинах Западного Памира были возведены громадные крепости: Каахка, Ямчуи и др., расположенные на основных коммуникационных линиях и образующие систему взаимосвязанных долговременных укреплений.
В строительстве находили применение разнообразные материалы. Для возведения стен обычно употреблялись пахсовые блоки и сырцовый кирпич (был распространен кирпич квадратного формата, сторона которого имела от 32 до 44 см). Иногда, особенно в горах, в качестве стенового материала., находил употребление и камень-плитняк. Жженый кирпич употреблялся мало и робко. В Бактрии продолжение эллинлстической традиции при наличии соответствующих природных материалов привело к широкому применению каменных деталей для несущих конструкций и для декорации: простые, так называемые торовидные, и более сложные, профилированные «аттические» базы колонн; каменные стволы колонн; великолепные каменные капители, варьирующие и развивающие тип коринфской капители (на капители, найденной в Шахрннау, изображения человеческих фигур и грифонов); каменные основания пилястр и т. д. Стволы колонн и перекрытия нередко были деревянными. В перекрытиях находили применение и керамические черепицы.
Конструкции перекрытий были столбово-балочными и сводчато-арочными. Впрочем, последние применялись лишь при сравнительно небольших проемах. Своды выполнялись в технике наклонных отрезков.
Ремесленное производство развивалось как в крупных городах, так и в небольших населенных пунктах. Мы знаем об этом благодаря бесчисленным находкам предметов материальной культуры и целых ремесленных мастерских. Так, например, во многих местах выявлены остатки гончарного производства. Известно, что гончары производили обжиг в печах нескольких типов. В этих же печах производился и обжиг терракот. Керамические изделия этого периода извлечены в процессе раскопок в огромном числе. Разнообразие типов и форм посуды очень велико; сосуды удовлетворяют самым высоким стандартам, особенно это касается столовой и парадной посуды. Так, кубки из могильника Туп-хана (в Гиссаре) имеют тончайшие стенки, тщательно заглаженные и отполированные. Прошло две тысячи лет, но их стенки звенят, словно они хрустальные! Парадная посуда покрыта различными штампованными украшениями, имеет фигурные ручки и т. д.
Металлическая утварь и украшения производились также почти повсеместно. Бронзовые сосуды, подсвечники, зеркала, браслеты, серьги, кольца и многие другие предметы употреблялись в повседневном быту населения. Набор этих предметов был очень велик, качество изготовления – высоким. Найдены литейные формы, в которых производилась отливка изделий.
Стеклянные изделия представлены также разными предметами. Особенно много бус, среди которых выделяются мозаичные, сверкающие, искрящиеся всеми цветами радуги; найдены мозаичные бусы с человеческими изображениями. Очень эффектны также двухслойные золоченые бусы: их ядро покрыто тончайшей золотой фольгой, наружный слой из бесцветного прозрачного стекла.
Обильной была продукция оружейных мастерских. Оружие дальнего боя – лук – значительно совершенствуется в эту эпоху. Получает распространение особый вид сложносоставного лука, имеющий пятичастную форму, оклеенный костяными или роговыми пластинами. Родиной этого мощного оружия является Средняя Азия, позже он распространяется в сасанидском Иране. Поэтому распространенное в западной литературе название «сасанидский» является неудачным, его правильнее было бы именовать, как предложено советскими учеными, «кушано-сасанидским». Из Средней Азии этот тип лука проник к сарматам и дальше на запад вплоть до Шотландии, на юге – в Иран и Индию, на востоке – в Кита. При раскопках среднеазиатских памятников найдены костяные и роговые пластинки, которыми были покрыты поверхности лука, а в нескольких случаях – целые или поддающиеся реконструкции сложносоставные луки. Стрелы были деревянными или тростниковыми, наконечники стрел – железными, нескольких типов. Наиболее широко были распространены наконечники с черешком и тремя треугольными выступами – лопастями, К концу этого периода появляются наконечники со сложнопрофилированной боевой частью.
Воины были вооружены кинжалами и мечами. В Средней Азии первых веков нашей эры преобладали крупные (до 1,2 м длиной) железные двухлезвийные мечи без перекрестия и с длинной штангообразной рукоятью. Из других видов оружия следует упомянуть копье, боевой топор, пращу.
Для ведения строительства и для функционирования ремесленных мастерских необходимо было иметь сырье. Добыча полезных ископаемых в кушанское время резко возросла. Из недр земли извлекались металлические ископаемые, строительные материалы, полудрагоценные и драгоценные камни и т. д. Часть продукции горного и металлического ремесла шла на экспорт.

Внешняя и внутренняя торговля

Для кушанской эпохи характерно наличие развитой монетной системы, разнообразных номиналов, обильного чекана. Все это свидетельствует о существовании в стране товарного производства и обращения. В этой связи важно то обстоятельство, что основную часть кушанской эмиссии составляли медные монеты. Это может свидетельствовать о внедрении денежного обмена в сферу повседневной жизни. При изложении исторической канвы кушанского царства были уже отмечены некоторые существенные изменения, которые претерпел кушанский чекан в различные периоды. Вместе с тем следует заметить, что нумизматы до сих пор уделяли основное, почти исключительное, внимание классификационной обработке кушанских монет, вопросам иконографии и т. д. Социально-экономическая сторона до сих пор остается практически неразработанной.
Наряду с внутренней большого развития достигает и внешняя торговля. Плиний (XII, 84) сообщает об огромном объеме ввоза (на 100 млн. сестерциев) из Индии, страны серов (Восточный Туркестан) и Аравии в пределы Римской империи. Определенная часть этого импорта происходила с территорий кушанского царства, в том числе среднеазиатских. Так, по словам Плиния (XXXIV, 145) из Серики вывозилось в Римскую империю высоко ценившееся железо. Как предполагает М. Хвостов, речь идет о’ привозе в Римскую империю не самого железа, а изделий из него. Можно также думать, что по крайней мере часть этого железа, как и других товаров, происходила на самом деле из Средней Азии. Для более позднего времени – средневековья – экспорт железа и изделий из него за пределы Средней Азии неоднократно отмечается арабскими географами IX-X вв.
Есть данные о том, что бактрийские купцы проникали в пределы Римской империи, в частности в один из крупнейших торговых центров – Александрию в Египте, с другой стороны – римские купцы приезжали в Среднюю Азию.
В Средней Азии имеются, причем довольно многочисленные, находки римских изделий, а также римских монет – все это ясно документирует глубину и размах римско-среднеазиатских связей. Ввоз в Среднюю Азию предметов римского (точнее – средиземноморского) производства способствовал изготовлению аналогичных вещей в самой Средней Азии. Римские произведения искусства оказали значительное влияние на эволюцию среднеазиатского искусства, в частности на сложение гандхарского искусства, которое господствовало в Северо-Западной Индии, Афганистане и, по-видимому, на юге Средней Азии.
Велась торговля и с Китаем. Через Среднюю Азию пролегал «шелковый путь», по которому следовали на запад караваны с шелком. Шелковые изделия оседали и в самой Средней Азии – так, например, если верить сообщению Флора (3.11), у парфян уже в середине I в. до и. э, были шелковые знамена. Наряду с шелком в Среднюю Азию из Китая привозились бронзовые зеркала, лаковые изделия и др. Велик был и среднеазиатский экспорт в Китай.

Во второй книге «Махабхараты»- «Сабхапарва», которую датируют второй половиной IV в. и. э., упоминается о дарах, которые были привезены к царю пандавов Юдхиштхире, жившему в районе современного Дели, представителями различных народов, среди которых были и среднеазиатские. Эти представители преподносили царю дары, которые, очевидно, соответствовали обычным предметам импорта из этих областей. Так, из страны Бахли (Бактрии) доставили «шерстяные одеяла, соразмерные, красивой окраски, приятные на ощупь», различные ткани, овечьи шкуры, оружие, драгоценные камни; «шаки» (саки), «тукхары» (тохары), «канки» (кангюй) доставили коней, «способных пройти долгий и далекий путь» («Махабхарата», 11,47).
Археологические данные показывают, что велась торговля и с приуральскими и поволжскими сарматскими племенами. Через их территории проходили торговые пути, связывающие Среднюю Азию с Кавказом и Причерноморьем.
Выше упоминалось о появлении бактрийцев в Александрии, в Египте. Согдийцы основывали целые торговые фактории далеко за пределами Согда. В Дуньхуане (Восточный Туркестан) найдены письмена начала IV в. н. э. на согдийском языке. В одном из писем упоминается, что в Друане (Дуньхуане) находилось 100 свободных (или благородных) самаркандцев. Как не без основания полагает В. Б. Хеннинг, общее число согдийцев (вместе с рабами и членами семей) в этом городе должно было достигать тысячи. Некоторые из писем содержат сведения о товарах, ценах и т. д. Согдийцы, жившие в Восточном Туркестане, поддерживали самую тесную связь со своей метрополией в Самарканде, где оставались жить их родственники.

Города и поселения в кушанское время

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Северная Бактрия

На территории Афганистана и Северного Индостана изучено много памятников кушанского времени, в том числе таких крупных городов, как Беграм (неподалеку от г. Кабула) – древняя Каписа, Таксила (неподалеку от г. Равалпинди) – древнеиндийская Таккасила, или Такшашила, Чарсада (к северо-востоку от г. Пешавар) – древняя Пушкалавати и др. Советские археологические экспедиции раскопали много городов и поселений кушанского времени в Средней Азии, Материал столь обширен, что мы приводим самые краткие и выборочные сведения о некоторых из изученных памятников.
Одним из наиболее крупных городских центров Северной Бактрии в кушанское время являлся Термез. Город на этом месте (вблизи от современного) существовал затем на протяжении чуть ли не тысячелетия, поэтому археологические слои кушанского времени перекрыты более поздними слоями. Термез в кушанское время занимал большую площадь. На его территории находились крупные культовые центры – буддийские, монастыри Кара-тепе и Фаяз-тепе. В городе было много ремесленных мастерских, в том числе гончарных.
Кушанский Термез являлся одним из центров металлургического (и, по-видимому, металлического) производства – в слоях кушанского времени здесь найдены многочисленные крицы – ладошкообразные куски спекшегося железа, получающегося в процессе примитивной плавки. В Термезе имелось, судя по некоторым фрагментам каменной архитектуры, множество монументальных сооружений.
Очень большой город находился вблизи поселка Шахринау. Длийа городских стен достигала 7 км, а общая площадь, окруженная ими, – около 350 га. Здесь помимо монет обнаружена великолепная каменная капитель с человеческими изображениями.
Возникший еще в греко-бактрийскую эпоху город на Кей- Кабадшахе (Кабодиёнский район) существовал и в кушанское время. Он был снабжен мощными оборонительными стенами, которые оконтуривали его прямоугольную площадь (375×285 м). На длинных сторонах располагалось по 9 башен и на коротких – по 7 башен. Кроме того, на каждом углу были башни. Все башни прямоугольные. Судя по раскопанным участкам стен, с внутренней стороны их огибал коридор, разделенный на отсеки. К нему примыкали прямоугольные помещения. Здесь сделано большое число находок, среди них керамика, статуэтки, украшения.
В 8 км от совр. г. Яван находился большой город кушанского времени. Его площадь составляет примерно 40 га. Здесь имеется возвышенная площадка, напоминающая цитадель. К ней примыкает высокий холм (до 8 м высоты) размером 380×200 м. Вся эта площадь окружена городской стеной. За ее пределами были отдельные усадьбы и погребальные сооружения. Раскопки производились преимущественно на цитадели, а также на других территориях. Вскрыты участки рядовой застройки – небольшие помещения образуют группы, расположенные по сторонам от узкой улицы или тупика. В последний период постройки скорее всего были двухэтажными. Вскрыты остатки построек и предшествующего времени. Десятиметровая толща цитадели содержит остатки последовательной застройки пяти периодов, причем нижний датируется I в. до н.э. – рубежом н.э., верхний – IV-V вв. н.э. Прослеживается эволюция материальной культуры, особенно керамики. Здесь найдены также изделия из кости (например, проколки с фигурными навершиями), металлические украшения и изделия – зернотерки, жернова и т. д.
Поселение на месте городища Саксан-Охур (в Пархарском районе) продолжало существовать в кушанское время.
Одним из наиболее замечательных памятников этого времени является комплекс в Халчаяне (близ Денау). Здесь на Ханака-тепе расположено, в частности, дворцовое (или храмовое) здание. Передняя его часть имеет вид четырехколонного айвана длиной 16,5 м. Из него через три прохода (центральный и два боковых) можно было попасть в поперечно вытянутый главный зал. Из задней стены этого зала проход вел в двухколонное помещение. Кроме того, были дополнительные помещения и коридоры. Помещения этого здания были украшены великолепной глиняной скульптурой – целыми скульптурными композициями – и настенной живописью. Здесь, на Ханака-тепе, раскопаны и иные постройки, в том числе и двухъярусные.
В Сурхандарьинской области, помимо Халчаяна, зафиксировано и исследовано большое количество памятников кушанского времени, например, Дальверэин-тепе, Хайрабад-тепе, Зар-тепе и др.

Согд, Фергана, Чач, Хорезм

Города и поселения Согда, Ферганы и Чача кушанского времени изучены значительно хуже, чем Северной Бактрии. Однако известно, что и в этих областях происходил значительный подъем городской жизни.
Крупным городом являлся Самарканд. В Согде имелось множество более мелких поселений. Одно из них – укрепленное поселение Тал-и Барзу.
На территории Ферганы и Уструшаны следует отметить городища Мунчак-тепе близ Беговата, поселение в районе ленинабадской крепости, поселение близ Ашта, Шурабашат, Чун-тепе и др. Материальная культура ферганских поселений отличалась значительным своеобразием. Большие отличия имелись и внутри самой Ферганы.
По среднему течению Сырдарьи – на территории Ферганской области и прилегающих районов – развивается каунчинско-джунская культура, названная так по поселению Каунчи-тепе и Джунскому могильнику. Нижние слои поселения Каунчи восходят к II-I вв. до н. э., оно продолжало существовать до середины I тыс. н. э. К этому времени относятся городища Минг-Урюк, Алимбай-тепе, Кугаит-тепе, Ак-тобе, Шаушукум-тобе и др.
В Хорезме было множество городов и поселений. Наиболее детально изучен город, который сейчас носит название Топрак-кала. Город представлял собой большой прямоугольник (500×350 м), обнесенный стеной из сырцового кирпича, с бойни игами и башнями. Посередине город пересекала узкая улица, по обеим сторонам которой тянулись большие жилые массивы, разделенные улочками.
Главным зданием в городе был грандиозный трехбашенный замок – резиденция царей хорезмийской династии. Гордо высился этот неприступный дворец, вознесенный вверх на 25 м. Его центральная часть занимала площадь 80×80 м. Помещения были двухэтажными и имели различные назначения. Обнаружена группа парадных залов, в том числе грандиозный (280 кв. м) «зал царей».

Вдоль его стен тянулись постаменты, разделенные перегородками на отдельные участки. Здесь были помещены скульптурные группы, изображающие хорезмийских царей, цариц, знать и божества. На стенах и в нишах имелись великолепные росписи. Скульптурными рельефами и росписями были украшены и другие помещения дворца. Среди вспомогательных помещений следует отметить те, что представляли «арсенал» (склад оружия, оружейная мастерская). Найдены также остатки архива.

Упадок Кушанского царства. Кушаны и Сасаниды

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
После Канишки, судя по индийским надписям, был правитель по имени Васишка, но монет с его именем нет, а имеются монеты с именем Хоэрко (собственно, Хоэшко, ибо в бактрийском письме звук «ш» передавался как «р»), которого по звучанию его имени в надписях, называют Хувишка. Он царствовал свыше трех десятилетий. Из других крупных, продолжительное время правивших государством царей следует назвать Васудеву. При Васудеве вновь в монетном пантеоне из всего мно жества божеств остается только лишь Шива. При этом, как обратил внимание Е. В. Зеймаль, иконография изображения Шины на, монетах Васудевы (как и на монетах Вимы Кадфиза) сближает его с вариантами позднейших изображений Шивы, свойственными той разновидности шиваизма, которая характеризовалась крайними формами нетерпимости к другим религиям.
Выше уже упоминалось об усилении иранского Сасанидского государства. Сасанидский царь Шапур I (242-272 гг. н. э.) предпринимает в 40-х годах III в. и. э. поход на восток. В своих надписях он и его преемники называют себя «царями Сакастана, Турестана и Индии до побережья моря».
По мнению В. Г. Луконина, на самом деле Шапуру I удалось, по-видимому, подчинить лишь окраинные области бывшего Парфянского государства, в частности Мерв и Систан.
Выше приводились сведения надписи 262 г. на «Каабе Зороастра» о Кушаншахре. В этой надписи перед перечислением областей (в их числе и Кушаншахра) Шапур I говорит: «Я владею», а после перечисления уточняет: «Все они платили нам дань и подвластны были». Есть мнение, что Кушаншахр мог и не быть, собственно, в составе государства Сасанидов, а лишь платил дань, но обычно считается, что Кушаншахр находился в составе Сасанидского государства. Сколь длительно было это вхождение (возможно, это была зависимость кушанских правителей от сасанидских царей), решить пока невозможно. Сообщения источников не согласуются или даже противоречат друг другу. С одной стороны, арабский историк Табари сообщает, что первый из Сасанидов, Арташир I, захватил Мерв, Балх, Хорезм «до отдаленных границ Хорасана». Это сообщение, как правило, считается достоверным, и лишь отдельные ученые относятся к нему с сомнением. Если исходить из предпосылки о том, что Табари был точен, а также из прямого смысла надписи на «Каабе Зороастра», то с этими сообщениями не согласуется одно свидетельство, которое можно извлечь из манихейских источников.
Еще при жизни Мани – основателя манихейской религии – им был послан (в середине 70-х годов III в.) на восток проповедник Мар Аммо. Пройдя Хорасан, он прибыл к границам Кушана, позже он упоминается в Замбе (Земм – город и переправа через Амударью в районе совр. Керки). По-видимому, конечный пункт путешествия Мар Аммо – г. Варучан (в обла сти Балха) – находился под властью кушанских царей, но возможно – под верховной властью Сасанидского государства или в зависимости от него.
Итак, нанести удар и захватить значительную часть кушанских владений Сасанидам все же удалось. Но когда?
Проблема времени разгрома Кушанского государства Сасанидами не может быть решена вне вопроса о датировке так называемых сасанидо-кушанских и кушано-сасанидских монет. Исследованием этой проблемы занимались нумизматы и историки – А. Каннингэм, Э. Херцфельд, А. Бивар, В. Г. Луконин, Р. Гёбль и др. Часть этих монет чеканилась по образцу сасанидских. На них была надпись на среднеперсидском языке. Они выпускались монетными дворами Мерва и Герата. Другие же чеканились по типу позднекушанских монет с именем Васудевы. Здесь надпись тоже среднеперсидская, но знаками кушанской письменности, причем на некоторых есть слово «Бахло» (Балх). Э. Херцфельд предположил, что все монеты, выпущенные по типу кушанских, чеканились в Балхе, даже те, на которых не обозначен этот город. Однако Бивар высказал обоснованное сомнение и предположил, что основной монетный двор располагался в районе Кабула.

На одной из этих монет имеется легенда: «Поклоняющийся Мазде, владыка Хормизд, великий царь царей» и обозначен монетный двор Мерв. На других монетах встречаются имена Арташир, Пероз, Варахран. Раньше предполагалось, в частности Э. Херцфельдом, что, скажем, Хормизд кушано-сасанидских монет – это шаханшах Ирана .Хормизд II (302-309 гг.) и т. д. Начало выпуска этих монет вообще датировалось серединой III в. н. э. Детальный исторический анализ привел В. Г. Луконина к заключению, что такое прямое отождествление неверно. Он доказывает, что кушано-сасанидские (и сасанидо-кушанские) монеты чеканили сасанидские царевичи (некоторые из них никогда не стали шаханшахами Ирана) с середины до середины V в. н. э.
Принятие этой точки зрения в какой-то степени является аргументом в пользу поздней датировки кушанских правителей и крушения Кушанского государства не в III, а в IV в. Но имеются аргументы, свидетельствующие против гипотезы, В. Г. Луконина. В данный момент окончательное заключение сделано быть не может. Крушение Кушанского государства не может рассматриваться как одноактное действие: оно протекало длительное время, под воздействием внешних и внутренних причин.
Мы рассмотрели взаимоотношения кушан и Сасанидского государства. Однако Кушанскому государству пришлось вести борьбу на нескольких направлениях: происходили какие-то перегруппировки внутри самих кушан. Об этом свидетельствует, в частности, сообщение китайской хроники: «…Храбрый юэчжский государь Цидоло перешел со своими войсками через большие горы, напал на Северную Индию и покорил пять государств, лежащие от Гантоло (т. е. Гандхары) к северу». «Государь Цидоло» – китайское название Кидары – одного из кушанских правителей, во второй половине или, скорее, в конце IV в. захватившего власть на значительной части старого Кушанского государства. Вместе с тем часть Средней Азии оказывается под властью вновь появившихся племен – хионитов. Наконец власть переходит к эфталитам. Беспрерывные войны IV-V вв. самым губительным образом отразились на состоянии Средней Азии.