Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история” Самым известным из кушанских царей является Канишка. Анализ его имени вызвал целую дискуссию в науке. Г. Бэйли предположил, что первая часть этого имени происходит от слова «кан» («маленький, молодой»), а само слово имеет значение «самый молодой» или «самый маленький». В. Б, Хеннинг следовал вышеизложенной этимологии слова, но иначе, чем Г. Бэйли, объяснял суффикс . В. В. Иванов предложил считать этот суффикс тохарским, а слово в целом – гибридным ирано-тохарским. Если значение имени Канишка до сих пор нельзя считать окончательно разъясненным, то в еще. худшем положении мы оказываемся, когда переходим к вопросу о времени его правления. Отсутствие сколько-нибудь определенных данных отнюдь не возмещается остроумием обильных гипотез и догадок. Предполагались самые различные даты: от 78 г. н. э. до 278 г. н. э. В последнее время некоторые нумизматы, как отечественные, так и зарубежные, отдают предпочтение поздним (или сравнительно поздним) датировкам начала правления Канишки, что, впрочем, вызывает резкую критику их оппонентов. По- видимому, новые находки, в частности археологические, позволят внести ясность в этот вопрос, но современное состояние его чрезвычайно далеко от какой-либо ясности или определенности. И вместе с датой Канишки «блуждают по столетиям» и даты правления других кушанских царей. Правление Канишки, судя по имеющимся данным, продолжалось не менее 23 лет. При нем произошли дальнейшее расширение и консолидация индийских владений кушан: Пенджаб, Кашмир, Синд и Уттар-Прадеш (на востоке вплоть до Бенареса) были под его властью. Столицей являлся город Пурушапура (современный Пешавар). Территория Кушанского государства при Канишке отнюдь не ограничивалась Северной Индией: она включала почти весь Афганистан, многие области Средней Азии и Восточного Туркестана. Сюань-цзан писал: «Прежде, когда Канишка царствовал, его слава распространилась в соседних государствах, и его военное могущество признавалось всеми. Платившие подать принцы к западу от Китая, признавая власть Канишки, послали к этому царю своих заложников». В надписи 262 г. н. э. сасанидского царя Шапура I на «Каабе Зороастра» указывается, что Кушаншахр простирался до Пешапара (?), Каша (Кашгар или Кеш – Шахрисябз), Согда и границ Чача. Археологические памятники и находки монет позволяют утверждать, что южные области современных Таджикистана (включая Памир) и Узбекистана, а также долина Зеравшана бесспорно входили в состав государства Канишки, Не исключено, что Фергана входила в Кушанское государство в период его наибольшего расширения или же находилась под его влиянием; то же самое можно сказать и про районы по среднему течению Сырдарьи. Относительно Хорезма по этому вопросу нельзя сказать ничего определенного: твердых оснований для часто встречающегося в литературе утверждения о «кушанском Хорезме» пока нет. Что же касается Восточного Туркестана, то даже тенденциозные китайские источники признают, что эта страна некоторое время входила в состав государства юэчжей, т. е, кушанского. Вначале кушане и ханьский Китай были в дружественных отношениях. Однако затем, выбрав удобный момент, ханьский двор проявил вероломство: арестовал кушанское посольство. Это привело к ряду войн. В итоге в начале II в. н. э. кушанам удалось поставить во главе Сулэ (Кашгара) своего ставленника; правители этой страны «боялись» юэчжей. Из-за неясности кушанской хронологии пока не известно, связаны ли кушанско-китайские войны с Канишкой или его предшественниками. Индийская традиция приписывает Канишке как владение областью Тарима в Восточном Туркестане, так и победы над парфянами на западе. Все это показывает, что Канишка сумел не только увеличить размеры своего государства, но и, по-видимому, нанести сильные поражения наиболее крупным соседним государствам. Буддийская традиция прочно связывает имя Канишки с буддизмом. Согласно этой традиции, Канишка обратился в буддизм и стал ревностным последователем этой религии. Он построил огромное количество буддийских культовых сооружений: ступы, вихары и др. Ему приписывается созыв Третьего Буддийского собора. Конечно, в буддийской традиции есть явные преувеличения. Однако эта традиция дошла и в других источниках. Так, например, Бируни сообщает о постройке Канишкой буддийского сооружения Каникчайтья в Пешаваре. В основе традиции лежат, несомненно, какие-то реальные события и тенденции. Характерен в этом отношении следующий факт. Предшественник Канишки кушанскнй царь Вима Кадфиз помещал на своих монетах изображение лишь одного божества – индуистского божества Шивы. Однако на монетах Канишки и его преемника Хувишки это божество хотя и встречается, но занимает весьма скромное место среди трех десятков других божеств. Среди этих божеств имеются и изображения Будды, надписи «Буддо» и «Буддо Шакьямуни». На монетах Канишки выступают и другие божества, в том числе античные. Мы видим здесь и зороастрийскне божества, такие как Вэрэтрагна бог победы и ветра, знаменитую Анахиту, солнечное божество и божество победы – Митру, символ богатства и царской власти – Фарро и др. Среди ученых нет единогласия в вопросах о том, отражало ли это множество божеств реальное положение в кушанском пантеоне или же причиной его являлись политические цели – апелляция к различным слоям населения обширной Кушанской империи. Именно при Канишке на монетах впервые появляются надписи на бактрийском (а не на греческом) языке, выполненные кушанской разновидностью греческого письма. Это нововведение Канишки оказалось очень жизнеспособным: такие надписи продолжаются в кушанском чекане и впоследствии. Итак, в сфере духовной культуры при Канишке происходят значительные сдвиги: на фоне широкой веротерпимости выдвигается значение буддизма, к которому склоняется сам царь; возрастает значение бактрийского языка, который, вероятно, становится официальным (или одним из официальных). Чекан Канишки очень обилен. Происходит развитие ремесла и торговли. Кушанское государство достигает апогея своего могущества. Но вместе с тем начинают действовать и центробежные силы: дает себя знать разнородность включенных в Кушанское государство территорий, сепаратизм отдельных правителей и наступательная политика образовавшегося в Иране на развалинах Парфянского государства Сасанидского царства (с 226 г. н. э.), которое начинает набирать силы.
Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история” Среди монет, распространенных на территории Бактрии и Согда, имеется группа монет, на лицевой, стороне которых изображен бюст мужчины с царской повязкой в волосах. На оборотной стороне – царь-всадник, сзади к нему подлетает богиня Ника. На той же стороне надпись из четырех слов греческим письмом. Первое слово – «правящий», причем здесь применено производное от греческого термина «тиран», который в то время мог означать зависимого (а не верховного) правителя. Затем идет имя этого правителя – Герай (такое чтение традиционно, но не исключены и другие).
Имеется еще одно имя или титул, значение которого пока неясно. Четвертое слово – это передача греческими буквами слова «кушан». Как показал исследовавший эти монеты известный нумизмат А. Н, Зограф, их тип продолжает тип монет Евкратида и может датироваться серединой 1 в. до н. э. Мы не имеем никаких сведений в письменных источниках о личности чеканившего эти монеты «правящего Герая», который обозначается как «кушан». Но последнее обозначение проливает свет на принадлежность этого правителя. В китайских исторических хрониках содержится рассказ о том, как юэчжи, переселившись в Дахя – Бактрию, разделились на пять вассальных владений, одно из которых называлось Гуйшуан. «По прошествии с небольшим ста лет гуйшуанский князь Киоцзюкю покорил прочих четырех князей и объявил себя государем под названием Гуйшуанского. Он начал воевать с Аньси, покорил Гаофу, уничтожил Пуду и Гибинь и овладел землями их. Киоцзюкю жил более 80 лет. По смерти его сын Яньгаочжень получил престол и еще покорил Индию, управление которой вручил одному из своих полководцев. С сего времени юэчжи сделалась сильнейшим и богатейшим домом. Соседние государства называли его гуйшуанским государем, но китайский двор удерживал прежнее ему название Большой Юэчжи». Гуйшуан (точнее kiwai-siar)) – это китайская транскрипция термина «кушан», известного по надписям на монетах. Итак, Герай являлся первым правителем из этой кушанской династии вероятно в то время, как эта династия только начинала свое возвышение. Он, возможно, был предком (отцом или дедом) упоминающегося в монетах кушанского правителя Киоцзюкю. Кушанские монеты в большом количестве встречены на территории Средней Азии, Афганистана и Индии. Они представляют важнейший источник по истории Кушанского государства. Очень существенны также индийские надписи, в которых фигурируют имена кушанских царей. Кое-какие данные о деятельности кушанских царей сохранились, помимо китайской, также в индийской и тибетской исторической традиции. Все это очень фрагментарно, трудно сопоставимо друг с другом и противоречиво.
Проблема кушанской хронологии
Камнем преткновения остается проблема кушанской хронологии, которую ученые оживленно обсуждают вот уже на протяжении 100 лет. Казалось бы, отправным пунктом должны были служить найденные в Индии и Пакистане надписи с именами кушанских царей. На многих из этих надписей имеются даты, но они не содержат указания, к какой эре они относятся. Не исключено, что хронологические обозначения на надписях исчислены в двух или нескольких эрах. Хорошо известно, что в Индии параллельно существовало несколько эр: эра, начинающаяся с нирваны Будды, эра Викрама – Vikramaditya Samvat (57 г. до н. э.), эра Сака – Saka-kala (78 г. н. э.) и др. Ученые высказывали догадки, что в древней Индии хронологические исчисления велись и по иноземным эрам: селевкидской, а также парфянской и др. Кроме того, есть предположения, что в кушанское время события могли исчисляться от многих других дат, например от даты вторжения юэчжей в Бактрию, начала правления некоторых правителей и т. д. Сложность состоит еще и в том, что в древней Индии существовала практика не обозначать сотни или тысячи лет, а лишь десятки и единицы.
Эру Канишки – самого знаменитого из кушанских царей, английский исследователь Э. Томас в 1874 г. предлагал связывать с селевкидской (312 г. до н. э.), но в надписях, связанных с этой эрой, считать пропущенными число сотен, а именно «три» (сотни). Тогда Канишка должен был бы, учитывая новейшие находки надписей, начинать свое правление в 9 г. до н. э. Крупнейший знаток археологии н нумизматики Индии А. Каннингэм колебался между эрой Викрама, датой по селевкидской эре и др. Д. Фергюссон в 1884 г. выдвинул идею, что время Канишки начинается с эры Сака – 78 г. н. э. Ее принял впоследствии и А. Каннингэм. Эта дата затем получила очень широкое распространение в литературе. Один из самых авторитетных эпиграфистов и исследователей хотано-сакского языка С. Конов, скрупулезно изучивший все источники по этому вопросу, никак не мог прийти к какой-то единой точке зрения. Он в качестве начальной точки правления Канишки называл 128/29, 130, 134, 138 гг. н. э. Привлекая астрономические указания в надписях, он делал попытки уточнить (с помощью специалистов-астрономов) эту дату, но к однозначному выводу не пришел. В конце концов он высказал мнение, что правление Канишки начиналось около 200 г. н. э. Эти колебания и поиски такого крупного исследователя сами по себе показывают, сколь сложна эта проблема. Наряду с вышеприведенными датами выдвигались и многие другие. В частности, Р. Гиршман предложил 144 г. н. э. В 1902 г. были опубликованы статьи индийского исследователя Д. Р. Бхандаркара. Анализируя факты истории кушан на фоне индийской истории с привлечением индийских надписей, связанных с кушанами, он сделал звучавшие совершенно парадоксально выводы. Суть его аргументации сводилась к следующему. По его мнению (оно отражало тогдашний уровень науки), существовала следующая последовательность правления кушанских царей: Куджула. Кадфиз Куджула, Кара Кадфиз, Безымянный царь и Вима Кадфиз. Надпись в Панджтаре, датируемая 123 г. неизвестной эры, где фигурирует кушанский правитель, но без имени, Бхандаркар считал связанной с Куджулой Кадфизом. Условно он принимал, что тот начал править на 3 года раньше, т. е. в 120 г. неизвестной эры. Каждого из четырех вышеназванных царей он наделял двадцатилетним сроком правления, всего получилось 80 лет, и правление Вимы Кадфиза должно было закончиться в 200 г. неизвестной эры. Надписи с именами Канишки, Хувишки, Васудевы, известные в то время, были датированы от 5 до 98 г. неизвестной эры. Исследователь счел, что это та же самая эра, но с пропуском сотен, т. е. правление этой группы царей началось в 205 и окончилось в 298 г. неизвестной эры. В качестве начального пункта этой эры он предлагал принять так называемую сакскую эру (устанавливаемую по другим источникам) – это 78 г. н. э. Простой пересчет давал для 205 г. неизвестной эры (начальная известная тогда надпись) 283 г. н, э. как начало правления Канишки. Бхандаркар пытался доказать также, что именно при таком хронологическом определении кушанская история наиболее четко «вписывается» в рамки истории Индии.
Нетрудно заметить слабые места этой гипотезы. Оказался ошибочным тот перечень правителей, из которого исходил Бхандаркар. Совершенно произвольно допущение, что каждый из них правил 20 лет (Куджула Кадфиз, кстати, судя по китайским источникам, мог править значительно больше). Сейчас произошло значительное накопление материала. В надписях, известных в настоящее время, имеется перерыв с 200 по 299 г. неизвестной эры, В надписи 187 (или 184) г. упоминается Вима Кадфиз . По нумизматическнм данным, вслед за Кадфизом царствовал Канишка, однако надписи с именем Канишки начинаются надписью, датированной первым годом (?), затем следует надпись, датированная вторым годом, и т. д.- вплоть до 23 г.; Васишка – 24-28 годы, Хувишка – 28-60 годы; Канишка И -41 год; Васудева – 64 или 67-98 годы неизвестной эры. Весь вопрос заключается в том, какую именно эру имели в виду составители надписей Канишки и после- дующих царей. Так, в частности, один из ведущих экспертов по этой проблеме, голландский профессор Лохвиэен де Леев, детальнейшим образом исследовав весь имеющийся материал, пришла к заключению, что «при современном уровне знаний следует признать, что первый год эры Канишки должен или совпадать или быть несколькими годами позже, чем 200 год старой эры». Исходя из идеи о «совместимости» эр, в качестве начальной точки она приняла 129 г. до н. э. При этом начало правления Канишки приходится на 78 г. н. э. К мнению о 78 г. н. э. как начале, правления Канишки приходят на основании этих и иных материалов и некоторые другие ученые.
Скрупулезный палеографический анализ, проведенный пакистанским ученым А. Дани, позволяет сделать заключение, что «совместимость» эр не противоречит, а подтверждается палеографией надписей. Это очень весомый, хотя также не решающий аргумент – индийская палеография не настолько разработана; чтобы на ее основании можно было бы с уверенностью судить о десятилетиях. Однако существуют (мы писали об этом выше) и другие системы датировки, относящие начало правления Канишки к 103 г. н, э. (Нарайн), 128/29 г. н. э. (Д. Маршалл), 144 г. н. э. (Р. Гиршман), около 200 г. (последняя точка зрения С. Конова), 235/36 г, (Р. Гёбль), 248 г. (Р. Маджумдар). Недавно советский исследователь Е. В. Зеймаль выступил с развернутой аргументацией в пользу гипотезы Бхандаркара, согласно которой все даты правления кушанских царей становятся максимально поздними.
Помимо надписей, найденных в Индии и Пакистане, он привлек нумизматические данные. Модифицированная Е. В. Зеймалем на основе идеи Бхандаркара схема относительной хронологии выглядит следующим образом (в квадратных скобках – восстановлены цифры сотен, отсутствующие в надписях).
Имена правителей
Годы по надписям
Годы по н. э.
Куджула Кадфиз
около 100-160
178-238
Вима Кадфиз
» 160-200
238-278
Канишка I
» [2]00-[2]23
278-301
Васишка
[2]24-[2]28
302-305
Хувишка
[2]28-[2]60
306-338
Канишка II
[2]41
319
Васудева
[2]64-[2]98
342-376
Нетрудно видеть, что начальная дата правления Куджулы Кадфиза основывается на дате, принятой Бхандаркаром. Что же касается 160 г., – он совершенно условен и для выбора этой даты, по-видимому, сыграла роль длительность жизни этого правителя, отмеченная письменными источниками. Единственная отправная точка для установления относительной датировки правления Вимы Кадфиза – упоминание его в надписи 184/187 г., а ранний предел (160 г.) связан с верхней (совершенно условной) границей его предшественника Куджулы Кадфиза. Конец правления Вимы Кадфиза как 200 г. вытекает из допущения, что с 200 г. или 201 г. (т. е. с 278 г. н. э.) начинается правление Канишки I. Последнее опирается лишь на гипотезу Бхандаркара о «совместимости» (после вставленного обозначения сотен) всех этих дат. Таким образом, хотя модифицированная Е. В. Зеймалем схема Бхандаркара выглядит значительно более логичной и стройной, главная ее слабость – недоказанность посылки о «совместимости» дат (несмотря на палеографические аргументы А. Дани) – не снята. Столь же спорным остается мнение, что начальный пункт кушанской хронологии – это 78 г. («сакская эра»). Е. В. Зеймаль выдвинул несколько дополнительных важных аргументов в пользу гипотезы Бхандаркара. Для некоторых персонажей и деталей кушанских монет он усматривает прототипы в римском чекане. В частности, для кушанских монет Хувишки он находит прототипы в римском чекане времени со второй четверти III до первого десятилетия IV в. Так как в кушанском чекане эти особенности могли появиться лишь после того, как они были разработаны в римском, соответствующие кушанские монеты Хувишки должны относиться к первой половине IV в. или же к более позднему времени. Именно это Е. В. Зеймаль считает аргументом в пользу 78 г. как начальной даты неизвестной эры, так как тогда Хувишка должен был бы править [(78 + 228) – {78 + 260)] в 306-338 гг. н. э. Вторым нумизматическим аргументом, на который опирается Е. В. Зеймаль, является предложенная В. Г. Лукониным датировка кушано-сасанидских монет (чеканенных по типу монет Васудевы и, следовательно, после него) и, соответственно, крушения кушанской империи – 70-80 гг. IV в. В этом плане привлекаются и истолковываются также иранские, китайские и индийские источники. Гипотеза Бхандаркара – Зеймаля при всей ее привлекательности остается пока лишь гипотезой. Те же самые нумизматические материалы истолковываются Р. Гёблем как свидетельство в пользу его хронологической схемы, даты которой почти на полстолетия «старше», чем в вышеприведенной. Хотя история Кушанского государства развертывалась на огромной территории, сопрягалась с историей ханьского Китая, сасанидского Ирана, государств Индии, бесспорными синхронизмами мы не располагаем. Приведем один пример. По китайской исторической хронике 5 января 230 г. в Китай прибыло посольство от Po-t’iao – царя юэчжей. Еще Э. Шаванн признавал это имя вероятной китайской передачей имени Васудевы, но считал невозможным приурочивать именно к тому кушанскому царю Васудеве, который правил позже Канишки и Хувишки. Следуя Карлгрену, это имя должно было, собственно, звучать Pua-d’ieu. Обычно начальное китайское р передает в иностранных словах звуки р или Ь; здесь оно употреблено для передачи звука у, П. Пельо искал выход из положения, предлагая принять, что в текст следует внести изменение и читать Bu^-d’ieu. Он все же принимал сопоставление с Васудевой, но не без сомнения, с вопросом, Э. Пуллейблэнк считает поправку возможной, он склоняется к мысли, что это все же Васудева, хотя и не утверждает с определенностью, вновь поднимая вопрос, какой именно Васудева,- это имя могло быть распространено в кушанском царском роде и его могли носить несколько лиц. Для решений этбй сложнейшей проблемы исследователи неоднократно привлекали помимо перечисленных выше и другие материалы и наблюдения: совместные находки в кладах или в археологических слоях кушанских и римских монет, данные о местных индийских (и восточно-туркестанских) чеканах, археологические материалы из памятников, где обнаружены кушанские монеты или надписи, произведения искусства, неясные свидетельства индийской и тибетской традиции и т. д. Однако и все это отнюдь не допускает однозначного истолкования. В 1913 и I960 гг. в Лондоне проводились симпозиумы по датировке правления Канишки. Детально и глубоко эта проблема обсуждалась на Международной конференции по истории, археологии и культуре Центральной Азии в кушанскую эпоху (Душанбе, 1968). И вновь исследователи не смогли прийти к единой точке зрения. Представляется, что имеющихся сейчас материалов все еще недостаточно даже для принципиального решения вопроса о предпочтительности той или иной хронологической схемы, можно подобрать доводы и разработать вполне логичные доказательства для любой схемы, в которой начало правления Канишки будет относиться к любому году начиная от второй половины I в. н. э. и до второй половины III в. н. э. В связи с этим свидетельства ряда индийских надписей, китайских и западных источников о тех или иных событиях, имевших место в Кушанском государстве, современные историки относят к правлению то одного, то другого царя, по удачному выражению индийского ученого Б. Н, Пури, «пытаясь поселить их на блуждающих островах кушанской хронологии». Книга самого Б. Н. Пури «India under the Kushanas», являющаяся полезной сводкой материала, вместе с тем наглядно, показывает, что для решения многих вопросов кушанской истории наука пока не располагает объективными критериями.
Территориальные захваты
«Гуйшуанский князь Киоцзюкю» (в древности, по П. Пельо, это имя звучало как K’iaudz ’iau kiap) китайских источников соответствует кушанскому царю Куджуле Кадфизу монетных легенд (первые две части китайского имени передают – «Кудзула» последняя – «Кадфиз») , Итак, мы знаем, что он воевал с Аньси, т. е. с Парфией. Далее сообщается, что этот правитель покорил Гаофу (или Каофу), т.е. Кабул. Однако об этом владении мы узнаем, что оно до того было в зависимости от Аньси, и, лишь нанеся поражение Аньси, юэчжи (кушане) захватили Гаофу. (Отсюда можно предположить, что кушане на этом этапе столкнулись не с собственно Парфией, а с полунезависимыми восточнопарфянскими правителями и нанесли им поражение.). Затем был нанесен удар по Пуду, что в древности звучало b’uok-d’at и могло отражать, как считал уже И. Маркварт, этноним пактни (Геродот, IV, 44; VII, 67; Гекатей, фр. 178). Наиболее сложен вопрос с Гибинью. В ее локализации мы следуем итальянскому ученому Л. Петечу, который считает, что это северо-западная часть Индостана; область Гандхары и Западного Пенджаба. Таким образом, уже при Куджуле Кадфизе, которого чаще называют Кадфизом I, Кушанское государство значительно расширилось. Оно вышло за пределы Бактрии и стало охватывать многочисленные области и народы. Кое-какие данные по истории кушан в правление Кадфиза I можно извлечь из монет. Имеется группа монет, на лицевой стороне которых портрет одного из самых поздних греко-бактрийских правителей Гермея и надпись с его именем. На оборотной же стороне – фигура Геракла и надпись. «Куджулы Кадфиза, ябгу кушан, стойкого в вере», Некоторые исследователи (например Д. Сиркар, А. Симонетта, В. М. Массон) считают, что эти монеты отражают ситуацию, которая первоначально сложилась при продвижении Кадфиза I в горных районах Центрального Афганистана, где он вынужден был временно признать главенство греко-бактрийского царька Гермея; в совместно вылущенных монетах греко-бактрийский правитель был помещен на лицевой стороне. Однако существует и другое мнение, что это не совместный чекан, а воспроизведение Кадфизом I более ранних монет с изменением и введением своего имени. По В. В. Тарну, это было связано с тем, что один из предков Кадфиза был якобы женат на дочери или сестре Гермея, и монеты с двумя именами отражали наследственные претензии Кадфиза I. Однако эти родственные связи не доказаны. Другие ученые (Рапсон, Бахофер, Нарайн) исходят из такой же предпосылки, но в более реалистическом варианте, а именно, что Кадфиз I продолжил чекан монет Гермея, внеся туда свое имя потому, что эти монеты были наиболее широко распространены в данной местности. Итак, пока невозможно решить, при каких обстоятельствах были чеканены эти монеты. Исследование других монет, чеканенных Кадфизом уже только от своего имени, показало постепенное изменение титулатуры: от ябгу («предводителя», «вождя») до «великого царя» и даже «царя царей». По-видимому, рост территорий, усиление власти влекли за собой увеличение амбиции: за свое, впрочем очень длительное, правление Кадфиз I из правителя небольшой области превратился в монарха, которому повиновались многие страны и народы. О присоединении Кадфизом I части территории Северо-Западного Индостана, помимо письменных источников, свидетельствуют обильные находки там его монет. Лишь на городище Таксилы (Сиркап) их найдено 2500. Количество же находок в Средней Азии невелико. В Таджикистане монеты этого царя найдены в Шахринау, Душанбе. Кабэдиане, Хороге и др. Монеты с именем Кадфиза I чеканились только из меди. Наиболее раннюю группу этих монет составляют, по мнению Е. В. Зеймаля, те. что подражают монетам Гермея. Среди монет Кадфиза I имеются подражающие раннеимператорским римским монетам. Имеется еще одна большая группа монет без имени правителя, но с титулом «царь царей, великий спаситель» («сотер мегас»). Их находки в Средней Азии относительно малочисленны; они найдены и в разных пунктах Таджикистана. На основании ряда соображений некоторые ученые M. Е. Массон, Г. А. Пугаченкова. А. К. Нарайн) полагают, что эти безымянные монеты чеканил Кадфиз I. Такая гипотеза очень заманчива. но возникают пока непреодолимые нумизматические трудности. А. Симонетта полагает, что царь, чеканивший эти монеты, правил одновременно с Кадфизом II, но был устранен этим царем. Неоднократно высказывалась также мысль, что монеты «безымянного царя» чеканили несколько примерно синхронных правителей. Е. В. Зеймаль считает, что наиболее ранние монеты этой серии параллельны по времени монетам Кадфиза I, а наиболее поздние – предшествуют монетам Кадфиза II или параллельны им. Есть, наконец, точка зрения, что «сотер магас» не принадлежал к числу верховных правителей Кушанского царства, а был ниже рангом. Китайская летопись вслед за Киоцзкжю (Кадфизом I) называет его сына Яньгаочженя (в древности Iam-kau-’tien). По монетным данным, это был Вима Кадфиз. Он принял громкий титул «царь царей, повелитель мира, спаситель». Судя по надписям и монетным данным, сообщения летописи о завоевании этим правителем многих областей Северной Индии отражали действительное положение вещей. В Матхуре найдена каменная статуя, в надписи на которой обычно видят имя Вимы Кадфиза, а в Ладаке, в местности Калатсе (Khalatse) – надпись с его именем и с датой 187 г. (начало эры неизвестно). Некоторые считают, что Кадфиз II захватил всю Северную Индию, вплоть до Кашмира включительно (впрочем, последнее подвергается сомнению).
Монетная реформа Кадфиза II
Кадфиз II произвел реформу в монетной системе, введя в обращение золотые монеты. В весе золотые монеты Кадфиза II, как обычно считали, исходили из весовых стандартов римских монет – «динариус ауреус», впрочем в кушанском чекане были двойные динары, динары, полудни ары и четвертьдинары (вес динара около 8 г). С конца XIX в. обсуждается вопрос о близости этого весового стандарта весу римских золотых монет, чеканенных Августом, вес которых был также около 8 г. В иностранной’ и русской литературе неоднократно на этом основании делается вывод, что Кадфиз II скопировал вес своих золотых монет с монет Августа и даже более того, что они чеканены в эпоху, близкую времени Августа. Но Август, как известно, умер в 14 г. до н. э., а его наиболее полновесные монеты чеканились еще раньше – с 19 г. до н. э. После Августа вес римских золотых монет постепенно уменьшается, а в результате реформы 64 г. н. э. он был установлен в 7,3 г. Лохвизен де Леев на основании этого сделала заключение, что Кадфиз II начал чеканить свои монеты до этой реформы, т, е. до 64 г. н. э. Но, как недавно показал Д. Макдоуэлл, вопрос сложнее, чем кажется на первый взгляд. Во-первых, выпуск высоковесных золотых монет возобновлялся в Риме и в послеавгустовское время, вплоть до 97 г. н. э. С другой стороны, золотые монеты весом около 8 г. выпускались в эпоху Августа лишь с 19 до 12 г. до н. э., причем позже они выпали из обращения, их уже нет в кладах первой половины I в. н. э. Тогда в Риме имелись лишь монеты, вес которых был меньше золотых монет Кадфиза II. При этом совершенно невозможно (используя любую хронологическую схему) относить время правления Кадфиза II к концу I в. до н. э. Заслуживают внимания не только эти соображения Д. Макдоуэлла, но и его вывод, что нововведения Кадфиза II в этой части отнюдь не являлись и не могли являться простой копией того, что происходило в Риме. И в Риме, и у кушан такая золотая монета представляла значительную сумму. При этом монеты не были, из-за разницы в весе, взаимозаменяемыми, но купцы, ведущие большие коммерческие операции, употребляли их в международной торговле, где проблема обмена не вызывала трудностей. Римские и кушанские золотые монеты, как считает этот исследователь, не были предназначены для того, чтобы «циркулировать бок о бок на одной или даже соседних территориях». И все же мы не можем полностью отвлечься и от обильных свидетельств о большой торговле Римской империи с Индией, в частности с Кушанским царством, и от многочисленных фактов находок римских монет в Индии, и от бесспорного влияния римского монетного чекана на кушанский. Все это заставляет предположить, что стимулом к введению золотых монет в кушанский чекан послужили нужды международной торговли, и установление весового стандарта кушанских золотых монет не обошлось без влияния римских прототипов, хотя, может быть, прямого копирования и не было.
Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
Могущество Парфии необычайно усилилось при Митридате II. После его смерти (88/7 г. до н, э.) Парфия вначале терпела неудачи, В это время Рим проводит чрезвычайно агрессивную политику на Востоке. В качестве границы между Парфией и Римом обе стороны признали р. Евфрат. Однако агрессивные действия римлян неизбежно приводили их к столкновению с парфянами, которые также отнюдь не отличались миролюбием. Первые стычки произошли в 65 г. до н. э., и римляне одержали в них полную победу, В 54 г. до н. э, Рим начал подготовку к большому походу против Парфии. Римскими войсками командовал известный полководец Красс, который, однако, совершенно не знал театра военных действий и не был знаком с парфянской тактикой. Основное парфянское войско во главе с царем Ородом II (ок. 58— 39 гг. до н. э.) вторглось в Армению, где парфяне ожидали появления войск Красса. Но Красс двинулся по равнине на Месопотамию. Он не учел при этом, что парфянская конница именно на равнине наиболее опасна. Римское войско переправилось через Евфрат и, завлекаемое парфянами, совершило трех-четырехдневный переход в глубину пустынной местности. Парфянский полководец Сурена прекрасно подготовился к встрече. Помимо обычных конных отрядов в его распоряжении была тысяча катафрактарнев — закованных в броню всадников. Он заранее запас громадное количество стрел. 9 мая 53 г. до н. э. близ города Карры парфяне атаковали вторгшихся римлян. Перед сражением раздался гром парфянских боевых барабанов. Устрашив римлян этими звуками,— пишет Плутарх (Марк Красс, 24),— парфяне вдруг сбросили с доспехов покровы и явились перед ними пламени подобными, сами в шлемах и латах из маргианского ослепительно ярко сверкавшего железа, кони же их в латах медных и железных. Явился и сам Сурена, огромный ростом н красивейший из всех… Парфяне, расположившись рассыпным строем, начали издали со всех сторон пускать стрелы, почти не целясь (римляне стояли так скученно и тесно, что трудно было и умышленно промахнуться) и наносили им тяжелые, сильные удары из своих тугих больших луков, круто сгибая их, дабы придать стреле большую силу. При таких условиях положение римлян становилось уже бедственным…». Тогда Красс бросил в атаку лучшую часть римского войска, поставив во главе своего сына. Парфяне начали отступать. Когда же, преследуя парфян, римский отряд удалился на большое расстояние, он был окружен парфянами « истреблен. Ночью римские войска начали поспешное бегство. Но это не спасло их. В конце концов почти все они были перебиты или взяты в плен. Красс погиб. Его отрубленная голова, как военный трофей, была доставлена Ороду. Пленные римляне, по некоторым источникам, были поселены в области Мерва. Здесь римские легионеры обзавелись семьями, служили в парфянском войске (Гораций, «Оды», III, 5, 5). Часть из них, по-видимому, пробилась на северо-восток, в Семиречье. В одном из нисийских документов зафиксировано поступление вина от начальников тагм, причем названы их (парфянские) имена. «Тагма»— греческое слово, в римское время обозначавшее легион. И. М. Дьяконов и В. А. Лившиц думают, что в нисийском документе нашло отражение поступление вина от посаженных на землю в Восточной Парфии римских легионов. „Эта догадка чрезвычайно остроумна, однако она не является бесспорной — не исключено проникновение в парфянский язык этих терминов в процессе римско-парфянских контактов (а может быть, это результат заимствования прямо из греческого, где этот термин обозначал «строй», «отряд войска»). При царе Покоре в 40 г. до н. э. парфяне даже захватили Сирию и Палестину, под их влиянием оказалась Малая Азия. Правда, вскоре Рим вернул себе эти области. Однако главное не это: Парфия в I в. до н. э. являлась грозной соперницей Рима, парфянские войска не раз громили римские легионы.
Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история” Захват юэчжами Бактрии привел к ее дальнейшему раздроблению и децентрализации. Первоначально в каждом городе с окружающей местностью были свои правители, оставшиеся от греко-бактрийского времени. Китайские источники сообщают, что в зависимости от правителя юэчжей находилось пять владений. После переселения в Дахя ~ Бактрию «дом юэчжи… разделился на пять княжеских домов». Этот текст наводит на мысль, что территориальное разделение соответствовало, как это было очень часто у кочевников, приходивших и позднее в Среднюю Азию, родоплеменному принципу. Правители этих владений носили титул, который китайцы передавали словом «хи-хэу» (древнее звучание rjheap-goh). Почти несомненно, что это тот самый титул, который позднее на кушанских монетах появляется в форме yavyga, а затем попадает к тюркам в форме «ябгу». Как показал Г. Бэйли, этот титул этимологизируется из иранского и должен был означать «вождь». Реальная сетка событий, протекавших во II—I вв. до н. э., практически неизвестна. Единственные данные, которыми мы располагаем, получены при изучении нумизматических и археологических материалов. Вероятно, уже после крушения Греко-Бактрийского царства на территории Бактрии продолжали обращаться мелкие монеты — оболы с именем греко-бактрийского царя Евкратида. Монетные находки, сделанные в Южном Таджикистане, показывают, что эти монеты чеканились и при юэчжах – в конце II-вв. до н. э. При этом они воспроизводят монеты самого Евкратида с незначительным искажением надписей. Предполагается, что было выпущено несколько серий подобных монет (они найдены в Гиссаре и в Кабадиане). Чрезвычайно важны и другие монеты, чеканенные по образцу одного из последних греко-бактрийских правителей – Гелиокла. Некоторые из них очень близки к монетам Гелиокла, на других появляется отсутствовавшее на монетах Гелиокла изображение коня. Монеты с конем являются более поздними и, вероятно, свидетельствуют о каких-то политических изменениях, может быть о стремлении к консолидации власти в I в. до н, э. Эти монеты найдены в Сурхандарьинской и Гиссарской долинах, а совсем недавно – в Пархарском районе Таджикистана. В Согде также продолжали чеканиться монеты, подражавшие греко-бактрийским. Однако в качестве образца были взяты тетрадрахмы Евтидема. Часть этих монет, наиболее близкая к исходному образцу, могла чеканиться (и обращаться) в эпоху, хронологически совпадающую со второй половиной времени существования Греко-Бактрийского царства, когда Согд, возможно, уже освободился из-под власти Греко-Бактрии. Другие, далеко отошедшие от оригинала, могли чеканиться уже после крушения Греко-Бактрии. Эти монеты, по-видимому, связаны с Бухарским оазисом. Кроме того, в Согде (и частично в Бактрии) обращались и другие монеты. Очень интересны монеты, на оборотной стороне которых изображен лучник; в греческой надписи – имя селевкидского царя Антиоха, но на лицевой стороне изображен не он, а местный правитель. Такие монеты найдены в Тали Барзу под Самаркандом и в Пенджикенте. Очень много монет с именем Гиркода, частью с греческими, частью с согдийскими надписями. Р. Гиршман на некоторых монетах предлагает следующее чтение греческой надписи: «[Монета] Гиркода [сына] Ардетра, сакараука». В согдийской легенде он читает имя Артадр {или Аратадр) и «сакараг». На основании своего чтения этих легенд Р, Гиршман утверждает, что именно сакарауки захватили Согд и осели в нем, причем их могущество возросло благодаря ресурсам этой богатой области. Однако само чтение вызывает серьезные сомнения. В низовьях Кафирнигана (Бешкентская долина) и в местности Бабышов (на правобережье Амударьи, между станциями Ташрабат и Мукры) исследованы крупные могильники кочевников. Они расположены на некотором расстоянии от оседлоземледельческих оазисов, в полупустынных оазисах, но вблизи водных источников. Могильники вынесены за пределы ирригационно-орошаемых земель. Таким образом, они как бы занимают командное положение над оазисами. С другой стороны, могильники расположены между переправами, ведущими через Амударью. Все это соответствует представлениям о больших массах населения, перешедших к полукочевому образу жизни при переселении в районы Северной Бактрии. Раскопанные в долине Кафирнигана могильники дали обильные вещественные находки: предметы вооружения (наконечники стрел, кинжалы и т. д.), украшения, в том числе золотые, керамика и т, д. Многое является несомненно заимствованным или полученным у местного оседлого населения, например типичная бактрийская керамика и др. Это показывает, что процессы культурного взаимодействия с оседлым населением, привели к быстрому и широкому вхождению многих элементов бактрийской культуры в быт кочевых завоевателей. Раскопки показали и то, что по своему антропологическому типу пришельцы были очень близки населению северных областей Средней Азии: сакам и усуням Семиречья и Приаралья, причем заметно наслаивание монголоидных антропологических черт33. Однако не исключено, что это памятники не пришельцев, а кочевого населения Бактрии (гипотеза Б. А. Литвинского). Могильники пришлого кочевого населения были также изучены в Согде. Это, в частности, Куюмазарский и Лярандакскнй могильники. Их историко-культурное значение очень близко к значению могильников Бактрии, И здесь, в Согде, пришельцы усвоили культуру местного оседлого населения.
Древнеферганское государство Давань
В китайских источниках II—I вв. до и. э. подробно описывается обширная, богатая и густонаселенная страна Давань. Абсолютное большинство исследователей, русских и иностранных, помещают Давань в Фергану. Сложность состоит в том, как объяснить появление названия «Давань», совершенно не похожего на слово «Фергана». Вообще слово «Давань» встречается до III в. и. э. Затем появляется наименование «Бохань» и «Полона» (V в. н. э.), причем указывается, что они соответствуют древней Давани. Полона — это, безусловно, китайская транскрипция слова Фергана. Что же касается Давани, то здесь, как указывалось, предложено объяснение, что так китайцы называли страну, название которой было связано с тохарами (Taxwar). По сведениям, полученным в Китае в конце II в. до н. э., население Ферганы составляло 300 тыс, человек. Однако переписи тогда не проводилось и методы приближенных оценок также не были выработаны. Следовательно, эта цифра — просто впечатление путешественника, а не результат точной информации. В Давани имелось много городов и крупных поселений (источники называют цифру 70). Главным городом был Эрши. Как сообщается, «жители имеют впалые глаза и густые бороды; искусны в торговле… Уважают женщин. Что скажет жена, муж не смеет не выполнить». Давань описывается как страна высокоразвитого сельского хозяйства. Здесь имелись большие виноградники. Изготовлялось вино, хранившееся по нескольку десятков лет. Высевалась люцерна («трава му-су»). Особенно славились ферганские кони. Среди них известны аргамаки, которые составляли предмет вожделения аристократии соседних стран. Китайцы особенно мечтали о тех ферганских конях, которые «потели кровью», Они считали их небесными конями, на которых можно доскакать до «страны бессмертия». Особенно жаждал получить потокровных коней ханьский император Ву-ди, маниакально искавший способов стать бессмертным. Эти ферганские кони стали объектом поклонения и почитания в Китае. Дело дошло до того, что поэты стали посвящать нм оды. Однако этим коням требовалось не восхищение, а лечение: то, что воспринималось как признак божественности, – их потокровность – на самом деле было результатом проедания кожи паразитами. Китайские императоры пытались покорять Давань. Народу Давани пришлось выдержать тяжелую многолетнюю войну с захватчиками. В 104 г. до н. э. в Давань было отправлено китайское войско, состоявшее из 60 тыс. конницы, а в качестве вспомогательных сил было добавлено, как пишет китайский источник, «несколько десятков тысяч молодых воинов из Китая». Не добившись успеха, жалкие остатки китайской армии вернулись назад. Затем был совершен второй поход, в который направилось шестидесятитысячное войско в сопровождении вспомогательных частей. Ферганцы под руководством своего царя Мугуа храбро сражались с захватчиками. И хотя в этой борьбе они понесли большие потери и погиб в результате измены сам Мугуа, захватчики в конечном итоге вынуждены были уйти. Преемственность политики, которую проводил Мугуа, была обеспечена тем, что на престол был возведен его младший брат. Итак, народ Ферганы, поддержанный соседними среднеазиатскими народами, сумел противостоять ханьской экспансии и отстоять свою независимость.
Северные области и народы
Одним из народов, который в тяжелый час пришел на помощь ферганцам, были кангюйцы, жители Кангюя (древнее звучание kha nkiah). Источники сообщают о Кангюе довольно подробные сведения. С одной стороны, Кангюй граничил с Даванью, т. е. Ферганой. По-видимому, это была его юго-восточная граница. На юге Кангюй граничил с юэчжами. На северо-западе владения Кангюя простирались до Янъцай, т.е. приаральских сармато-аланских племен, которые находились в зависимости от Кангюя. Кто же были эти кангюйцы? Где находился центр их обширных владений? Точка зрения С. П. Толстова о тождестве Кангюя и Хорезма, получившая довольно широкое распространение в нашей историографии, долго считалась вполне приемлемой. Однако тщательное изучение источников и ознакомление с результатами новейших исследований приводит к заключению, что его точке зрения противоречит множество фактов. Летовки кангюйцев располагались, скорее всего, вдоль Сырдарьи, а резиденция правителей Кангюя помещалась в районе Ташкента. Таким образом, ядро Кангюя располагалось на средней Сырдарье. Отсюда ясно, почему кангюйцы могли прийти на помощь ферганцам в их борьбе с китайцами. Хорезм же находился на далекой периферии владений, оказавшихся под влиянием Кангюя. Этническая принадлежность кангюйцев вызывает споры ученых. Существует точка зрения, что они тюрки. Другие доказывают, что кангюйцы принадлежат к числу носителей тохарских языков. Вероятнее, однако, что они были ираноязычным народом, потомками и наследниками сырдарьинских саков. Источники называют кангюйцев «кочевым народом». Сообщается также о том, что по обычаям Кангюй «совершенно сходствует с Яньцай». Но у Яньцай «народ живет внутри глиняных стен». Действительно, на территории, входившей в Кангюй, было очень много поселений. Как явствует из письменных источников, Кангюй был могущественным государственным объединением. В период максимального расцвета, в I в. до и. э., он имел 120 тыс. войска. Кангюй проводил самостоятельную внешнюю политику и оказывал помощь своим соседям в их борьбе против иноземных захватчиков. В мирное время он ясно демонстрировал представителям ханьского двора, сколь мало считается с ним, С отчаянием они доносили: «Кангюй…горд, дерзок». Дальнейшая история Кангюя мало известна. Еще в 270 г. н. э. он направлял посольства за рубежи Средней Азии. Позже его могущество окончательно падает и он входит в состав Эфталитского государства. Археологические исследования средней Сырдарьи установили, что там имеется множество могильников и поселений. Среди последних первоначально было исследовано (Г, В. Григорьевым) поселение Каунчи около Янги-Юля. Рядом с ним находится Джунский могильник. Специалисты-археологи называют культуру средней Сырдарьи последних веков до н. э. – первых веков н. э. каунчинско-джунской. Основной ареал ее потом расширился, доходя до Карамазарских гор и Самарканда. Эта культура и есть культура Кангюя. По своему происхождению она безусловно местная. Среди верований кангюйцев на основании археологических данных выявляется верование в Фарн – божество, входившее в зороастрийский пантеон. Это божество являлось охранителем и покровителем правителей, а вместе с тем дома, семьи, здоровья. Оно олицетворялось, в частности, в образе барана. Именно поэтому жители Кангюя делали ручки своих сосудов зооморфными — в виде барана (пережитки этих представлений сохранились у таджиков до наших дней). Усунь — большое кочевое образование па северо-востоке Средней Азии и в Восточном Туркестане. Согласно легенде, усуни первоначально якобы жили в Монголии, затем переселились на запад. Правитель усуней назывался куньмо (кун-баг — «князь над племенами»). Усуни, рассказывает легенда, жили в Монголии, и куньмо Нань-доу-ми управлял ими. Позже усуни подверглись нападению юэчжей. Нань-доу-ми был убит. Усуни откочевали к хуннам, надеясь найти у них защиту (другой вариант – хунны сами убили усуньского предводителя). У убитого куньмо остался новорожденный сын. Однажды опекун новорожденного -^запеленал младенца и оставил его в траве, а сам ушел в поисках пищи, А когда он вернулся, то увидел, что волчица кормит его своей грудью, а ворон парит над ним, держа в клюве мясо. [Опекун] счел его духом и, взяв на руки, унес к хунну, [Хуннский] шаньюй полюбил и воспитал его. А когда куньмо достиг зрелости, он вернул ему народ его отца и послал возглавлять войско». Окрепнув, он в конце концов напал на переселившихся на запад юэчжей и, мстя за смерть своего отца, разгромил их. «Усуни не занимаются ни земледелием, ни садоводством, а со скотом перекочевывают с места на место, смотря по приволью в траве и воде»,— сообщает источник. В I в. до н. э. китайцы полагали, что количество усуней превышает 600 тыс. Это было одно из сильнейших среднеазиатских владений, перед которым заискивал Китай. Большую роль играли представители знати. Об их богатстве дает представление факт, что у них имелись громадные стада скота, одних лошадей – по 4-5 тыс. голов. Взрослые сыновья правителя имели свои уделы, й при решении государственных дел куньмо не был единовластным. Возведение на престол нового куньмо осуществляли «старейшины». Последние сведения об усунях содержатся в отчете посланника Дун Дина, посетившего их столицу «Город Красной долины» в 435 г. В то время усуни подвергались сильному натиску со стороны аваров, а затем окончательно потеряли свою политическую независимость. На Тянь-Шане и в Семиречье раскопано множество усуньских могильников. Полученный при этих раскопках материал позволил во многом уточнить и яснее представить историю и культуру усуней. Отметим лишь, что сведения письменных источников о приходе усуней с востока не следует понимать слишком буквально. По-видимому, в Среднюю Азию переселилось относительно небольшое племя. Основная же часть племенного союза, известного в истории под названием «усуни», представляет дальнейшую трансформацию местного сакского населения. Усуни занимались, разумеется, не только скотоводством. Им было известно ремесло и земледелие. Можно считать, что усуни, как и саки, занимали значительные территории Восточного Туркестана.
Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
Парфия, Греко-Бактрия и кочевники. Ранняя история юэчжей
Кочевники и Парфия
В 138/7 г. на парфянский трон вступил Фраат II. Он был еще подростком, и государством вначале управляла его мать. Безопасность страны требовала пребывания, царя на Востоке. Но внезапно все изменилось: на парфян вновь напали Селевкиды. Селевкидским войскам сопутствовал успех, и они захватили основную часть западных территорий Парфии, включая Вавилонию. Торжество Селевкидов, впрочем, было недолгим. Беспощадно обираемые и угнетаемые жители городов восстали и атаковали селевкидские гарнизоны. Фраат II одержал полную победу над противником, селевкидский царь погиб (или покончил жизнь самоубийством), а его дочь Фраат II взял в. свой гарем. Это была последняя попытка Селевкидов вернуть когда-то принадлежавшие нм восточные владения. Парфянские отряды вновь вошли в Вавилонию и начали подготовку к походу на Сирию. Вслед за этими значительными успехами наступают тревожные для парфянских правителей годы. Наиболее полно повествует о них Юстин (XLII, I, 1—3): «… В это время мятеж в среде скифов (так Юстин называет кочевые среднеазиатские сакские племена.— Б. Г.) заставил его (Фраата II.— Б. Г.) вернуться для защиты собственного государства. Дело в том, что скифы были призваны за плату на помощь парфянам против Антиоха, царя Сирии, но явились, когда война была уже закончена. Их ложно обвинили в том, что они опоздали со своей помощью, не уплатили им условленной дани. Скифы, недовольные тем, что напрасно совершили такой далекий поход, потребовали, чтобы им или уплатили за их труды или отправили против другого врага. Оскорбленные высокомерным отказом, скифы стали опустошать парфянские пределы. Поэтому Фраат выступил против них в поход…». Военные действия (в 130 г. до н.э.) развертывались следующим образом (Юстин, XLII, 1, 4—5): «… Фраат повел с собой на войну греческое войско, которое попало в плен после войны с Антиохом и с которым он до сих пор обращался высокомерно и жестоко… Поэтому, когда греки увидели, что боевая линия парфян дрогнула, они перешли на сторону врагов и осуществили долгожданную месть за свой плен, уничтожив в кровавой сече и парфянское войско и самого Фраата». Царем стал дядя прежнего царя Артабан II. «Скифы» же разграбили Парфию и вернулись в свои кочевья (Юстин, XLII, 2, 1). Гордая Парфия вынуждена была платить им дань (Иоанн Антиохийский, фр. 66). Но Артабан II попытался освободиться от этой зависимости. Он выступил на войну с одним из племен — Юстин называет их тохарами,— был ранен в руку и вскоре умер. Это произошло около 123 г. до н. э. Парфянский престол занял сын Артабана Митр и дат II, прозванный Великим. Только при нем парфянам удалось приостановить продвижение сакских племен и даже отвоевать у них (может быть, не все) захваченные территории. Юстин сообщает (XL 11, 1, 5): «Несколько раз вел он и со скифами удачные войны и явился мстителем за обиды, причиненные его предкам». Во время правления Митридата II (123—87 гг. до и. э.) Парфия достигает невиданного ранее могущества.
Проблема происхождения юэчжей
Совсем иначе развертывались события в Греко-Бактрии. Чтобы понять их, а также общую ситуацию в Средней Азии, надо обратиться к событиям, разыгравшимся к северо-востоку от территории Средней Азии и нашедшим отражение в древних китайских источниках. Соседями живших на территории Монголии хуннов был народ юэчжи. Уже во второй половине III в. до н. э. юэчжи достигли большого могущества, и правитель хуннов должен был отдать им в заложники своего сына. Но затем ситуация изменилась. Хуннский шаньюй Маодунь (или Модэ), создавший четкую военно-административную систему хуннского общества, превратил этот кочевой народ в грозную силу. Маодунь дважды совершает походы в Китай, ханьские императоры трепещут перед ним. В 176 г. до н.э. один из хуннских полководцев нанес поражение юэчжам. Сын Маодуня шаньюй Лаошан в 174 г. до н. э. разгромил юэчжей, убил их правителя, а из его черепа сделал чашу для питья. Разгромленные юэчжи откочевали на запад, в Восточный Туркестан и Среднюю Азию. Однако проживавший здесь народ, известный китайцам под именем «усуни», сам находился в какой-то степени в зависимости от хуннов. Подстрекаемые, очевидно, ими усуни вступили в борьбу с юэчжами и потерпели поражение. Затем юэчжи разгромили племена сэ, которые двинулись на юг и, пройдя «висячий, мост» (горные проходы в Юго-Восточном Памире), проникли в Гибинь (северо-западная часть Индостана). Усилившиеся усуни в свою очередь разгромили юэчжей, что заставило их также начать передвижение, но в сторону Дахя – Бактрии. Как пишет западноевропейский исследователь Г. Халоун, «трудно точно датировать оба отрезка странствований юэчжей». Правдоподобным является предположение японского ученого И. Кувабары, что юэчжи переселились на север Средней Азии между 172—161 гг. до н, э. и прошли на юг, в область Амударьи, между 139—129 гг. до н. э. При этом в области современного Самарканда они были между 133—129 гг. до н. э. Пришедшие в Среднюю Азию юэчжи носили название да- юэчжи («великие [большие] юэчжи»). Поселившиеся же в Восточном Туркестане носили название «малые юэчжи». Совсем иначе излагают события античные источники. Многого они просто не знают, ибо события глубинной Азии оставались им неизвестными. Страбон (XI, 8,2) пишет: «Из этих кочевников в особенности получили известность те, которые отняли у греков Бактриану, именно асии, пасианы, тохары и сака- раулы, которые переселились из области на другом берегу Як- сарта рядом с областью саков и согдианов, занятой саками». В прологе к XLII книге Помпея Трога содержится такая фраза: «Асии — цари тохаров и гибель сарауков»; в книге XLI — другая фраза, где, в частности, говорится: «…Бактрию и Согдиану захватили скифские племена сарауков и асианов». Вот, собственно, и все. Никакие юэчжи здесь не упоминаются. И вместе с тем совершенно ясно, что и китайские и западные источники повествуют об одних и тех же событиях, приведших к разгрому Греко-Бактрии.
Попытки «примирить» эти две группы источников, сопоставляя упоминаемые в них народы и племена друг с другом н с другими этническими (и географическими) среднеазиатскими наименованиями, делаются с середины XVIII в.— вот уже два столетия. И вместе с тем до каких-либо окончательных решений еще далеко. Уже давно было высказано предположение, что в тексте Страбона переписчики произвели искажение и что первоначально было не «…асии, пасианы…», а «асии, или асианы», что вполне графически объяснимо. Тогда здесь просто две формы названия одного и того же народа. Что же касается народа, который упоминается у Страбона как «сакараулы», то он безусловно идентичен «сараукам» Помпея Трога. Сопоставляя эти два названия, многие лингвисты, привлекая и другие упоминания, думают, что правильное название было «сакарауки», происходящее от реконструированного ими слова «сакаравака» («быстро двигающиеся саки»). Итак, подведем итог вышесказанному: Страбон Помпей Трог Аснн Асин Пасианы (аснаны) Аснаны Тохары Тохары Сакараулы (=сакарауки) Сарзуки (=сакарауки)
Обратимся к китайским источникам. В иих фигурируют усуни, сэ и да-юэчжи. Этноним «усунь» в среднекитайском должен был звучать как Uosuan, а в древнекитайском как Osw ik Нередко высказывалось мнение о том, что усунь — это китайское обозначение аснев; так, в частности, это мнение в весьма категорической форме отстаивал А. Н. Бернштайм. Помимо звукового сходства здесь имеется и определенный параллелизм в источниках: по китайским источникам усуни разгромили юэчжей, по Помпею Трогу – асии – цари тохаров уничтожили сакарауков. Однако все обстоит не так просто. Глубокий знаток источников И. Маркварт резко отвергал возможность такой идентификации. Г. Халоун справедливо указал, что, по китайским источникам, усуни продолжали останаться в Семиречье и на Тянь-Шане и нет никаких указаний на их передвижение на юг Средней Азии, тогда как асии античных авторов явно передвинулись на юг. Поэтому он считает уравнение усуни = асии «проблематичным». Следует добавить, что, по заключению виднейшего современного зарубежного знатока китайской исторической лингвистики Э. Пуллейблэнка уравнение усуни = асии (или асианы) невозможно и с историко-лингвистической точки зрения . Итак, часто встречающиеся в литературе, в том числе и специальной, утверждения, что усуни идентичны с асиями — асианами, — просто догадка, неимеющая серьезного обоснования. Что же касается сэ, то это имя в эпоху, о которой идет речь, должно было звучать как «сэк». Сейчас общепризнанно, что это саки древнеперсидских и античных источников. Обратимся к главному действующему лицу этой исторической драмы — юэчжам. Относительно того, как произносилось это имя китайцами в древности, между синологами нет согласия. Раньше считали, что когда-то их имя произносилось как ngiirit-tsie или ngiwat-tia, которое отражало иностранное для китайцев имя вроде got-ti, gut-ti, geti и т. д. Сейчас Пуллейблэнк доказывает, что такое осмысление было бы справедливо для более позднего времени, а в эпоху, когда юэчжи попали в поле зрения китайских источников, их китайское название должно было отражать имя вроде Ywati. Все эти лингвистические тонкости имеют очень большое значение. В зависимости от того, как звучало в древности название «юэчжи», их сопоставляют с тем или иным народом, известным из античных источников, С первой половины XIX в. существует гипотеза, согласно которой юэчжи — это массагеты. Среди советских ученых эту гипотезу разрабатывал С. П. Толстов. Он исходил из того, что догадка О. Франке о том, что часть массагетов откочевала из Средней Азии на северо-восток, – бесспорный факт, хотя на самом деле она ничем не доказана. Название «массагеты» он расшифровал как «великие геты», и, так как в то время считалось установленным, что «большие юэчжи» должно было произноситься в древности «большие гвати» (или «гати»), С. П. Толстов утверждал, что юэчжи — это и есть массагеты 15. Эта концепция построена на ошибочных или недоказанных положениях, а другие возможности и объяснения С. П, Толстов с излишней поспешностью объявлял «предвзятыми псевдонаучными конструкциями». В «Истории таджикского народа» подробно освещены построения сторонников уравнения юэчжи = массагеты, причем одновременно отмечается, что в среде советских ученых имеются его противники, в частности И. И. Умняков. Отметим, кстати, что вопрос о правильной этимологии слова «массагеты» не решен до сих пор. В свое время И. Маркварт, а сейчас Э. Пуллейблэнк считают вероятным, что в древнем звучании юэчжей (Ywati) отразилось название племен ятиев, которое Птолемей (VI, 12) располагает рядом с тохарами. Что же касается тохаров, их имя иногда сопоставляют с названием страны Давань. В древности оно должно было звучать в китайском как da-’iwan. Такое звучание могло отражать местное название Taxwar (тохары). В исторической литературе прочно утвердилось мнение, что Давань – это Фергана. Ника ких оснований для пересмотра этого нет, старые и новейшие попытки «передвинуть» Давань (на Памир, в Восточный Туркестан) представляются совершенно неубедительными. С другой стороны, у авторов IV и более поздних веков слово «юэчжи» неизменно переводилось как «тохары» 19, что еще более утверждает в мысли о связи тохаров н юэчжей. В последнее время вновь усиливается тенденция связывать юэчжей (и тохаров) с теми группами населения Восточного Туркестана, от средневековых потомков которых остались рукописи, написанные на двух языках (или диалектах), которые условно названы «тохарскими». Эти языки не имеют ничего общего ни с индийскими, ни с иранскими языками, хотя и являются индоевропейскими. Из советских исследователей к этой точке зрения, в частности, склоняются Ю. Н. Рерих и В. В. Иванов0. Японский ученый К. Еноки попытался отмести сложности следующим образом. Он исходил из того, что античные и китайские источники освещают не одни и те же события, а два последовательных этапа завоевания Бактрии – о более раннем рассказывают античные источники, о более позднем – китайские. В таком случае нет необходимости в идентификации юэчжей с каким-либо из перечисленных в античных источниках народов. Что же касается юэчжей, К. Еноки вслед за Г. Халоу- ном предлагает считать их скифами. Он полагает, что носители пазырыкской культуры входили в состав юэчжийской державы. «Согласно моей идее,— пишет К- Еноки,— юэчжи третьего века до н. э.; были очень похожи по их территории и могуществу на тюрок шестого-седьмого веков, а так называемая миграция юэчжей была не миграцией группы народа с одного места на другое, но оттягиванием восточных и северных пределов юэчжийской державы». Следуй отметить, что лингвистическая сторона уравнения юэчжи = скифы сейчас раскритикована Э. Пуллейблэнком; чрезвычайно уязвимыми являются и другие стороны этой гипотезы. В целом юэчжийская проблема получила мощный импульс в результате лингвистических исследований ученых разных стран, в том числе советских, за последние полстолетия. Произошло значительное накопление материала. Появилось множество противоречащих друг другу гипотез и теорий. Объединить все эти сообщения, факты, наблюдения в единую картину пока не удается. По-видимому, создание такой синтетической картины — дело будущего. Расматривая все сделатое в этой области, необходимо отметить также прогрессирующее значение, которое приобретают в решении этой проблемы археологические материалы. Представлению о роли китайско-хуннско-юэчжийских взаимоотношений в событиях, связанных с концом Греко-Бактрии, С. П. Толстов противопоставил свою концепцию; «…В целом завоевание Бактрии «варварами» рисуется как движение племен, прежде всего Приаралья, в южном направлении против их традиционных врагов», На наш взгляд, именно события на далеких от Средней Азии территориях действительно привели к вторжению в северные среднеазиатские области больших масс кочевников — юэчжей, что вовлекло в движение еще большие массы среднеазиатских кочевых племен и народов. Началась своеобразная цепная реакция. Однако она смогла протекать со столь значительной интенсивностью лишь потому, что, продолжая это сравнение, в «котле» была достигнута «критическая масса».
Штурм Греко-Бактрии
В 206 г. до н. э., за несколько десятилетий до того, как юэчжи вторглись в Среднюю Азию, полчища кочевников уже стояли у границ Греко-Бактрийского царства. Дальнейшее ослабление этого царства привело, очевидно, к постоянной утрате им северных территорий. В связи с передвижениями, вызванными приходом юэчжей, начался более решительный натиск на Греко-Бактрию. Как реально протекал этот процесс, мы не знаем. Одно нз возможных решений (у которого, так же как и у других, немало уязвимых мест) состоит в следующем. Вытесненные юэчжами саки двинулись через Восточный Туркестан и Памир горными проходами в Северо-Восточную Индию. Сидевшие на средней Сырдарье сакарауки захватили Согдиану, а оттуда прошли в Мервский оазис и двинулись на юг — в Сакастан (совр. Систан) и Северо-Западный Индостан. На юг, в Бактрию, передвинулись также большие группировки племен с окраин Ферганы (тохары?) и из Семиречья, а также крыло другой волны кочевников, пришедших из Приаралья. Китайский посол Чжан-Цянь в 128 г. до н. э. мог уже отметить, что юэчжи покорили Дахя — Бактрию; однако тогда ставка юэчжийского предводителя находилась еще к северу от Амударьи. По-видимому, на первых порах правители областей Бактрии признали вассальную зависимость от юэчжей; позже, в связи с передвижением юэчжийских войск на юг, была установлена юэчжийская администрация. Очевидно, прав А. К. Нарайн, который писал, что Греко-Бактрийское царство было атаковано по различным операционным линиям различными народами и в различное время. В результате Греко-Бактрия пала. В конце II — первой половине I в. до н. э, были захвачены и ликвидированы последние владения греко-бактрийских правителей. Таким образом, в отличие от Парфии, кочевнический штурм привел к полному крушению Греко-Бактрийского царства.
Внутренний строй, экономика и культура Ферганы и Хорезма в III—II вв. до н.э.
Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
(раздел “Другие области Средней Азии” той же главы)
Одна из важнейших земледельческих областей Средней Азии — Фергана, исходя из описаний конца II в. до н.э., имела высокоразвитую экономику и в предшествующий период, синхронный греко-бактрийскому времени. Правда, мы можем говорить об этом, лишь проецируя сообщения конца II в. до н. э., памятники же III—II вв, до н.э. практически пока еще в Фергане не выявлены.
Спорным является вопрос о вхождении Ферганы в состав Греко-Бактрийского царства. На основании одного замечания, сохранившегося у Страбона (XI,II,1), многие исследователи утверждают, что Фергана была частью Греко-Бактрии. Однако доводы в пользу этого весьма уязвимы. В Фергане найдены монеты Евтидема, Деметрия и подражание чекану Гелиокла. Разумеется, эти монеты, как и греко-бактрийская монета, найденная в парфянской Нисе, могли попасть туда в результате торговли. Хорезм, наименее пострадавший от иноземных завоеваний, представлял во II—I вв, до н. э. сильное, независимое государство. Письменные источники об этом не сообщают, но о том с бесспорностью свидетельствуют открытые Хорезмской экспедицией памятники. Остановимся на некоторых из них. Джанбас-кала представляет правильный прямоугольник, обнесенный мощными двойными стенами. Въезд, на оборону которого обращалось особое внимание, устроен коленами в пять поворотов и дополнительно оснащен бойницами во внутренних стенах. В связи с отсутствием башен бойницы по углам расположены по веерной системе, а в стенах имеются полукруглые ниши с тремя бойницами, что позволяло вести обстрел вдоль стен. Для лучшего обстрела неприятеля бойницы были сильно заглублены, и вниз от них шли наклонные борозды. Благодаря этому стены производят впечатление покрытых полуколоннами. Огромное количество бойниц в крепостных стенах заставляет предположить, что к участию в обороне привлекалось, видимо, все население. Вообще, вся система фортификации свидетельствует о едином плане обороны оазиса от набегов кочевников. Характерно деление города на две части. Главная улица, разбивавшая город на две части, со стороны, противоположной воротам, замыкалась «домом огня» — средоточием общественного культа неугасимого огня. По обе стороны главной улицы были расположены дома-массивы — жилые помещения, состоявшие из большого количества комнат примерно одинакового размера. Одним из интереснейших сооружений Хорезма является Кой-Крылган-кала. В отличие от обычных — квадратных и прямоугольных — сооружений Кой-Крылган-кала имеет вид отдельно стоящей башни цилиндра диаметром 42 м, окруженной круглой стеной (диаметр внешнего кольца 87,5 м) с башнями. Центральное цилиндрическое сооружение было двухэтажным. Оно дважды перепланировалось. Кольцевой двор постепенно застраивался. При раскопках были обнаружены разнообразные материалы, в том числе большое количество хумов, служивших для хранения воды и припасов. На стенках баклаг — высокохудожественные рельефы (изображения грифонов, всадников, женщин и т. д.). Огромное число статуэток — глиняных и алебастровых – воспроизводит божества хорезмийского пантеона; имеются и бытовые изображения. Некоторые статуэтки исключительно реалистичны. Обнаружено несколько надписей, относящихся к III—II вв. до н, э., написанных арамейским письмом. На одном из них имеется имя, в основе которого слово «аспа» («конь»); имя, по-видимому, обозначает «всадник». На Кой-Крылган-кале обнаружены фрагменты десятка оссуариев – костехранилищ и погребальной маски. В окрестностях найдено большое количество оссуариев – глиняных квадратных ящиков, увенчанных скульптурным изображением человека (иногда в натуральную величину). По мнению исследователей Кой-Крылган-калы, «центральное здание строилось как погребальное и, скоре всего, было связано с обрядом трупосожжения. Этот своеобразный «дом мертвых» был сожжен вместе с трупом знатного лица — князя, а может быть, и хорезмийского царя. Пепел умершего и, возможно, сопровождавших его в загробный мир людей был извлечен из пожарища и помещен в оссуарий. Затем комплекс стал центром заупокойного культа, превратившись в крупный храм и вместе с тем в центр астрального культа и астрономических наблюдений». Эти заключения интересны и спорны, но несомненно, что Кой-Крылган-кала является выдающимся памятником культуры Средней Азии. Кочевые и полуоседлые племена занимали обширный степной пояс, предгорья и зоны альпийских лугов. В Приаралье, в междуречье Амударьи и Сырдарьи, они находились под влиянием хорезмийской культуры. Именно здесь они переходили к оседлости; знать кочевников имела укрепленные поселения. Кочевые сакские племена заселяли районы правобережья Сырдарьи и в ее среднем течении, южноказахские степи, Северную Киргизию, периферию Ферганской долины и частично ее внутренние области, Восточный Памир. Они были теснейшим образом связаны в экономическом, политическом и культурном отношениях с районами прочной оседлости; вместе с тем они. одновременно являлись частью огромного моря кочевых племен, простиравшегося от Монголии до южнорусских степей.
* * *
Мы знаем лишь слабо намеченные контуры истории Средней Азии III—II вв. до и. э. И дело не только в том, что политические события этого времени выступают словно отдельные кадры ныне исчезнувшей кинематографической ленты, причем последовательность этих кадров для нас чаще всего неясна,— причинная обусловленность тех или иных явлений, как правило, совершенно неизвестна. Политическая история Греко-Бактрии продолжает оставаться темной и непонятной. Ровно 100 лет назад русский востоковед В. В. Григорьев, критически рассмотрев разнообразные попытки «рассортировать» имена греко- бактрийских правителей, известных по монетам, горестно заметил: «Комбинациями, таким образом стряпаемыми, историческое знание не продвигается ни на шаг». За истекшие 100 лет количество греко-бактрийских монет значительно возросло. Появились иные, куда более смелые, чем у нумизматов первой половины XIX в.( реконструкции греко-бактрнйской истории. Смелость этих попыток, особенно В. В. Тарна, основывается не на каких-либо твердо установленных фактах, а на произвольно конструируемых матримониальных союзах и соображениях о родстве тех или иных персонажей на основании сравнения их портретов, на расширительном толковании источников и т. д. Предельный субъективизм привел В. В. Тарна к созданию со- вершенно неадекватной картины греко-бактрийской истории. Мы отнюдь не собираемся целиком отрицать значение труда выдающегося английского историка: в нем есть масса ценных наблюдений и материалов. Мы хотим подчеркнуть лишь одно: существуют пределы, перейдя которые, историк рискует превратиться в романиста. И это случилось с В. В. Тарном. Вместе с тем экономическая и культурная характеристика Греко-Бактрии благодаря работам археологов и нумизматов сейчас обрела достаточно конкретные и определенные очертания. Следует остановиться еще на одном вопросе. В западной литературе безмерно преувеличивается роль и значение греко-эллинистической культуры в развитии Средней Азии. Некоторые ученые утверждают, что все социально-экономическое развитие Средней Азии после греко-македонского завоевания обязано греческому влиянию, что города, в частности укрепленные, возникли лишь после прихода греков и т. д. В работах советских ученых, в частности в ранее изданных трудах автора, эта концепция была подвергнута резкой критике. Внутренняя обусловленность глубинных социально-экономических процессов — вот то главное, что определяло развитие среднеазиатского общества. Археологические открытия позволили одновременно также выявить черты глубоко самобытной культуры бактрийцев, хорезмийцев, согдийцев и других народов Средней Азии. Однако в этой справедливой критике несостоятельных буржуазных концепций некоторые впадали в другую крайность, не показывая в достаточной степени важности и плодотворности социально-экономических и культурных контактов между грекоэллинистическим миром и Средней Азией, отрицая наличие на ее территории крупных греческих поселений. Греки пришли в Среднюю Азию как завоеватели, но они оставались в ней отнюдь не только в составе воинских отрядов. Греческое население Средней Азии, Афганистана и Северной Индии включало в себя ремесленников и торговцев, актеров и скульпторов, врачей и музыкантов. Развитие рабовладельческого строя получило новый импульс в связи с тесными контактами с эллинистическим миром; города не могли не испытать воздействия городского строя основанных в Средней Азии и соседних областях греческих городов. Еще более значительным было воздействие на местную культуру — духовную и материальную. Ограничимся одним примером; греческая письменность продолжала оставаться ведущим типом письменности в Бактрии на протяжении тысячелетия после похода Александра Македонского. В каменной архитектуре, в скульптуре, в ювелирном искусстве и т. д. — всюду прослеживается взаимодействие эллинистической и местной культур; плоды этого синтеза продолжали эволюционировать и в последующие столетия. Однако, в противовес утверждениям многих западных исследователей, в этом синтезе среднеазиатская культура выступала в качестве равноправного и даже ведущего компонента. Язык греческих поселенцев, окруженных местным населением, постепенно вмешивался с языком коренного населения страны. Их культура также приобретала синкретический характер. Международный обмен товарами, перемещение групп населения в процессе торговли, войн и переселений приводили к широкому проникновению на Запад лучших достижений среднеазиатской духовной и материальной культуры. Поэтому так называемая эллинистическая культура является созданием гения многих народов: эллинов, местного населения стран Ближнего и Среднего Востока, а также народов Средней Азии и Индии. И еще одно. В. В. Тарн рассматривал Греко-Бактрию как общественную часть эллинистического мира, как одно из эллинистических государств. Критикуя это положение, А. К. Нарайн называет всю историю Греко-Бактрии историей «индо- греков» и говорит: «Их история – часть истории Индии, а не эллинистических государств; они пришли, они увидели, но Индия [их] завоевала». Обе точки зрения далеки от истины. Конечно же, историю Греко-Бактрии нельзя рассматривать вне селевкидского фона. Разумеется, вторая половина истории Греко-Бактрии связана с Индией. Но истоки истории Греко-Бактрийского царства лежат в Средней Азии, здесь оно возникло, здесь (и в Афганистане) оно набрало силы. Именно комбинация бактрийских и греческих элементов создала те могучие силы, которые смогли завоевать Северную Индию. Следовательно, Греко-Бактрия — это прежде всего Средняя Азия и Афганистан, а также Индия к эллинистический мир.
Внутренний строй, экономика и культура Парфянского царства в III—II вв. до н.э.
Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
В отличие от Греко-Бактрии о внутреннем устройстве Парфянского государства, особенно если не ограничиваться хронологическими пределами этой главы, а учитывать и более поздние материалы, известно намного больше. Сохранились некоторые сведения у античных авторов, очень многое дают эпиграфические памятники и др. Особое значение имеет находка в одном из крупных центров Парфянского царства — Нисе (близ Ашхабада) громадного архива письменных документов.
В Парфянском государстве власть царя была в какой-то степени ограничена наличием двух советов — совета родовой знати и совета жрецов-магов, В совет родовой знати наряду с представителями правящего дома Аршакидов входили, по-видимому, представители шести знатных родов. Царь избирался совместно двумя советами из представителей правящей династии с учетом завещания покойного царя. В государство входили небольшие зависимые царства (например, Гиркания или Сакастан), правители которых иногда даже чеканили свою монету (Элам, Персида), и сатрапии (они были сравнительно невелики) во главе с сатрапами (хшахрап или нахвадар). Сатрапии делились на гипархии, а те – на статмы. Более высокое положение, чем сатрапы, занимали марзпаны, которым подчинялись группы сатрапий. Ценные материалы для уяснения механизма местной администрации, функционировавшей в Северо-Восточной Парфии, были получены И. М.. Дьяконовым и В. А. Лившицем при расшифровке и исследовании архива из Старой Нисы. На местах существовал разветвленный административный аппарат. Первичной административной единицей был диз—укрепленное селение (в таджикском языке это слово имеет значение «крепость»), во главе которого стоял его начальник—дизпат. Дизпаты подчинялись сатрапу. В 20-е годы II в. до н. э. здесь управлял сатрап Кофезат, Известны по имени главный начальник конницы Тиридат, несколько «казначеев», «всадник Сасан». В сборе податей и хранении продуктов участвовала целая армия чиновников. Так, в сборе поступлений вина в царские хранилища — мадустаны участвовали чиновники, носившие титулы: «доставщик вина», «накладывающий печать», «писец», «счетовод», «кравчий». В привилегированное сословие входили и «маги», упоминается жрец Спосак – атуршлат («господин огня»). Задачей местной бюрократии прежде всего было максимально выжимать всевозможные налоги и повинности из народа и держать его в повиновении. На значительной части плодородных земель Южной Туркмении, как свидетельствуют документы нисийского архива, имелись «имения», которые состояли из «виноградников». Земли делились на несколько категорий, с них собирали соответствующие натуральные сборы в пользу царя. Специальный сбор (частично натурой, частично деньгами) собирался на поддержание огня — своего рода церковная десятина. В центре – в крепости Михрдаткирт (теперь городище Старая Ниса) находились огромные царские винохранилища. Здесь доставленное вино сливалось в крупные хумы и на него писался приходный документ. В качестве материала для письма использовались фрагменты сосудов. Это была этикетка, на которой делались пометки («скисшее», «перелито в другой сосуд» и т. д.). В документах указывалось количество вина, название виноградника и имения, имя и звание доставщика, дата, сорт вина и т. д. Такие подробные документы составлялись на протяжении 70 лет. Кроме того, имеются сводные записи, списки, а также требования на выдачу вина. До недавнего времени были изучены лишь города Западной Парфии, их градостроительство и культура. Из найденных там документов было известно, что города, во всяком случае крупные, имели органы самоуправления, к городу приписывалась сельскохозяйственная округа, порой города чеканили свою монету. Благодаря раскопкам советских археологов впервые стали известны города и селения Северо-Восточной Парфии, В частности, были произведены многолетние раскопки на двух рядом расположенных городищах Ниса в селении Багир (близ Ашхабада). Городище Старая Ниса оказалось царским заповедником, городище Новая Ниса — остатком собственно парфянского города. Крепость Старая Ниса включала царские дворцы (в том числе и их хозяйственные службы), культовые здания, места пребывания гвардии и вельмож. Крепость имела форму пяти- угольника н была опоясана мощной стеной, толщина которой внизу достигала 9 м. В южном углу находилась башня-великан, верхняя площадка которой представляла квадрат размером 35×35 м. Это был целый форт — один из основных узлов обороны крепости. Стены и башни были сложены из пахсы и сырцового кирпича. Предполагают, что в крепость можно было попасть по длинному узкому наклонному подъему (пандусу), идущему вдоль стен. Центральное место внутри крепости занимал громадный квадратный зал площадью 400 кв. м. В центре его стояли четыре мощные колонны из жженого кирпича, ствол каждой из них являлся как бы пучком из четырех полуколонн. По периметру стен шли полуколонны. Второй ярус стен был также украшен пристенными полуколоннами, в промежутках между ними, в нишах, стояли крупные (больше человеческого роста) глиняные статуи. Стены второго яруса были покрыты ярко-красной штукатуркой и цветными орнаментальными росписями, применялась и позолота. Пол был алебастровый, потолок деревянный со световым отверстием в центре — единственным источником освещения. Мощь устремленных ввысь центральных колонн, великолепие скульптуры и строгой архитектурно-декоративной отделки, величественность не могли не поражать всякого, кто посещал это сооружение. Среди специалистов-архитекторов и археологов идет дискуссия о функциях этого громадного сооружения. Некоторые предполагают, что громадный зал — это аудиенц-зал парфянских царей, другие защищают более правдоподобную точку зрения, что квадратный зал — памятник храмовой архитектуры, гигантский храм огня, который был воздвигнут в честь обожествленных предков. Помимо храмового комплекса в Михрдаткирте было множество других построек, в частности винных складов с емкостью свыше полумиллиона литров вина и царская сокровищница — замкнутое квадратное сооружение (60×60 м). В одном из помещений было обнаружено множество изделий из слоновой кости, главным образом ритонов — сосудов для питья вина, напоминающих рога. У верхнего края ритонов имеется бордюр с рельефными изображениями дионисийских сцен, божеств и т. д. Ниже части многих ритонов оформлены в виде скульптур. Найдены также скульптуры из обожженной глины (в том числе позолоченные), бронзовые, мраморные, серебряные, Таковы, например, серебряная позолоченная фигурка парфянской богини, серебряная фигурка божка Эрота с золотыми браслетами и др. Парфянские памятники Нисы, по удачному выражению Г. А. Кошеленко, «характеризуются органическим слиянием двух основных «начал»: местного, идущего из глубины культурных традиций ираноязычных народов Ближнего Востока и Средней Азин, и эллинского». Особое место среди находок на Старой Нисе занимают уже упоминавшиеся многочисленные парфянские документы, в значительной части налогового характера, написанные на глиняных черепках — остраконах. На втором городище — Новая Ниса — были раскопаны остатки храма и погребальных камер. Нисийский архив позволил гораздо глубже понять не только административно-налоговую систему, но н духовную культуру Северо-Восточной Парфии. Сами документы написаны арамейским письмом. Напомним, что оно было принято уже в ахеменидских канцеляриях. Занимаясь дешифровкой этих документов, М. М. Дьяконов, И. М. Дьяконов и В. А. Лившиц с самого начала столкнулись с тем, что часть слов оказалась арамейскими, другая — парфянскими, причем одни и те же понятия обозначались то арамейскими, то парфянскими словами. Синтаксис документов — парфянский, а не арамейский, парфянские слова имеют не арамейские грамматические показатели, а парфянские. Все это привело исследователей к заключению, что арамейские слова были в то время просто своего рода шифрами (гетерограммами): они уже не читались по-арамейски, а, видя ту или иную группу знаков, писец произносил соответствующее парфянское слово. Освоить такую письменность было нелегко. Ученики долго упражнялись, прежде чем им доверяли писать документы. Найдены учебные упражнения, выполненные также на черепках (другой материал – кожа – был слишком дорог, чтобы использовать его при учебе). В религиозном отношении Парфянское царство представляло пеструю картину. Кроме местного культа солнечного божества Митры и культа основателя династии Аршака здесь были распространены также греческие культы, зороастризм, иудаизм и позже христианство. Ведущее место занимал зороастризм. В документах из Нисы отмечено 200 имен; любое из них могло принадлежать ортодоксальному зороастрийцу, много чисто зороастрийских. Зороастрийским был и календарь. Уже упоминалось о жреце Спосаке, который носил титул «господин огня», и о рядовых магах. В документах фигурируют безымянные храмы, а также храм Фраата и храм Нанайи. Возможно, существовали храмовые хозяйства. Синкретизм парфянской религии проявлялся во включении в парфянский пантеон чужеземных божеств. Так, в частности, Нанайя — это древнее месопотамское лунное божество, известное со времен Шумера. Затем оно распространилось в Ассирии, позже проникло, с одной стороны, в Иран, с другой — в Армению, Сирию, Египет и даже в Грецию. На Западе отмечается ее слияние с другими божествами, в частности с греческой Артемидой. Нанайя (Анахита) позже отмечена в кушанском и согдийском пантеоне. Название этого божества перешло в шугнанский язык, где «нан» обозначает «мать», «матушка». В связи с документами из Нисы вновь возник вопрос о парфянском календаре. Начальным пунктом в нем являлся год, соответствующий 247 г. до н. э. В нисийских документах даты приводятся по зороастрийскому (младоавестийскому) календарю. Он, как известно, начал применяться в Иране со второй половины V в. до н. э. и был создан по образцу египетского солнечного. Год делился на 365 дней, было 12 месяцев (по 30 дней) плюс пять дополнительных дней. Название дней и месяцев в нем – это парфянские формы названий зороастрийских божеств. Иранские средневековые хронисты всячески замалчивали весь многовековой период Парфянского царства, тенденциозно изображая его как темное время узурпаторской власти. В народе, однако, в своеобразной форме сохранилась память об этом периоде: слово «пехлавон» приобрело нарицательное значение богатыря, а выражения «пехлевийское сказание», «пехлевийская песня» — смысл сказочного повествования, древней песни. Вся литература на среднеперсидском языке периода III—VII вв. н. э. также приобрела наименование пехлевийской. История Парфянского царства, насчитывавшая всего 500 лет, во второй половине его существования развертывается преимущественно на территории Ирана и Месопотамии и частично выходит за рамки истории предков народов Средней Азии.
Внутренний строй, экономика и культура Греко-Бактрийского царства в III—II вв. до н. э.
Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история” Чрезвычайная бедность исторических источников не дает возможности подробно охарактеризовать государственное устройство и общественный строй Греко-Бактрии. При наиболее сильных правителях государство обладало некоторой степенью централизации, по-видимому, во многом копируя Селевкидское государство. Плутарх приводит анекдот о Селевке, будто он не раз говорил: «Если бы большинство знало, как много труда нужно хотя бы только на то, чтобы писать и читать столько писем, диадемы валялись бы на земле и их не подняли бы». Как пишет советский историк эллинизма А. Б. Ранович, «по тем данным, какие можно извлечь из надписей, видно, что правительство Селевкидов вело обширную переписку, составляя указы и распоряжения по самым разнообразным делам, назначая судей и арбитров по мелким тяжбам городов, организуя колонии, вступая в дипломатическую переписку с другими государствами и поддерживая постоянную связь с собственными городами, с городами Греции, с храмами и общегреческими святынями». Государственный аппарат Греко-Бактрийского царства, вероятно, не был столь развитым, разветвленным и централизованным, как у Селевкидов. Во главе государства стоял царь. Иногда сын царя являлся его соправителем. Государство было разбито на сатрапии. Из «Милинда-Панха» мы узнаем о наличии в царстве Менандра, т. е. в индийской части Греко-Бактрии, шести приближенных вельмож: верховного начальника войска, первого министра, главного судьи, начальника казны, носителя парадного зонтика и носителя парадного меча. Кроме того, там упоминается и «владыка селения» («Милинда-Панха», IV, 1, 36). Как справедливо отметила К- В. Тревер, «анализ всех этих терминов и сопоставление указаний «Милинда-Панха» с данными других источников могли бы, но только в известной мере, осветить социальный облик государства Менандра. Для Бактрии »других связанных с нею областей источники подобных сведений не дают»
Большую роль играло войско, которое набиралось как из греков, так и из местного населения, в частности бактрийцев. Бактрийцы поставляли в армию контингенты конного войска. Царь, вероятно, имел личную гвардию. Боевые слоны увеличивали ударную силу армии. Имеются некоторые данные о военной организации Греко- Бактрийского царства. Основную роль в войсках играли конница и пехота. Дошедшие до нас памятники искусства и письменные источники говорят о том, что в войсках Бактрии имелись отряды боевых слонов, на спинах которых помещались вооруженные бойцы. Слонов пускали в бой, по-видимому, в самый разгар сражения, Юстин (XLI, 4, 5) называл Диодота «правителем тысячи бактрийских городов». Страбон (XV, 1, 3) сообщает, что Евкратиду были подвластны 1000 городов. Эти авторы, очевидно, имели в виду не только собственно Бактрию, а максимальную территорию Греко-Бактрийского царства, включая Северную Индию, но и при этом цифра «тысяча» – гипербола. Вместе с тем нужно иметь в виду, что почвой для этого преувеличения было широкое развитие городов и городской жизни в Бактрии. Бактрийские (как и согдийские) города по происхождению следует разделить на три группы, В первую следует включить старые города, возникшие еще в доахеменидское и в ахеменидское время. К ним относятся, в частности, столица и крупнейший город Бактрии — Бактры; город, существовавший в низовьях Кафирнигана (теперь городище Кала-и мир); столица Согда Мараканда и др. Вторые возникли в эпоху греко-македонского завоевания или Селевкидов. В третьей группе – города, возникновение которых относится непосредственно к эпохе Греко-Бактрийского царства. Среди городов второй к третьей групп были города, основанные Александром Македонским (например, Александрия Эсхата) или последующими греческими правителями (например, в Бактрии город Евкратидея), а также города, возникшие без вмешательства царской власти. О внутреннем строе городской жизни собственно бактрийских (и согдийских) городов мы пока знаем очень мало. Однако последующие эпиграфические открытия, возможно, покажут, что здесь имели место некоторые явления, характерные для парфянских и селевкидских городов, в частности какие-то формы городского самоуправления. Описание одного из больших городов греко-бактрийского или несколько более позднего периода приводится в «Милинда- Панха». Там содержатся сведения, на основании которых можно сделать вывод, что была широко развита ремесленная промышленность, Так, в городе, описываемом в «Милинда-Панха», имелись мастера, которые изготовляли изделия из золота, серебра, свинца, олова, меди, бронзы и железа, гончары, кожевники, мастера по изготовлению палаток, гребенщики, прядильщики, трепальщики хлопка, корзинщики, мастера по выделке луков, каменщики, промыватели золота, повара, банщики, мясники, торговцы вином, цветами и т. п. «Милинда-Панха» отмечает, что среди местного населения было немало торговцев сукном и различным продовольствием. Все это дает основание полагать, что как ремесла, так и торговля в основном были сосредоточены в руках местного населения. Столица Бактрии считалась опорой греко-бактрийских царей. Здесь они собирали силы для нападения на соседние страны, особенно Индию. Местоположение столицы — города Бактры — не вызывает никаких сомнений; она располагалась в двух десятках километров от современного афганистанского города Мазари-Шерифа. Но там, где существовали древние Бактры, жизнь продолжалась, хоть и с перерывами, все средневековье, когда здесь был очень крупный город Балх. Поэтому древние слои перекрыты более поздними, что бесконечно осложняет археологические исследования. Ядром Бактр греко-бактрийского времени было современное городище Бала-Хисар («высокая крепость»), в плане — овальное и имеющее площадь 120 га. Французским исследователям Д. Шлюмберже и М. Лаберру удалось выявить конструкцию стен древнего Балха. Мощь этих стен поразительна: можно полагать, что их основание имело толщину до 31 м! Стены были снабжены несколькими рядами стреловидных бойниц. Исследователи считают не исключенным, что именно эти укрепления помогли защитникам Бактр выдержать осаду огромной армии Антиоха III. Бактры в эпоху Греко-Бактрии, по-видимому, не ограничивались территорией Бала-Хисара. В 1964—1965 гг. французские археологи начали раскопки на городище Ай-Ханум. Оно расположено в Афганистане, прямо на берегу Пянджа, там, где в него впадает Кокчадарья. Громадное городище имеет вид треугольника, двухкилометровое основание которого примыкает к Пянджу. Другая сторона (1,5 км) ограничена Кокчадарьей, Примыкающая к Пянджу северо- западная часть городища более низкая, юго-восточная же значительно более возвышенная. Раскопки городища Ай- Ханум привели к важным результатам. Здесь вскрыты части крупных сооружений, характерной чертой которых является самое широкое применение эллинистических планировочных схем и строительных деталей. Сооружения возводились из камня, сырцового и жженого кирпича. Каменные колонны и пилястры, каменные детали перекрытия сочетались со стенами из сырцового кирпича. Детали каменной архитектуры выполнены в коринфском ордере и точно соответствуют эллинистическим стандартам. Здесь найдены эллинистические скульптуры, керамика, украшения и т. д., а также греческие погребения, греческие эпитафии. Весь материал, в том числе монетные находки, свидетельствует, что Ай-Ханум – греко-бактрийский город III—II вв. до н, э., в котором элементы греко-эллинистической культуры, как и собственно греческий элемент в составе населения, играли исключительно большую роль. Мы еще не знаем названия этого одного из крупнейших греческих городов: может быть, эта одна из Александрий или же Антиохии, может быть это Евкратидея. Ясно лишь одно: этот город безусловно существовал в селевкидское и греко-бактрийское время, являясь одним из важных центров Греко-Бактрийского царства. Очень интересно, что на противоположном, таджикском, берегу Пянджа, на территории Пархарского района, археологи обнаружили и раскапывают другой важный памятник конца греко-бактрийского времени — Саксан-Охур. Он находится в 7 км к северу от современного районного центра Пархар. Общая площадь городища достигала 5 га. При раскопках здесь выявлены ремесленный квартал с печами для обжига керамики и терракот и дворцово-храмовый комплекс. Композиционным центром этого комплекса является большой квадратный двор (27,7×27,7 м). Он был окружен с трех сторон обходным коридором. В одной стороне двора – глубокий четырехколонный айван. В глубине айвана – проход, ведущий в обходный коридор, В боковых крыльях айвана — небольшие помещения. Сдвинутый по отношению к оси айвана, но все же против него, находился большой прямоугольный зал, кровлю которого поддерживали две колонны. К этому залу примыкало прямоугольное вытянутое помещение с жертвенником. Зал и это помещение были обведены коридором, соединявшимся с основным обходным коридором. Вдоль западного отрезка обходного коридора располагалось восемь помещений, образующих три обособленные ячейки. Особенно интересна северная, в составе которой было квадратное помещение с пилястрами и колоннами. Здесь были найдены самые богатые вещи, в том числе золотой трилистник. Стены здания массивные; узкие помещения перекрыты сводами, большие (квадратные и прямоугольные) – кровлей на колоннах. Пороги наиболее парадных помещений сделаны из сложнопрофилированных каменных плит. Айван был украшен высокими каменными колоннами, сложные базы которых стояли на двухступенчатых каменных постаментах. Особенно эффектны были капители, выполненные в коринфском ордере. Двухколонный зал за айваном вместе с примыкавшим к нему помещением с алтарем огня являлся, по-видимому, культовым центром комплекса, упоминавшаяся выше трехчастная ячейка — приемным залом и дворцовой часовней. Возведение комплекса датируется II в, до н. э. На территории Таджикистана в греко-бактрийское время было еще много других городских поселений. Таково, например, городище Кей-Кабад-шах вблизи нынешнего райцентра Кабо- диён. В плане оно прямоугольное (285×315 м), массивная стена с выступающими прямоугольными башнями окружает его со всех сторон. Стена сделана из пахсы и сырцового кирпича и венчалась зубцами. Внутри города раскопано несколько квадратных и прямоугольных помещений, стены которых покрыты белой штукатуркой. Кей-Кабад-шах не имел цитадели. Неподалеку от этого поселения существовало другое – внутри того же райцентра, на месте современного городища Кала-и мир. Здесь при раскопках были обнаружены меднолитейная мастерская, большое количество бытовых предметов и монеты. Особое место среди археологических памятников Южного Таджикистана занимает Кухна-кала (к югу от Колхозабада). Она несколько меньше Кей-Кабад-шаха и состоит из двух частей: основной, прямоугольной, и другой, неправильной формы, к ней примыкающей. Городище расположено в стратегически очень удобном месте – на обрыве террасы Вахша. Внутри стен шла сплошная застройка, представлявшая сочетание связанных друг с другом коридорообразных помещений с разными по размерам прямоугольными и квадратными помещениями. Кухна-кала, как показали раскопки, не была достроена. Может быть, она возводилась в конце существования Греко- Бактрийского царства, и штурм, начатый кочевниками, не позволил завершить ее возведение. Кухна-кала, как и Кей-Кабад-шах, позволяют восстановить древнебактрийскую фортификацию. Часто посаженные прямоугольные башни представляли мощные боевые сооружения. Специальные выступы — пилястры покрывали их поверхность, как и поверхность стен. Ряды бойниц содержали как настоящие бойницы, так и ложные. Вход был укреплен специальными предвратными сооружениями или высокой башней. Как известно, Самарканд и Согд жестоко пострадали от греко-македонского завоевания. Тем не менее и здесь жизнь постепенно восстанавливалась и получила дальнейшее развитие. В частности, значительные успехи были достигнуты в керамическом производстве. Вообще ремесло достигло в этот период значительного подъема. Наряду с продукцией местных ремесленников на рынки попадала продукция ремесленников-эллинов. Происходило взаимообогащение культур, что способствовало дальнейшему подъему уровня и качества местного ремесла, в свою очередь оказывавшего значительное воздействие на ремесло веет эллинистического Востока. Все эти процессы заметны, в частности, в керамическом производстве н в строительном деле. В сельском хозяйстве также были достигнуты важные результаты, Античные авторы сообщают много сведений о благоприятных природных условиях Бактрии. Здесь сеяли зерновые (причем считалось, что зерна были необычайной величины), в частности рис, имелись сады и виноградники, было развито скотоводство. Несомненно, и в Бактрии и в Согде существовала разветвленная сеть ирригационных каналов. Выше, при рассмотрении политической истории, мы не раз ссылались на монеты. Наиболее полным и систематическим обзором греко-бактрийских монет в настоящее время (1970 г.) является «Корпус индо-греческих монет», составленный индийским ученым А. Н. Лахири, который, впрочем, не использовал собраний советских музеев н советские публикации по этой теме. Греко-бактрийские цари чеканили монеты из золота, серебра и меди, кроме того имелись монеты из сплава меди и никеля. До нас дошло много серебряных греко-бактрийских монет. На их лицевой стороне обычно изображался портрет царя, на оборотной — божества (Аполлон, Артемида, Афина, Деметра, Диоскуры, Геката, Гелиос, Геракл, Зевс, Ника, Посейдон). Эти эллинистические божества, как пишет А. Н. Лахири, «иногда изображались с чертами, характерными для их восточных соответствий – двойников». На ранних греко-бактрийских монетах надпись включала лишь царский титул и имя царя. Евкратид был первым, кто ввел на монетах эпитет «великий», а Антимах стал называть себя «бог». При Евкратиде впервые появляются двуязычные надписи на монетах. Греческая легенда, обычно находившаяся на оборотной стороне, переносится на лицевую сторону, а на оборотной появляется буквальный пракритский перевод, выполненный письменностью кхарошти. В некоторых случаях, впрочем, надписи не совпадали. На медных монетах двух поздних индо-греческих правителей употреблялась другая индийская письменность – брахми. Вопрос о весовом стандарте греко-бактрийских монет достаточно сложен. Часть греко-бактрийских монет укладывается в весовую схему, исходной для которой была греческая – аттическая с весом золотой единицы 132 грана, т. е. 8,2 г. Именно таков вес золотых монет-статеров Диодота I и II, Евтидема I и Евкратида, Однако греко-бактрийские монеты не всегда и не во всем следовали аттическому весовому стандарту, применялись и другие весовые системы. Их происхождение и экономический эффект от их применения являются предметом дискуссий. Обилие греко-бактрийских монет непреложно свидетельствует о развитом товарном обращении. Судя по последним археологическим находкам, широко велась международная торговля, в частности с эллинистическим миром. Наряду с этим монеты использовались и для внутренней торговли. Это засвидетельствовано и письменными источниками. Иностранные наблюдатели отмечали, что бактрийцы «искусны в торговле». В Бактрах имелся очень большой базар. Сведения о духовной культуре отличаются предельной отрывочностью, Однако и они свидетельствуют о том, что Греко- Бактрия являлась одним из культурных центров тогдашнего мира. На территории Бактрии существовала высокоразвитая местная самобытная культура, уходящая в глубь веков. Чрезвычайно плодотворен был контакт бактрийской цивилизации с богатейшей культурой Индии, а также с культурой эллинов и эллинистического Востока. Исключительно высокого развития достигло греко-бактрийское искусство. Лучший его знаток — К.. В. Тревер писала про монеты греко-бактрийских царей: «…Портретные изображения царей на греко-бактрийских монетах отличаются величайшим мастерством. Штемпеля для них резали крупные художники, сумевшие с изумительной силой передать в миниатюрном изображении реалистический портрет, не только отражающий индивидуальные черты лица, но и освещающий какою-то деталью характерные особенности той или иной личности». По ее мнению, в городах Бактрии должны были быть статуи замечательного греческого скульптора Лисиппа — автора широко распространенных скульптурных портретов Александра Македонского. Его творения отличались большим реализмом. Эллинистическая скульптура III в. до и. э. развивалась под воздействием Лисиппа и его школы, то же самое возможно отнести и к Бактрии. Во всяком случае, на Ай-Ханум уже сделаны находки эллинистических скульптур. Что же касается монет, продолжает К. В. Тревер, «возможно, что среди медальеров были и греки, но, принимая во внимание, что греко-бактрийские монеты своей совсем особой свежестью передачи портретных черт, умением передать и мысль, и нежность, и силу, и упрямство отличаются от греческих монет своего времени,— не исключена возможность, что штемпеля резал местный мастер, или грек или бактриец, взявший все лучшее от Лисиппа». Мы знаем также о замечательных произведениях бактрийской торевтики. Стены помещений украшались росписями, каменными и металлическими рельефами и т. д. Как уже указывалось, для этого периода характерны широкие культурные связи Бактрии с эллинистическим миром и Индией, что сказалось и на религиозных верованиях. Именно тогда в Среднюю Азию проник буддизм. Это не означает, что зороастризм утратил свои позиции. В центр Бактрии — город Бактры, где зороастризм получил широкое признание, со всех сторон стекались многочисленные паломники. Здесь находились главный храм огня, храм богини Ардвисуры Анахиты, в котором стояло ее изваяние с золотой короной на голове и в одежде из 30 бобровых шкурок, а также храмы других богов. По-видимому, зороастрийским было святилище комплекса Саксан-Охура. Несомненно, в Бактрии были и греческие храмы, так как имелось значительное греческое население, а правители Греко- Бактрийского государства сами были греками. Одним из доказательств этого служат изображения греческих богов, выбивавшиеся на оборотной стороне монет (перечень их мы привели выше). Культовые греческие сооружения открыты при раскопках Ай-Ханум. Итак, в Греко-Бактрии существовали различные религии. Из «Милинда-Панха» (1,3) мы знаем о веротерпимости в индийском городе Шакала. Там «крики приветствия обращались на улицах к проповеднику любой религии». Возможно, таким было положение и в самой Бактрии. Вместе с тем нет никаких оснований сомневаться в том, что основная часть местного бактрийского населения по-прежнему исповедовала зороастризм. Возможно, его влиянию подверглось и греческое население.
Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история” Расширение пределов Греко-Бактрийского царства в направлении Индии было осуществлено сыном Евтидема Деметрием. Юстин (XLI, 6, 4) называет Деметрия «царем индов». Страбон (XI, 11, I) говорит о завоеваниях Деметрия и другого царя — Менандра в Индии. В дорожнике Исидора Харакского упоминается город Деметрия в Арахозии. Монеты с именем Деметрия очень различны по типу. Царь на этих монетах изображается то с диадемой, то в шлеме, имеющем вид головы слона. Лицо царя на монетах различное. На одних монетах — греческая надпись, на других — греческая и индийская (письмом кхарошти). На монетах с двуязычными надписями вокруг портрета царя на лицевой стороне написано: «Царя Деметрия непобедимого» Исходя из различий на монетах некоторые исследователи предполагают существование двух царей с именем «Деметрий», другие — категорически это отрицают. Этот вопрос пока не может быть решен окончательно. Во всяком случае Деметрий (или какой-то из двух царей с этим именем) значительно расширил пределы Греко-Бактрии на юге. Появление двуязычных надписей и шлема в виде головы слона можно объяснить лишь тем, что в состав его государства вошли какие-то территории древней Гандхары (теперешнего Северо-Западного Пакистана). На основании индийской традиции, индийский ученый А. Н. Лахири приходит к заключению, что Деметрий вторгся в Индию при слабом правителе Брихандратха (Brihandratha) из династии Маурья, причем произошло это около 185 г. до н. э. Вслед за Р. Уэтхэйдом А. Н. Лахири полагает, что это было не прочное завоевание, а длительная военная экспедиция — набег, в процессе которого греко-бактрийские отряды глубоко вторглись на территорию государства Маурья. Это произвело глубокое впечатление на Востоке, отчего и появился приведенный у Юстина применительно к Деметрию эпитет «царь индов». «Непосредственный результат этой экспедиции был невелик, она лишь проложила дорогу более поздним греческим (греко-бактрийским.— Б. Г.) вторжениям и оккупации территории Северо- Западной Индии». По мнению А. Н. Лахири, достигнув Паталипутры и разбив войско Брихандратха, Деметрий вскоре вернулся в Бактрию — его ожидала борьба с Евкратидом Великим. Этот трезвый и основанный почти во всем на фактах анализ Лахири представляется убедительным. Когда Деметрий осуществлял свои завоевания в Индии, на сцене греко-бактрийской истории появляется другая крупная фигура — Евкратид. Об этом повествует Юстин: «Почти в одно и то же время стали царями Митридат в Парфии, а Евкратид в Бактрии. Оба великие мужи. Но судьба, более благосклонная к парфянам, довела их под водительством этого правителя до вершины могущества. Бактрийцы же, ведя непрерывно то одну, то другую войну, потеряли не только царство, но и свободу; измученные войнами с согдианами, арахотами, дрангами, ареями и индами, они в конце концов, как бы обескровленные, были покорены более слабыми парфянами. И все же Евкратид вел эти многочисленные войны с величайшей храбростью; так, уже ослабленный ими, когда ему пришлось выдерживать осаду со стороны царя индов Деметрия, он посредством постоянных вылазок с тремястами воинов победил шестьдесят тысяч врагов. Вернув себе свободу после пятимесячной осады, он подчинил себе Индию» (XLI, 6, 1—5). Страбон (XV, 1, 3) со ссылкой на «Парфянскую историю» Аполлодора пишет, что греко-бактрийские цари «покорили даже большую, чем македоняне, часть Индии… Другие же писатели утверждают, что ему были «подвластны 9 племен и 5000 городов», Страбон (XI, 9, 2) сообщает, что парфяне «захватили также часть Бактрии, оттеснив скифов и еще раньше Евкратида и его сторонников». Перечисляя бактрийские города, Страбон (XI, 11, 2) указывает город Евкратидея, «названный так по имени бывшего ее правителя», и далее вместе с тем говорит, что «сатрапии Аспион и Туриву парфяне отняли у Евкратида». Таковы данные письменных источников. Имеется, кроме того, много монет Евкратида. Найдены в значительном числе они и в Средней Азии. Так, в Кашкадарьинской области, близ Китаба, был найден клад греко-бактрийских монет около 100 экземпляров. Главную массу составляли монеты чекана Евкратида. Известны находки монет Евкратида и на территории Таджикистана, например около пос. Пяндж, в Кулябском районе и др.
Следует отметить монеты, на лицевой стороне которых изображен портрет Евкратида и написано: «Царя великого Евкратида», а на оборотной стороне два портрета в профиль; женский портрет (с диадемой) и на его фоне – мужской (без диадемы) и надпись «Гелиокла и Лаодики». Так как эти имена стоят в родительном падеже, появилось много различных и противоречивых объяснений, согласно которым надпись в целом надо читать: «Царя великого Евкратида [дети] Гелиокл и Лаодика», «Царя великого Евкратида родители Гелиокл и Лаодика» или на оборотной стороне изображены сын Евкратида и его жена — принцесса (поэтому она в венце и т. д.). Сейчас большинство ученых признают, что здесь изображены родители Евкратида, в частности его мать — принцесса, чем он хотел подчеркнуть «законность» своих действий и занятие трона. Думается, что следует принять именно это объяснение и отказаться от малообоснованной концепции В.Тарна, уже подвергавшейся критическому разбору в советской литературе. Исходя из приведенных выше данных письменных источников и монет можно наметить следующую гипотетическую схему событий правления Евкратида Великого. В то время как Деметрий был в Индии, на территории Бактрии поднял восстание один из представителей греческой знати Евкратид, мать которого, Лаодика, имела царское происхождение, Это произошло почти одновременно со вступлением на парфянский престол Митридата I, т. е. около 171 г. до и. э. Захват власти Евкратиду облегчило то, что в это время основные контингенты греко-бактрийских войск были уведены Деметрием в Индию. Захватив власть, он принял титул «Сотер» («Спаситель»), подразумевая под этим, что он «спас» Бактрию от Деметрия. Весть о захвате власти должна была достигнуть Деметрия, и он, вероятно, направил значительные силы для усмирения мятежников. Численный перевес был на стороне Деметрия. Небольшая армия Евкратида была осаждена, и его положение казалось безвыходным, ибо у осаждавших было около 60 тыс. воинов, у него же — значительно меньше. Непрерывно нападая на противников, совершая вылазки с 300 воинов, проявив при этом величайшую храбрость и, о чем источник не сообщает, по- видимому, благодаря разброду в стане врага, Евкратид сумел разгромить превосходящие силы Деметрия. Утвердившись на троне, он принял титул «Царя великого Евкратида» и выпустил серию монет, на которых были изображены его родители. Производился массовый выпуск монет с именем Евкратида, они получили широкое распространение в Бактрии и, вероятно, были в обращении после смерти Евкратида. Подражания им выпускались и позже, уже после крушения Греко-Бактрийского царства. Закрепив свою власть в Бактрии, Евкратид начал завоевание индийских владений Деметрия, причем даже расширил их пределы. Считалось, что он владеет 1000 городами. Не все было безоблачно в карьере Евкратида. Две западные провинции Греко-Бактрийского царства были им потеряны — они перешли в руки могущественного парфянского царя Митридата I, как, впрочем, еще и какие-то пограничные территории. Завершив завоевание североиндийских территорий, Евкратид направился в Бактрию, Как пишет Юстин (XLI, 6, 5), «во время обратного похода Евкратид был убит в пути сыном, которого перед тем сделал своим соправителем. Сын этот даже не старался скрыть отцеубийство, как будто он убил не отца, а врага. Он проехал на колеснице по отцовской крови и приказал бро* сить труп без погребения». Трагические события конца правления Евкратида произошли около 155 г. до н. э. Современник и соперник Евкратида парфянский царь Митридат I (171 —138/7 гг. до и. э.) добился больших успехов в расширении пределов своего царства. В упорной борьбе с местными правителями и Селевкидами он занял Западный Иран, включил в пределы Парфии Мидию и Месопотамию. Парфия постепенно превращается в одно из самых могущественных государств мира. Иным было положение в Греко-Бактрии. С середины II в. до и. э. начинается упадок ее политического могущества. Большое государство, занимавшее обширные области в Средней Азии, Афганистане и Индии, распадается. Отдельные правители — потомки Диодота, Евтидема и Евкратида, а также могущественные аристократы, не принадлежащие к этим царским семьям, захватывают власть и чеканят от своего имени монету. Очевидно, в Бактрии и Согде во второй половине II в. до н. э. правителем был Антимах, принявший титул «Теос» («Бог»). Из индо-греческих царей наибольшую роль сыграл Менандр, который захватил индийские владения, по-видимому, сразу же после гибели Евкратида. Согласно буддийской традиции, он был чрезвычайно мудрым царем, его мероприятия способствовали процветанию государства. Полагают, что сообщения буддийских источников о принятии им буддизма могут соответствовать действительности. Уже в конце III в. до и. э., во времена Евтидема, конфедерации кочевых племен создавали реальную угрозу северным владениям Греко-Бактрии. Во второй половине II в. до и. э. кочевой мир северной части Средней Азии представлял собой волнующееся море, волны которого то и дело набегали на греко-бактрийские берега, захлестывая и затопляя побережье. Перед надвигавшейся бурей трепетали и победители Селевкидов — парфянские цари, наследники могущественного Митридата I.