Кир и Томирис. Разгром ахеменидских войск

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

В 539 г. до и. э. Кир II сокрушил Вавилон, он собирался завоевать еще Египет. Но положение на северо-восточных границах государства, т. е. в Средней Азии, не позволяло ему начать египетский поход. Он предпринимает новый поход в Среднюю Азию с целью обезопасить свой тыл. Кир II, лично возглавлявший войска в этом походе, собирался разгромить могущественных среднеазиатских кочевников.
Сведения об этом походе сохранились у многих античных авторов, но события излагаются ими по-разному. Одна из версий: Кир, переправившись через Аракс, вторгся в землю массагетов, которыми предводительствовала царица Томирис. По второй версии, в целом не очень отличающейся от первой, Кир воевал со скифами, во главе которых стояла Томирис. Третья версия: Кир сражается с дербиками. Наконец, есть сообщение, что Кир воевал в «равнинах даев».
Развернутый рассказ об этом походе и его результатах имеется у Геродота, Трога — Юстина и у других авторов. Процитируем рассказ Трога — Юстина: «Покорив Азию и подчинив своей власти весь Восток, Кир пошел войной на скифов, У скифов была в то время царица Томирис, Она не испугалась, как это можно было ожидать от женщины, вражеского нашествия. Хотя Томирис могла бы помешать переправе врагов через Окс, она дала им возможность переправиться, считая, что ей легче сражаться в пределах своего собственного царства, а врагам будет труднее спастись бегством через реку, преграждающую им путь. Кир, переправив войско и углубившись на некоторое расстояние в Скифию, разбил лагерь. На следующий день он притворился испуганным и покинул лагерь, как бы обратившись в бегство. В лагере же он оставил вдоволь вина и всего, что необходимо для устройства пира. Когда об этом сообщили царице, она послала своего сына, еще юношу, с третьей частью своего войска преследовать врагов. Войдя в лагерь Кира, не испытанный в военном деле юноша, словно пришедший на пир, а не на бой, забыл о врагах, позволил непривычным к вину варварам перепиться, и опьянение победило скифов раньше, чем оружие. Ибо, узнав об этом, Кир ночью вернулся, напал на беспомощных [врагов] и перебил [бывших в лагере] скифов вместе с сыном царицы. Потеряв такое войско и, что было для нее еще тяжелее, единственного сына, Томирис не в слезах излила горе о своей потере, а искала утешение в отмщении и на коварство врагов, торжествовавших недавнюю победу, ответила таким же коварством. Она прикинулась, будто не доверяет своим силам после постигшего ее удара и, обратившись в бегство, заманила Кира в ущелье, предварительно устроив в горах засаду; там она уничтожила 200 000 персов вместе с самим царем. Эта победа была еще тем замечательна, что не осталось даже вестника, который сообщил бы персам о таком страшном поражении. Царица приказала бросить отрезанную голову Кира в бурдюк, наполненный человеческой кровью, и такими словами осудила его жестокость: «Насыться же теперь,— сказала она,— кровью, которой ты всегда жаждал и которой никогда не мог насытиться»» (Юстин, I, 8, 1 — 13).
Рассказ Геродота (I, 205—214) еще подробнее. Из него мы узнаем, что Кир первоначально предлагал через специальных послов Томирис, чтобы она стала его женой. «Но Томирис поняла,— пишет Геродот,— что Кир сватается не к ней, а к царству массагетов, и отвергла предложение» (I, 205), Сына Томирис звали Спаргапис (I, 211), он не был убит, а, попав в плен, сам покончил с собой (I, 213). О битве между массагетами и ахеменидскими войсками рассказывается так: «…Сражение это было наиболее жестоким из всех, в каких когда-либо участвовали варвары. Происходило оно, как я слышал, так: вначале оба войска обстреливали друг друга из луков на значительном расстоянии, потом, когда стрелы были истощены, перешли врукопашную и бились копьями и мечами. Войска долго стояли друг против друга и ни одна сторона не обращалась в бегство. Наконец массагеты победили. Большая часть персидского войска пала на месте сражения, сам Кир был убит» (Геродот, I, 214). Страбон (XI, 8, 5) дополняет сообщения весьма существенной подробностью, что во время этой войны кочевые противники Кира II (он называет их саками) дважды разгромили ахеменидские войска.
Вопрос о конкретном направлении похода Кира II трудно разрешим. Некоторые предполагают, что это Сырдарья, Амударья или Узбой. Последнее, пожалуй, наиболее правдоподобно.
Разгром Кира массагетами в конце июля — начале августа 530 г. до н. э.— первая точно установленная дата в истории народов Средней Азии.
Как пишет М. М. Дьяконов, «Кир был одной из наиболее выдающихся личностей древней истории». Это безусловно справедливо, ибо в своей деятельности Кир выступил выразителем многих прогрессивных тенденций своего времени. К тому же за его спиной стояли огромные ресурсы обширного Ахеменидского царства, простирающегося от Малой Азин до долины Инда. И тем не менее в борьбе со среднеазиатскими кочевниками он не только потерпел жестокое поражение, но погиб сам. И дело здесь отнюдь не в превратностях капризной военной удачи. Отстаивая свою свободу и независимость, народы мобилизуют все силы в борьбе с врагом. Примеры этого бесчисленны как в истории Средней Азии, так и в мировой истории в целом.

Завоевания Кира II в Средней Азии

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Усиление Ахеменидского государства, резкое увеличение материальных и людских ресурсов — вот результаты первого периода деятельности Кира II. Все это создало предпосылки для реализации его устремлений, направленных на создание огромного государства, включавшего все страны Азии.
После завоевания Лидии, по словам Геродота (I, 153), «на пути Кира лежали Вавилон, бактрийский народ, саки и египтяне, в войне с ними он собирался предводительствовать лично, а против ионян решил послать полководцем другого». Такие планы Кира II были не случайны: он, вероятно, располагал данными о могуществе и военной подготовленности среднеазиатских народов, поэтому он не мог доверить командование войсками в этом походе даже самым приближенным из своих полководцев.
Почти ничего конкретного о том, как протекало завоевание Средней Азии, мы не знаем. Однако оно сопровождалось большими жестокостями. Как сообщает Геродот (I, 177), «Нижнюю Азию обезлюдил Гарпаг, а верхнюю — сам Кир, покоривший там один народ за другим и не пощадивший ни одного из них». Вавилонский историк III в, до н. э. Беросс также сообщает, что Кир выступил против Вавилонии только после покорения всей Азии, Все это опровергает рассказ Николая Дамасского («История», 75) о том, что после побед Кира II над Мидией к нему явился с изъявлением покорности гирканский сатрап, «а затем сатрапы парфян, саков, бактрийцев и остальных народов приходили друг за другом, стремясь опередить один другого». Все это анахронизм, ибо бактрийцы и саки не входили в состав Мидийского царства, и Киру II еще предстояло их завоевать. 
Более того, неверен, очевидно, этот рассказ и в отношении других областей. Гораздо более достоверным выглядит сообщение Трога в изложении Юстина (I, 7, 2): «Государства, которые ранее были данниками мидян, полагая, что с переменой власти изменилось и их положение, отложились от Кира; это стало для Кира причиной и началом многочисленных войн».
Некоторые подробности о завоеваниях Кира II в Средней Азии содержатся у Ктесия (фр, 9/29). Он сообщает, что Кир «воевал с бактрийцами и битва не дала перевеса какой-либо из сторон». Лишь после того, как бактрийцы узнали об укреплении внутриполитического положения Ахеменидского государства, они «добровольно» подчинились Киру.
Особую важность имеют сведения Бехистунской надписи . высеченной по приказу Дария I. Из нее можно извлечь бесспорные данные о составе Ахеменидского государства к моменту воцарения Дария I. При этом следует иметь в виду, что в промежутке между смертью Кира II и воцарением Дария I, т. е. в 530—522 годах до н.э., Ахемениды были заняты завоеваниями в Египте и делами внутри своего государства, а не присоединением новых областей Средней Азии. В первом столбце Бехистунской надписи Дарий I говорит: «Вот те страны, которые достались мне по милости Ахура-Мазды», и перечисляет среди прочих Парфию, Арейю, Хорезм, Бактрию, Согдиану, а также области в Южном Афганистане и Северо-Западном Индостане: Гандхару, Саттагидию, Арахосию, причем между первыми двумя названа «Сака» (имеются в виду, очевидно, саки-хаумаварга). В античных источниках сохранилось известие (Плиний, 23), что Кир разрушил Капису (обычно исследователи локализуют ее в Беграме, вблизи Кабула) .
Суммируя все имеющиеся в нашем распоряжении весьма скудные данные, можно предположить, что Киру II удалось завоевать Парфию, Бактрию, Хорезм, Согд и какую-то часть саков, скорее всего саков-хаумаварга. Как далеко на северо-восток простирались пределы Ахеменндского государства, практически ничего не известно. Высказывавшиеся ранее соображения, что оно достигало Ферганской долины, основывавшиеся на упоминании в более поздних источниках города Кирополя — Кирэсхаты, якобы построенного Киром, в свете лингвистического анализа оказались в определенной степени поколебленными. Было высказано мнение, что город назывался на самом деле Куру[ш]-ката, где первая часть слова могла быть и племенным названием, а греки переиначили это слово в Кирэсхата.

Возникновение Ахеменидского государства

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Создание первых государственных образований в Иране относится к IX—VII вв. до н. э. В IX—VII вв. многие районы Западного Ирана входили в состав Ассирийской и Урартской держав (Ассирии принадлежали и области, ставшие затем центром Мидийского царства; зависимость от Ассирии около 640 г. до н. э. признали и персидские племена Юго-Западного Ирана, возглавлявшиеся Ахеменидами и подчинявшиеся ранее царям Элама). В VIII—VII вв. значительные территории Северо-Западного Ирана были объединены под властью Манейского царства.
На первых этапах своего распространения по территории Ирана (с конца II — начала I тыс. до н. э.) ираноязычные племена еще не достигли того уровня социально-политического развития, при котором было возможно создание объединений государственного типа. Лишь позже на основе этих племен и ассимилированного ими местного населения в ряде областей Ирана происходит консолидация ираноязычного элемента, в результате развития которой во второй четверти VII в. н. э. возникает Мидийское царство, созданное первоначально на территории района Экбатан (Хамадана) и нескольких соседних областей, а затем включившее в свой состав большинство областей Ирана (в том числе Фарс), территории Манейского и Урартского государств, ряд районов, принадлежавших ранее Ассирии, восточную часть Малой Азии на востоке пределы Мидии подошли к границам Средней Азии. 
В середине VI в. до н. э. на смену Мидийской державе приходит государство Ахеменидов. Создание мировой державы Ахеменидов завершило собой характерные для предшествующей эпохи (IX—VI вв. до и. э.) процессы, выражавшие тенденцию к объединению в. составе одного государства различных древневосточных стран и народов (ср. последовательное расширение Ассирийского, Урартского, Мидийского и Нововавилонского государств), что имело определенные экономические и социальные причины.
Основателем Ахеменидской державы явился царь группы персидских племен Кир II, вначале находившийся в вассальной зависимости от Мидии. В результате длительной и трудной борьбы он не только освободился от этой зависимости, но в 550 г. до н. э. полностью разгромил и подчинил себе Мидию. Он принял титул царя Мидии, сохранив и свой старый титул царя Персии.
Кир II вел многочисленные войны. Первоначально он покорил те владения, которые входили в состав Мидийского царства. Затем в 547 или 546 г. до н. э. была присоединена Лидия — богатейшая страна в Малой Азии, греческие государства Малой Азии.

Зороастризм в Таджикистане

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
Выше уже указывалось, что «Авеста» — сложный сплав разнородных и разновременных элементов. Уже давно исследователи ведут работу по расчленению этих элементов и выявлению древнейших слоев религии иранцев, Особенно продвинулись эти исследования за последние два десятилетия. И. Гершевич предложил вместо одного общего наименования «зороастризм» три: «заратуштрианизм» (религия времени самого Заратуштры, как она отражена в «Гатах»); «заратуштрицизм» (религия, отразившаяся в более молодых авестийских текстах); «зороастрианизм» (религиозная доктрина сасанидского времени).
У иранских племен уже на рубеже II—I тыс, до н, э. существовали определенные верования и представления, вошедшие позже в зороастризм, причем во вполне развитом виде. Многое здесь идет от периода индоиранской общности, кое-что восходит даже к эпохе индоевропейской общности. Следует, в частности, отметить культ Митры. Почитаемые иранцами божества назывались ахурами. Постепенно появилось представление о верховном божестве Ахуре, которого называли Мазда — «мудрый». 
Несмотря на сомнения, высказываемые некоторыми учеными (их мнение приводилось в нашей «Истории таджикского народа»), можно считать установленным, что Заратуштра — реальное историческое лицо. Он составитель «Гат», в которых очень ярко выступает личность проповедника, живого и борющегося человека. Позже, уже в «Младшей Авесте», Заратуштра появляется как мифологический персонаж.
Имя Заратуштра (европейская форма Зороастр) скорее всего означает «верблюжий погонщик» . Он происходил из рода Спитама (отсюда согдийское имя — Спитамана, в греческой передаче — Спитамен). Его отца звали Поурушаспа, мать — Дугдова. Заратуштра принадлежал к жреческому сословию. Он был небогатым человеком, сохранилась его жалоба, что у него мало своего скота и зависимых людей и что ему обещан подарок: 10 кобыл с жеребятами и верблюд. Заратуштра был женат, имел детей.
В «Гатах» Заратуштра утверждает, что получил откровение истинной веры от бога Ахура-Мазды (подобно тому как в Коране говорится об общении и беседах Мухаммада с богом и полученном от него откровении). Начав проповедовать новое учение, Заратуштра не имел успеха и был вынужден бежать, найдя, наконец, покровительство у кавы (князя, царя) Виштаспы, который вместе со своими приближенными принял веру Заратуштры. В «Гатах» назван также ряд других лиц, ближайших сподвижников и родственников Заратуштры.
Проповедь Заратуштры была направлена против родоплеменных вождей (или знати) и старого жречества, практиковавших, в частности, массовые кровавые жертвоприношения. Объективно выступая за более прогрессивные формы хозяйства и призывая к сопротивлению военным столкновениям и хищническим набегам, имевшим главной целью захват скота, Заратуштра призывал к защите оседлых поселений, к установлению сильной власти и мирной жизни на земле. Отвергая родоплеменные культы старых богов, Заратуштра почитал единого бога Ахурамазду.
Среди основных черт религиозной системы зороастризма, характерных для различных этапов его развития, можно отметить следующие: 1) выступающая уже в начальных формах зороастризма определенная монотеистическая тенденция, выраженная в вере в верховного благого бога Ахура-Мазду (позже Ормазд, Хурмузд); 2) дуализм, часто называемый моральным или этическим, состоящий в противопоставлении двух вечных абстрактных начал Добра и Зла или Правды и Лжи; во главе сил Добра (ассоциируемого с правдой, справедливостью, светом н т. д.) стоит благой бог Ахура-Мазда, во главе сил Зла (и, соответственно, лжи, тьмы и пр.) — злой, или враждебный, дух Ахра-Манью (в авестийском написании Ангро-Майнью, позднее Ахриман); борьба этих двух сил составляет содержание мирового процесса. По имени Ахура-Мазды зороастризм часто называют также маздеизмом, а сами его последователи называют себя маздаяснийцами (от маздаясна — «почитающий Мазду»).
Прим. * Некоторые советские авторы называют маздеизмом именно среднеазиатский вариант древнеиранских верований, связанных с зороастризмом. В этих случаях, во избежание путаницы, следует говорить о среднеазиатском маздеизме.
У арийских племен очень рано, очевидно уже в индоиранский период, существовало представление о двух типах богов: дайва (индийское дева, в иранском позже дев, див) — Древние антропоморфные натуралистические боги, боги вообще (индоевропейское дейво) и асура (в иранском ахура, буквально «господин», «владыка») — боги, обладавшие высшей властью, особой властью морального порядка. В древнеиндийской традиции (уже в поздних гимнах «Ригведы») асуры враждебны человеку, еще позднее в Индии это определение применялось лишь к злым духам, а собственно богами остаются лишь девы. В маздеизме имела место обратная трансформация: девы становятся враждебными богами, демонами, в числе демонов-девов «Авеста» называет таких, как Индра (один из наиболее известных и почитаемых богов ведических индийцев), Нахатья (индийское Насатья) и др. Термин «ахура», напротив, концентрирует «божественное» значение.
Прим. ** В Средней Азии до средневековья, как это зафиксировано письменными источниками, а у припамирцев и ягкобцев до современности даже сохранились представления о деве как благом существе не только мужского, но и женского рода.
Среди других богов рано выделился один, который считался богом небесного свода, всезнающим богом. Вместе с эпитетом «мазда» (мудрый) его название — Ахура образует имя верховного бога Ахура-Мазды (мудрый владыка). Эти изменения были непосредственно связаны с переходом к религии, в которой большую роль играли этические моменты. Ахура-Мазда (как и древнеиндийский асура Варуна) непосредственно связан с одним из основных религиозных понятий: арта (в «Авесте» аша) — правда, справедливый правопорядок, божественная справедливость. В «Гатах» Заратуштры Ахура-Мазда не просто верховный бог: он не только отрицает других богов, но и заменяет их.
В области ритуала Заратуштра отвергал посвящавшиеся им кровавые жертвоприношения и возлияния священного напитка хаомы (индийская сома), признавая лишь почитание огня. Огонь рассматривался как выражение или символ божественной справедливости, арты. Культ и храмы огня позже стали одной из основных характерных особенностей зороастризма. Запрещение осуществлявшихся в больших масштабах кровавых жертвоприношений скота находится также в непосредственной связи с социальным содержанием учения Заратуштры.
Одновременно с монотеистической тенденцией, развивавшейся у группы иранских племен в связи с возвышением бога Ахуры, позже Ахура-Мазды, получили распространение также и дуалистические представления. Согласно им, всё в мире — боги, явления природы и общественной жизни, животные и т. д.— относится к доброму или злому началам, к миру правды (арта) или к миру лжи (драуга, авестийское друг, друдж), воплощению несправедливости, всего дурного и морально нечистого. Эти воззрения были углублены и обобщены в учении Заратуштры, сочетающем монотеизм в области благого начала с последовательно проведенным дуализмом, сконцентрировавшим все существовавшие ранее дуалистические представления в один общий мировой конфликт, в котором активная роль отведена человеку.
Роль человека в зороастризме определяется концепцией свободного выбора, обоснованной уже в «Гатах» Заратуштры. Человек выбирает между добром и злом, и его действия имеют определяющее значение в ходе мировой борьбы доброго и злого начал. Путь добра указывается истинной верой, принесенной на землю пророком Заратуштрой. И коллективное усилие ее приверженцев (или последователей) должно привести к конечной победе добра. Заратуштра предвещал приход нового мира, который ознаменует триумф сил добра над силами зла. После испытания огнем те, которые избрали добро, окажутся в царстве справедливости, основанном Ахура-Маздой. Окончательная победа добрых сил ожидалась, по учению Заратуштры, в недалеком будущем. Но позже в зороастризме утверждалось, что после рождения Заратуштры и появления его веры, являющейся орудием борьбы со злом, пройдет три тысячи лет до прихода спасителя—Саошьянта (сам этот термин употребляется уже в «Гатах»), рожденного из семени Заратуштры, чудесно сохраняемого на дне озера. При нем и должна произойти окончательная победа добра над злом.
Основным долгом человека по содействию доброму началу в борьбе со злом считалось прежде всего не исполнение молитв и обрядов, которым зороастризм, особенно на ранних этапах развития, не придавал решающего значения, а справедливый образ жизни, предписанный истинной верой; «добрая мысль», «доброе слово», «доброе дело» — вот чем человек борется со злом. Как одно из главным средств в борьбе с силами зла рассматривалось увеличение материальных благ (созданных Ахура-Маздой или Святым духом для человека), т, е. занятие скотоводством и земледелием).
Уже в «Гатах» имеются наряду с Ахура-Маздой два духа – двойника, один из которых олицетворяет правду, другой — ложь. В разделе «Авесты», известном как «Ясна Семи глав», очень много политеистических мотивов. Здесь почитаются не только Ахура-Мазда и его проявления, но также огонь, вода, ветер, земля и воздух, душа животных и т. д.
Наиболее чтимыми богами авестийского пантеона были бог солнца и света Митра — могущественнейший покровитель сражающихся, дарующий им победу, а также богиня плодородия и вод Ардвисура Анахита, в культе которой сохранились некоторые черты, восходящие еще к эпохе матриархата.
Из обрядов зороастризма наиболее специфическим является погребальный обряд (до сих пор практикующийся парсами в Индии). Труп умершего выставляется на специальном сооружении (дахма) на съедение птицам. Очищенные таким образом от мяса кости сохраняются в специальных сосудах — осеуариях (костехранилищах). Этот обряд, форма которого сама по себе намного старше зороастризма, был непосредственно увязан с его основными положениями и стал единственно возможным для приверженцев зороастризма. Противоположность между жизнью и смертью была одной из основных в системе противоположностей дуалистической концепции зороастризма. Жизнь рассматривалась как благо, дарованное благим началом, смерть как зло, созданное Ахриманом. Поэтому тело правоверного, при жизни являющееся выражением доброго начала, по смерти становится оскверненным, выражением злого начала. Вместе с тем почитание стихий, огня, земли, воды категорически запрещало их осквернение. Поэтому, в частности, стало неприемлемым захоронение или, практиковавшееся ранее, сожжение.
Учение Заратуштры вменяло в священную обязанность своим последователям занятие земледелием и скотоводством, расценивая это как подвиг благочестия.
В третьей главе «Видевдата» говорится, что наилучшее, богоугодное место — это такое, «где благочестивый человек воздвигает дом, наделенный огнем и млеком, женой, детьми и стадами. в этом доме тогда благоденствует скот… и собака, жена и ребенок, огонь и всякое житейское добро… Там, где благочестивый человек возделывает побольше хлеба, трав, растений и съедобных плодов, где он орошает сухую почву или осушает почву слишком влажную… в наибольшей мере выращивает крупный и мелкий скот… где крупный и мелкий скот дает наибольший навоз» (фаргард 2—6; перевод И. С. Брагинского).
Здесь содержится прямой призыв развивать оседлое скотоводство и, самое главное, земледельческое хозяйство.
Далее в той же главе так и говорится:
«Тот, кто обрабатывает землю… левой рукой и правой, правой рукой и левой, тот воздает земле прибыль. Это подобно тому, как любящий муж дарует сына или другое благо своей возлюбленной жене, покоящейся на мягком ложе… Так говорит [ему] земля: «О ты, человек, который обрабатываешь меня левой рукой и правой, правой рукой и левой… поистине буду я рожать без устали, производя всякое пропитание и обильный урожай… Кто сеет хлеб, тот сеет праведность» (фаргард 25—26, 31; перевод И.С. Брагинского).
В «Гатах» огромное внимание обращено также на скотоводство. Обращаясь к Ахура-Мазде, пророк говорит: «Ты тот, кто… создал для нас скот, источник благоденствия» (47, 3). Мы находим здесь множество отрывков, говорящих о скоте, о покровительстве скоту, о защите скота и мирных скотоводов от набегов хищников. «Славословить Ахура-Мазду и давать корм скоту — это мы считаем самым лучшим» (35,7).
Именно в древнейшей части «Авесты» содержались призывы к земледельческому труду, отражения народных мифов, представлений и т. п. Однако в целом «Авеста» представляет произведение более позднего времени, когда в условиях классового общества учение Заратуштры (зороастризм) было канонизировано, стало государственной религией, обожествлявшей царскую власть и освящавшей господство аристократии и жречества над трудящимися массами.
Для изучения древней истории предков таджикского народа важны данные этнографии. В дореволюционном быту таджиков, особенно горных, сохранилось еще немало пережитков первобытнообщинных отношений. Таковы, например, большие общие дома в селениях Дарваза и Каратегина. Из множества пережитков почитания огня наиболее распространенными были «дома огня» — места сборов мужского населения кишлака у очага, во время которых проводилось коллективное угощение. Из древних сказаний о богатырях особенно популярными были сказания о Рустаме. Начиная работу, таджик-горец обычно говорил: «Рустам, помоги!». Радуга именуется «луком Рустама», Ряд обычаев свидетельствует о сохранении пережитков матриархата. Много архаических черт сохранялось в керамике, в строительном искусстве.

Древнейшие государственные образования по Авесте

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Проблема древнейших государственных образований

Произведенный анализ социально-экономической ситуации в Средней Азии показывает, что страна находилась в стадии перехода к классовому обществу. Вполне естественно, что в некоторых наиболее высокоразвитых областях Средней Азии возникают первые государственные образования, вероятно, те самые, что в «Авесте» именуются «дахьюсасти».
В исторических источниках мы встречаем лишь скудные и во многом недостоверные намеки относительно этих первых государственных образований.
Одним из таких образований явился «Большой Хорезм». Геродот (III, 117) сообщает: «Есть в Азии равнина, со всех сторон замкнутая хребтом, а хребет имеет пять ущелий. Некогда равнина эта принадлежала хорасмиям, а лежит она на границах земель самых хорасмиев, гирканцев, парфян, сарангов и таманаев… Из замыкающей равнину горы вытекает большая река Акес. Первоначально река делилась на пять рукавов и орошала земли названных здесь народов». Этот отрывок Геродота вызвал к жизни целую литературу; высказывались разнообразные, в том числе совершенно фантастические толкования. Действительно, здесь очень много трудностей. В результате такой знаток исторической географии Средней Азии, как В.В. Бартольд, вообще отказывался от конкретного рассмотрения этого сообщения.
Большинство исследователей не относятся к этому столь пессимистически. Во-первых, р, Акес, о которой говорит Геродот, почти все исследователи идентифицируют с р. Теджен, (Неправ на наш взгляд, С. П. Толстое, который вопреки прямым и косвенным свидетельствам источников стремится поместить р. Акес в районе современного Хорезма). Во-вторых, привлекаются сведения, разбросанные у других античных авторов. Более ранний, чем Геродот, греческий автор — Гекатей из Милета (около 500 г. до и. э.) упоминает хорасмиев, живущих частью на равнине, частью в горах, к востоку от парфян. Ясно, что это не современный Хорезм, а область где-то в районе Герата — Мерва. Учитывая все это, И. Маркварт не только отождествил р. Акес с современным Герирудом — Тедженом, благодаря чему рассказ Геродота становится вполне реальным, но и сопоставил его с древнеиранскими преданиями о царе Афрасиабе, проведшем несколько рек в оз, Хильменд. Он высказал предположение о существовании крупного объединения восточноиранских племен — «Большой Хорезм».
Весь географический контекст приводимых выше сообщений свидетельствует, что по крайней мере центр этого объединения помещался не на месте современного Хорезма, а значительно южнее, скорее всего в районе Мерва или Герата.
Другое дело — этнические передвижения, приведшие к образованию такого объединения. Существуют две группы теорий: одни доказывают, что сообщения Гекатея и Геродота свидетельствуют о постепенном передвижении хорезмийцев с севера на юг, другие, напротив, уверяют, что хорезмийцы передвинулись из Ирана в Приаралье.
И. Маркварт выдвинул теорию о том, что авестийский Арьянам-Вайчах, что означает буквально «Иранский (арийский) простор» идентичен с этим «Большим Хорезмом». О нем сообщается, что он расположен у р. Датья (по-видимому, Амударья) и там зима длится десять месяцев. Эта теория сейчас принята большинством ученых. 
Многое для развития современных представлений о «Большом Хорезме» сделали лингвисты, особенно В. Б. Хеннинг. Он, в частности, сопоставил язык «Авесты» с тем, что известно о хорезмийском языке. Суть заключения В. Б. Хеннинга в том, что два главных диалекта «Авесты» не могут быть отнесены ни к западно- ни к восточноиранским, они занимают промежуточную позицию. Это, по его мнению, может быть согласовано с предположением, что «Гаты» — древнейшая часть «Авесты» — были составлены в районе Мерва и Герата, а поздние авестийские тексты — большей частью в Систане. Вот его заключение: «Нельзя пойти так далеко, чтобы сказать, что лингвистические свидетельства, которые доставил хорезмнйский материал, доказывают справедливость нашей исторической конструкции, но можно сказать одно: они согласуются с ней».
Итак, хотя многие вопросы, связанные с «Большим Хорезмом», все еще остаются неясными, вряд ли сам факт существования такого крупного объединения может сейчас подвергаться сомнению.
Вторым таким государственным образованием явилось Древнебактрийское царство. Древнегреческий автор Ктесий сохранил рассказ о походе ассирийского царя Нина на Бактрию. В нем говорится о многочисленности жителей Бактрии, об обилии в ней крупных городов, о столице этой страны — сильно укрепленных Бактрах, о бактрийском царе Оксиарте, о его сокровищах (Диодор II, 5, 3). В свете современной исторической критики ассирийские походы не достигали Бактрии, поэтому рассказ Ктесия считают простой литературной подделкой — подражанием рассказу Геродота о завоевании Киром Лидии.
Большинство ученых, отвергая конкретное содержание рассказа Ктесия, полагают вместе с тем, что за ним скрываются распространенные в Иране предания. Подтверждение факта существования могущественной Бактрии следует видеть и в сообщении Геродота (I, 153) о том, что на пути ахеменидского царя Кира после покорения Лидии «лежал Вавилон, бактрийский народ, саки и египтяне». Следовательно, Бактрия стояла в одном ряду с такими крупнейшими государствами, как Египет или Вавилон. Уже в Гейгер высказал мнение, что древнейшая Бактрия превосходила по могуществу соседние области и занимала среди них особое место.
Территория этого объединения, по-видимому, была значительно больше собственно Бактрии. Судя по некоторым данным, в состав его входили (может быть, не все время) Маргиана и Согд. 
Природные богатства Бактрии были хорошо известны за ее пределами, вплоть до Передней Азии, В частности, очень высоко ценился бадахшанский лазурит.
В земледельческих областях Средней Азии жили, помимо упоминавшихся выше хорезмийцев (вернее, хорасмиев) и бактрийцев, также согдийцы, ферганцы, маргианцы, парфяне. Согд располагался в долине рек Зерафшана и Кашкадарьи, ферганцы проживали в Ферганской долине, маргианцы — в Мервском оазисе, парфяне — к северу от гор Копетдага, В долинах и горах располагались кочевья сакских племен. Саки распадались на две большие конфедерации: саки-хаумаварга («саки, чтущие хауму»), или амюргии,— юго-восточная группа сакских племен (исторически связанная с Бактрией и Индией) и саки-тиграхауда («саки с остроконечными шапками»), или ортокарибантии — массагеты —северо-восточная группа, связанная с Хорезмом.

Среднеазиатское общество по Авесте

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

Наиболее полным и систематическим сводом сведений из «Авесты» в плане характеристики общества является труд В.Гейгера «Восточноиранская культура в древности», За истекшее с 1882 г. время он во многом устарел, но, к сожалению, равноценного по охвату труда, выполненного на современном уровне, еще не появилось. Помимо нового филолого-лингвистического подхода, в таком труде данные «Авесты» могли бы быть рассмотрены сквозь призму археологических открытий.
Остается надеяться, что наши иранисты н археологи создадут в ближайшие годы этот столь необходимый труд.
Анализируя характер авестийского общества, исследователи отмечали, что оно было четырехступенчатым. В «Яште» X, 115 сказано: «Религиозный глава дома называется нманья; религиозный глава рода — висья; религиозный глава племени — зантума; религиозный владыка страны — дахьюма; религиозный верховный глава — «заратуштротэма»».
Итак, семья называлась нмана. Во главе этой патриархальной семьи стоял домовладыка — нманопати, т. е. «хозяин дома», старшая женщина семьи именуется нманопатни — «хозяйка дома». Большая роль старшей женщины в семье у таджиков, особенно у припамирских, несмотря на тысячелетнее господство ислама, сохранилась до наших дней. Об этом свидетельствуют этнографические материалы, собранные в разных районах Памира.
Имеется еще одно, правда косвенное, свидетельство высокой роли женщины в древней Средней Азии. Как известно, в древности правители таких среднеазиатских областей, как Уструшана и Согд, носили титул «афшин». Детальный историкоэтимологический анализ этого термина осуществил В.И. Абаев. Он опроверг старые и действительно неубедительные попытки этимологий и сопоставил этот термин с сохранившимся в осетинском языке словом afsin — «хозяйка» . Именно так, по мнению В. И. Абаева, должны были называться женщины-предводительницы сакско-массагетских племен. От них он должен был быть заимствован в соседние области Средней Азии, но уже в применении к правителям-мужчинам . Итак, термин, обозначающий у осетин домоправительницу, в древней Средней Азии постепенно стал применяться к правителям-мужчинам.
В авестийских текстах слово «нманья» обозначает члена семьи, но вместе с тем, как доказал И. Гершевич, этот термин обозначал божество — хранителя дома, кто, по старинным русским верованиям, носил название «домового». Имелись также племенные божества — «висья» и т. д. Функции этих божеств частично совпадали с функциями фравашей — ангелов-хранителей и душ всего сущего.
В состав семьи входили и неполноправные члены – вира, вайса и париайтар. Вира обычно обозначает «мужчину», «воина», но может пониматься и в значении «раб». Так, в «Яште» X, 28 говорится о Митре, что он дарует дому, к которому милостив, «стада рогатого скота и толпы вира», т, е., вероятно, рабов. Вообще, когда в Авесте идет перечисление или противопоставление, содержащее крупный рогатый скот и вира, последние, очевидно, означают рабов. Вайса и париайтар, судя по некоторым текстам, включались в состав семьи на правах младших членов.
Более крупные объединения, чем семья, по отцовской линии назывались «нафа». Эти агнатические группы имели, по-видимому, коллективную собственность на пахотную землю, пастбища и другое имущество, причем входившие в группу лица были связаны солидарностью и порукой. Группы эти были достаточно велики и включали до 100 полноправных мужчин. О роли этих агнатических групп свидетельствует, в частности, жалоба Заратуштры: «Агнаты и союзники отвергли меня, община ко мне немилостива, как немилостивы нечестивые правители стран» («Ясна», 46,1) .
Род («вис») состоял из нескольких агнатических групп, глава рода назывался «виспати». «Вис» — не только род, но и родовое поселение. Первоначально, очевидно, это поселение состояло из родственных семей. Позже оно постепенно начинает приобретать черты сельской общины .
С наступлением совершеннолетия (около 15 лет) юноши проходили обряд посвящения в культ и общину. На собрании агнатической группы им вручался священный пояс и рубашка. Этот инициационный акт рассматривался как «второе рождение» человека. Лишь после него юноша становился полноправным членом общнны, участвовал в культовых церемониях, мог вступать в обязательственные отношения, в брак и т. д.
Многие важнейшие вопросы решались родовым советом, в состав которого входили главы агнатических групп. Совет решал вопросы внутренней жизни, как производственные, так и общественные, в том числе связанные с отправлением культа и правосудия, а также вопросы взаимоотношений с другими родовыми коллективами.
Судя по текстам «Авесты», общество того времени характеризовалось далеко зашедшей социальной и имущественной дифференциацией. Выше уже говорилось о рабах. В разных частях «Авесты» встречаются упоминания об отдельных домовладениях и лицах, обладающих большими стадами. Скот рассматривался как основное богатство; разумеется, богатства знати состояли не только из скота, а из земли и другого имущества. 
В «Авесте» имеется перечень «социально-профессиональных» групп: жрец, воин-колесничий, крестьянин-скотовод и (один раз) ремесленник. Некоторые ученые полагают, что этот перечень восходит еще ко временам индоиранской общности и поэтому не должен приниматься во внимание; другие — и не без основания — считают, что он отражает существовавшую (в эпоху возникновения «Авесты» и позже) историческую реальность и должен учитываться при попытке реконструкции общества «Авесты».
Наряду с рядовыми общинниками уже имелись «благородные», «знатные». Один из терминов для обозначения «благородных», «знатных» — «азата» («благороднорожденный»). Часто он является главой виса (рода), а также своей семьи. Подробный анализ этимологии и эволюции значения слова «азата» проведен Г. Бэйли. В среднеперсидском — пехлевийском — языке оно означало «рожденный членом царского дома», «рожденный благородным», «рожденный свободным».
Отсюда происходит таджикское слово «озод» — «свободный», «вольный», а также «озода», одно из значений которого — «благородный». Другой термин для обозначения «знатного» в «Авесте» — это «асна».
Племя — занту – играло, по-видимому, значительно меньшую роль. Вместе с тем некоторые тексты повествуют о советах «лучших людей». Термин для обозначения таких советов — «ханчамана» сохранился в таджикском «анчуман» — «собрание, съезд».
«Область» и «страна», состоящая из нескольких областей, носит в «Авесте» название «дахью». «Содержание этого термина выяснить нелегко»,— справедливо замечает И. М. Дьяконов. Нередко, причем в древнейших частях «Авесты», «дахью» — это карликовые «страны», вроде тех, что, по ассирийским источникам, существовали в Мидии, т. е. территориальные объединения, функционировавшие не как государства, а, скорее, как крупные родоплеменные образования. Вместе с тем этот термин прилагался и к значительно более крупным территориям. Прав В. А. Лившиц, полагающий, что дахью — «понятие прежде всего территориальное, географическое, нередко указывавшее и на значительную этническую общность, но еще не самая административная единица в составе сложившегося государства».
Во главе «дахью» стоял «дахьюпати». Из других лиц, обладающих властью, следует упомянуть «састар» («правитель», «повелитель»), который, вероятно, осуществлял власть над каким-то районом из укрепленного пункта. В «Авесте» имеется еще обозначение для объединения областей «дахьюсасти» — «власть над областями».
Во главе такого объединения стоял «дахьюпати всех дахью»— «владыка всех областей»; он не был единоличным правителем, ибо имелся «дахьюнам фратэмадато» — «совет первейших» объединения областей. По-видимому, власть отдельных «дахьюпати» и даже самого «владыки всех областей» была ограничена или совет контролировал их власть.
Анализ «Гат» в социально-экономическом отношении (наиболее важны здесь работы В.И. Абаева и И.М. Дьяконова) показывает, что они отражают ситуацию, обычную для обществ, находившихся на пороге или в начале создания государства.
Общество «Гат» страдает от разбоя, постоянных хищнических набегов соседей, угона скота. В «Гатах» содержится призыв к мирной жизни, к существованию процветающих поселений под властью «добрых» правителей. Все это требовало больших социальных изменений, процесс которых в то время, несомненно, протекал бурно. Необходимо учесть то обстоятельство, что «в начальный период классового общества ведущее положение в среде господствующего класса всегда занимает родовая знать — вожди, жрецы и т. п., выделившиеся еще в недрах первобытнообщинного строя. Но объединенное государство может создаваться, лишь преодолев родовые традиции и господство родовой олигархии, сильной своими местными, общинными корнями и потому всегда сепаратистской».
Итак, социально-общественные отношения в Средней Азии рассматриваемого периода можно охарактеризовать как переходные от первобытнообщинного строя к классовому. Происходило разложение родовой общины и возникновение сельской общины, «Отдельная семья становится хозяйственной единицей общества»,— говорил Ф. Энгельс. В основе сельской общины, в отличие от родовой, лежали уже не родовые, а хозяйственные и территориальные связи. В истории народов Средней Азии сельская община сыграла большую роль, проявив живучесть в течение многих веков. «Восточный деспотизм и господство сменявших друг друга завоевателей-кочевников в течение тысячелетий ничего не могли поделать с этими древними общинами» — замечает Энгельс в «Анти-Дюринге».
Постепенно внутри общины росло имущественное неравенство отдельных семейств. Все более развивалось патриархальное рабство. Появились богатые и бедные. Росла роль военачальников, которые становились постоянными должностными лицами. Их власть, однако, ограничивалась советом старейшин и собранием племени. Союзы племен делались необходимостью.
Как подчеркивает Ф. Энгельс, грабительские походы усиливали еще больше роль военачальников и вождей. Война с целью грабежа становится постоянным промыслом. Верховный военачальник и его помощники становились наследственной знатью, «первобытная естественно выросшая демократия» превращалась «в ненавистную аристократию»46.
В соответствии с различными условиями производства в пустынно-степной и оазисно-степной полосах образовалось в начале I тыс. до н, э, два типа хозяйств: кочевое, скотоводческое в степях и оседлое, земледельческое в оазисах и речных долинах. Таким образом, уже с древнейших времен сложилась в Средней Азии особенность, о которой писал К.Маркс: «У всех восточных племен можно проследить с самого начала истории общее соотношение между оседлостью одной части их (племен,— Б. Г.) и продолжающимся кочевничеством другой части».

Авеста как исторический источник

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
Важнейшим историческим источником по древнейшей истории Средней Азии является Авеста — собрание религиозных текстов зороастрийцев. В настоящее время, кроме некоторого числа зороастрийцев в Иране, более 100 тыс. их проживает в Индии, последних обычно называют парсами. У них сохранилась не только старая религия, но и старинные религиозные тексты.
В середине XVIII в. француз Анкетиль Дюперрон, проявлявший глубокий интерес к изучению древней религии, совершил путешествие в Индию, У парсийских жрецов он изучил религиозные обряды, научился читать древние религиозные тексты (в той степени, в какой владели ими жрецы), купил несколько рукописей. Вернувшись на родину, он впоследствии издал французский перевод «Авесты» и сопровождающих ее текстов. Благодаря его научному подвигу сведения об Авесте стали доступными европейской науке. Однако перевод, сделанный Дюперроном, был очень приблизительным. Многие места он понял неверно или не понял совершенно.
Благодаря развитию сравнительного языкознания уже в XIX в. было установлено родство языка Авесты с хорошо изученным и известным по многим памятникам древнеиндийских языков ведийским, на котором составлена Ригведа и другие древнейшие памятники литературы Индии, и с санскритом. Следует указать также на дешифровку памятников второго известного древнеиранского языка — древнеперсндского, дальнейшую разработку послеавестийской зороастрийской литературы, широкое привлечение данных индоевропейского сравнительного языкознания. Исключительно важным оказалось изучение среднеиранских, в том числе восточноиранских, языков, как мертвых (хорезмийский, согдийский, хотано-сакский и др.), так и живых, особенно памирских. Все это значительно облегчило работу над научным переводом Авесты. Тем не менее до сих пор перевод Авесты связан со значительными трудностями, и самые авторитетные специалисты переводят некоторые ответственные места Авесты по-разному. 
Долгое время Авеста, как и другие индийские и иранские религиозные и эпические памятники, сохранялась в обеспечивающей большую точность (за исключением определенных изменений в произношении) устной передаче. Этот способ передачи и чтения имел преимущественное значение еще долго и после письменной фиксации Авесты — в исполнении культа, обучении и пр., а также и в сохранении традиционного текста.
До создания современного авестийского алфавита (т.е. алфавита, которым написаны дошедшие, рукописи Авесты) существовали авестийские тексты, записанные арамейским безгласным шрифтом, который широко употреблялся в Иране и Средней Азии с VI—V вв. до и. э. По среднеперсидской зороастрийской традиции, которая, однако, не обладала достоверными сведениями по многим вопросам ранней истории зороастризма, свод книг Авесты существовал уже при Ахеменидах и был уничтожен при вторжении Александра Македонского, а позже аршакидский царь Валахш (т. е, Вологес; обычно его отождествляют с Вологесом I, правившим в I в. н.э.) приказал собрать то, что оставалось из авестийских текстов и что передавалось устно жрецами. Современные ученые не считают обоснованным сообщение об ахеменидской Авесте, а некоторые сомневаются и в существовании аршакидского текста Авесты. Но письменная Авеста, очевидно, уже существовала во второй половине парфянского периода и определенно — к началу сасанидской эпохи. Основываясь на некоторых данных парфянских документов из Нисы, И.М. Дьяконов и В.А. Лившиц предполагают, что в Восточной Парфии в I в. до н, э. уже существовал письменный текст Авесты, по крайней мере ее отдельных частей.
Позже Авеста была записана специально созданным для этой цели алфавитом. Он был выработан на основе развитого пехлевийского курсива (т.е. шрифта среднеперсидских зороастрийских книг), представляющего собой развитие одного из видов письма, которые возникли на базе арамейской письменности. Но авестийский алфавит имеет значительно большее (более чем в 2 раза) число букв, в том числе 14 для обозначения гласных. Сделанная детализованным авестийским алфавитом запись текста, по-видимому, весьма точно и скрупулезно воспроизводит традиционное произношение передатчиков Авесты времени возникновения данного алфавита; вместе с тем эта передача, правда с рядом особенностей (в значительной части зависящих, однако, и от древних диалектных особенностей), в целом вполне четко отражает облик древнеиранского языка, на котором говорили во время возникновения авестийских текстов. Авестийский алфавит был создан, очевидно, в VI в., скорее всего при Хосрове I (531—579). К этой, произведенной в позднесасанидское время, записи и восходят дошедшие тексты Авесты, ранние сохранившиеся рукописи ее книг относятся к концу XIII и XIV вв., но и они идут до одного прототипа. 
Запись Авесты ее современным алфавитом была сделана в основном на базе устной традиции. Само название Авеста происходит от среднеперсидского слова apastak, позже abastay — «основа» (или, по иным толкованиям, «установление», «предписание», «восхваление» и др.), относившегося именно к произносимому тексту Авесты. Приложения к нему именовались «зенд», или «занд» (среднеперсидское zand—«знание», «учение»), — так ранее, по-видимому, обозначался и письменный текст Авесты (в фиксации старым алфавитом, а первоначально, возможно, и в новой записи), а также, вероятно, другие добавления и комментарии к канону на авестийском языке. Но затем название «зенд» стало преимущественно прилагаться к составленному при Сасанидах среднеперсидскому переводу к комментарию Авесты (все ранние рукописи Авесты имеют
подстрочный среднеперсидский перевод). Отсюда идет долго применявшееся в европейской литературе неверное наименование Авесты — «Зенд-Авеста» и авестийского языка — «зендским».
На протяжении многих веков своего существования свод «Авесты» неоднократно подвергался кодификации. Источники упоминают о собирании и упорядочении канона «Авесты» при Аршакиде Вологесе I, очевидно, в I в. н. э.; при ранних Сасанидах в III в.; в IV в. при Шапуре II, когда была произведена имевшая большое значение редакция священного канона под руководством Атурпата Михраспандана; и, наконец, после маздакитского движения при Хосрове I в VI в. (когда из «Авесты» были изъяты также некоторые тексты, еще входившие в нее в IV—V вв.).
После этой последней редакции «Авеста» состояла из 21 книги (наска), названия и краткое содержание которых известны по зороастрийскому сочинению IX в. Денкарту (это резюме сделано по среднеперсидскому переводу, «Авесты», а не по авестийскому тексту). Дошедшая «Авеста» составляет около 1/4 позд- несасанидской. Это прежде всего разделы, наиболее необходимые при богослужении; той же цели в основном соответствует и расположение существующих частей «Авесты», книг «Ясна» и др. Из них лишь «Видевдат» соответствует целиком одной из книг старой «Авесты».
Дошедшая до нас «Авеста» состоит из книг: «Ясна» — «жертва», «моление», свод текстов, сопровождающих основные обрядовые церемонии; «Яшты» («Яшт» — «почитание», «восхваление»), гимны божествам^ зороастрийского пантеона; «Видевдат»—«закон против девов (демонов)» (более позднее, неточная форма «Вендидад»), предписания о поддержании ритуальной чистоты (содержит также ряд религиозно-юридических положений, фрагменты древних мифов, эпоса и пр.); «Виспрат» — «все владыки» (позднее менее точно «Висперед»), собрание молитв и литургических текстов; кроме того, в «Авесту» входит ряд других разделов меньшего объема и значения.
Из 72 глав «Ясны» 17 составляют «Гаты» («Песни») пророка Заратуштры, основателя зороастризма, 7 глав — «Ясна хаптахати» («Ясна Семи глав»), наиболее близкая «Гатам» по языку и времени оформления часть «Авесты». Диалект «Гат», а также «Ясны Семи глав» архаичнее языка остальной, так называемой «Младшей Авесты» и отличается от него некоторыми особенностями диалектного порядка.
Некоторые исследователи относили авестийский язык к западноиранским (П. Тедеско, А. Мейе), другие считают его скорее восточноиранским (X. Нюберг и др.). Более вероятны мнения, по которым он занимает особое место среди иранских языков (К. Гоффман) или промежуточное положение между их западной и восточной группами (В. Хеннинг). Ряд частных особенностей авестийского языка, в том числе диалекта «Гат», находят соответствия в восточноиранских языках. В «Младшей Авесте» отражено влияние иранских языков (в том числе западных), распространенных на территориях, где авестийский язык употреблялся как священный.
Вопрос о времени и месте происхождения различных частей «Авесты» продолжает оставаться во многом спорным. Исходя из засвидетельствованной с эпохи Сасанидов зороастрийской традиции о Заратуштре, время его жизни и создание «Гат» относят к концу VII — первой половине VI в. до н. э. Таково мнение тех исследователей, которые считают, что эта традиция основана на вполне надежных данных. Но у других ученых ее достоверность вызывает сомнения; они указывают, что традиция засвидетельствована в поздний период и имеет, вероятно, легендарное происхождение, В настоящее время, во всяком случае, трудно с уверенностью полагаться на надежность этой даты, хотя и не искл’ючено, что Заратуштра действительно жил в конце VII — начале VI в. до н. э.
По вариантам сасанидской и более поздней традиции, Заратуштра происходил из Атропатены (Азербайджана) или из индийских Par (средневековый Рей, близ современного Тегерана), Но эти данные теперь признаны определенно недостоверными; правда, и материалы «Младшей Авесты» указывают на раннее существование и господство общины последователей Заратуштры в Рагах; это объясняется, однако, тем обстоятельством, что данная область, расположенная на крайнем северо-востоке Мидии, была первой из ее областей, в которую проникло, распространяясь с востока, учение Заратуштры.
Имелась традиция — и притом очень ранняя, что Заратуштра жил в Бактрии. Она нашла отражение в труде греческого автора Ктесия (конец V — начало IV в. до н.э.). Вслед за этой традицией некоторые ученые (Дж. Мультон и др.) предполагали, что «Гаты» созданы в Бактрии, а также считали, что ее языком в древности и был авестийский (как полагали еще в XIX в. В. Гейгер и некоторые другие ученые). Но иные данные не подтверждают это мнение, а открытые недавно памятники языка Бактрии кушанского времени делают его маловероятным.
К Северо-Западному Ирану относили деятельность Заратуштры Ж. Дармстетер, В. Джексон и еще некоторые ученые, а позже, в 30—40-х годах XX в., Э.Херцфельд и другие авторы, считавшие его современником первых Ахеменидов, включая Дария I. Но по общепринятому теперь мнению, «Гаты» составлены во всяком случае до создания государства Ахеменидов и по своему происхождению не имеют отношения к Западному Ирану.
По мнению современных исследователей, исходящих прежде всего из географических данных самой «Авесты», «Гаты» и примыкающие к ним по времени разделы «Авесты» создавались в одной из областей Средней Азии или соседних территорий Северо-Западного Афганистана и Северо-Восточного Ирана. При конкретном решении вопроса высказываются разные мнения. Указывают на области по среднему и нижнему течению Амударьи или на собственно Хорезм (С.П. Толстое и др.); в этом случае обычно ссылаются на принимаемое И. Марквартом, Э. Бенвенистом и другими учеными отождествление упоминаемой в «Авесте» мифической родины иранцев и зороастризма Арьянам-вайчах, «Арийского простора» — с Хорезмом; на районы между Амударьей и Сырдарьей, т. е. в Согдиане или соседних районах (X. Нюберг); у границ со среднеазиатским скифо-сакским миром (В. И. Абаев) и с районами у берегов Аральского моря и низовьев Сырдарьи (Г. Виденгрен); на Маргиану; Согд и Хорезм (Ж. Дюшен-Гюйимен) и т. д.
Широко распространена точка зрения (отраженная в работах В. Хеннинга, К. Барра, И. Гершевича. Р, Ценера и др.), по которой «Гаты» созданы в пределах конфедерации во главе с Хорезмом, существовавшей, как предполагается, накануне ахеменидского завоевания (при этом обычно следуют упомянутой выше традиционной дате Заратуштры) и включавшей также области к югу от Хорезма, причем как на возможную область создания «Гат» особо указывают на Маргиану и Арейю (В, Хеннинг и др.; по иным основаниям рассматривал Маргиану как£ возможную родину зороастризма акад. В. В. Струве); более же поздние авестийские тексты в значительной части могли быть созданы, по В. Хеннингу, в Систане. Но независимо от того, существовала ли такая конфедерация во главе со Хорезмом (в пользу этого мнения могут свидетельствовать и данные античных авторов), определенных данных об отношении к ней Заратуштры не имеется.
Вместе с тем исследователи, не считающие необходимым следовать «традиционной дате Заратуштры» или вообще отрицающие ее достоверность, обычно относят создание «Гат» к более раннему времени, чем период, непосредственно предшествовавший завоеванию Средней Азин Ахеменидами. Так, И. М. Дьяконов, исходя из уровня развития общества, обрисованного в «Гатах», считает, что они должны быть составлены ранее VI и до второй половины VII в. до н. э. Эд. Мейер и некоторые другие ученые в свое время считали даже возможным говорить о времени около 1000 г. или начале I тыс. до н. э. Но и автор одной из последних капитальных работ по иранским религиям, Г. Виденгрен, пишет, что вполне надежно время жизни Заратуштры можно относить лишь к периоду между 1000—600 гг. до н. э. и, во всяком случае, ко времени, значительно более раннему, чем время создания Ахеменидской державы .
По мнению ряда ученых (в том числе И. М. Дьяконова, Г. Виденгрена и др.), ранняя «Авеста» еще до середины VI в. до н. э. была воспринята на востоке Мидии, в Рагах, откуда ее учение, хотя и в измененном виде, распространялось в Западном Иране. Другие исследователи относят проникновение идей «Гат» на запад лишь ко времени первых Ахеменидов (при Кире, как считает В. Хинц, при Дарии I — по В. Хеннингу, И. Гершевичу и т. д.).
Таким образом, следует считать, что деятельность Заратуштры и создание «Гат» относятся ко времени не позже конца VII — начала VI в. до н. э., но именно к этому времени или на один-два века ранее — точно сказать мы пока не можем. Что же касается места происхождения «Гат», то хотя сейчас нельзя с полной уверенностью указать на какую-то конкретную область, можно тем не менее утверждать, что она находилась на территории Средней Азии или пограничных с ней районов. Об этом вполне надежно свидетельствуют географический горизонт самой «Авесты» и состав перечисленных в ней стран.
Наиболее подробный список этих стран содержится в первой главе «Видевдата». Здесь среди «лучших из областей и стран», созданных Ахура-Маздой, в частности, называются: Арьянам-вайчах, «Гава, обитель согдийцев», «Моуру [область Мерва] могучая, правоверная», «Бахди [Бактрия] прекрасная, с высоко поднятыми знаменами», «Нисайа, что между Моуру и Бахди», Харойва [область Герата] и другие области до районов у Инда и Харахвати [Арахосии] на юго-востоке, Хайтуманта в долине Хильменда на юге, страны гурганцев и Par [на северо- востоке Мидии] на западе. Таким образом, географический кругозор составителей этого авестийского текста охватывал почти все основные исторические области Средней Азии, а также примыкающих к ней территорий Афганистана и Северо-Восточного Ирана. Правда, этот текст в дошедшем до нас внде относят к более позднему времени, чем ряд других разделов «Авесты»,— к периоду, когда зороастризм получил более широкое распространение. Предполагают, что в основе данного отрывка лежал текст, где упоминалось меньшее число стран.
К более древней эпохе относится авестийский «гимн Митре» («Яшт», «Михр Яшт»), где также содержится перечисление стран. Этот «Яшт» является одним из лучших образцов авестийской (или древнеиранской) поэтики. Здесь, в частности, дается красочная характеристика стран, «где победоносные военачальники предпринимали многочисленные атаки, где высокие горы с обильными пастбищами служат заботящемуся о скоте, где простираются глубокие озера с вздымающимися волнами, где несутся, вскипая, глубокие широкие реки к Ишкату и Паруту, Герату и Мерву, Согдийской Гаве и Хорезму» (перевод В. А. Лившица).
Описываемая в этом отрывке территория и должна рассматриваться как территория, где ранее всего распространялся зороастризм, а в одной из названных здесь стран можно, по нашему мнению, искать родину первых авестийских текстов. Заметим также, что здесь перечисляются области, соседние или пограничные с Бактрией, а частично, по-видимому, входившие в ее состав в предахеменидский период. Поэтому и Бактрия «с высоко поднятыми знаменами», как она называется в «Видевдате», была, если не первой, то одной из стран, на территории которой очень рано распространился зороастризм.
В текстах «Младшей Авесты» отражено объединение учения Заратуштры, развитого его преемниками (уже составленная на том же диалекте, что «Гаты», «Ясна Семи глав» содержит многие уступки распространенным верованиям), с идеями, обрядами и образами, чуждыми первоначальной проповеди пророка, но представленными в «Младшей Авесте». Ряд гимнов «Авесты» посвящен богам и мифическим персонажам, издревле почитавшимся ариями, но отвергавшимся пророком в “Гатах” (Митра, Хаума и др.). Это было результатом уступок племенным религиям и верованиям, распространенным в пределах больших государств — Ахеменидского, Парфянского и Сасанидского, в период существования которых создавались, оформлялись и редактировались части «Младшей Авесты». Но такие культы, обряды и ритуальные предписания фиктивно освящаются в ней авторитетом Заратуштры при помощи фраз типа: «Так сказал Ахура-Мазда Заратуштре, говоря…» и других редакторских приемов. Без этих вставок ряд отрывков «Младшей Авесты», особенно «Яштов», по своему содержанию (но не языку!) древнее времени составления «Гат».
«Авеста», таким образом, содержит данные не только о зороастризме, но и о некоторых древнеиранских верованиях и племенных культах, иногда восходящих еще к индоевропейской общности. Одновременно «Авеста» является и важнейшим памятником для изучения иранской древности, культуры и быта, социальных и политических институтов, эпоса и т, д. иранских племен Средней Азии и Ирана.
Процесс соединения учения Заратуштры с верованиями других иранских религий во многом совершился уже к середине V в. до н. э.
«Ясну Семи глав» часто датируют VI — началом V в. дО н. э., а создание наиболее древних «Яштов» (и, в частности, «Михр Яшта») — первыми десятилетиями V в, до н. э.25 Но при этом обычно исходят из мнения, что «Гаты» составлены в начале или первой половине VI в. до н. э. Но так как возможно, что они созданы ранее, то последующие по времени части «Авесты», «Ясна Семи глав» и ранние «Яшты» могут быть отнесены и к более раннему времени и размещены между точно пока неопределимой датой Заратуштры и серединой V в. до н. э. Составление других младоааестийских текстов продолжалось и позже указанного времени, а некоторые из них оформлялись, по-видимому, даже в первых веках I тыс. н. э.
Как ясно из вышеизложенного, при использовании «Авесты» в качестве исторического источника приходится учитывать наличие в ней многих пластов, отражающих различные исторические периоды и даже эпохи, влияние на дошедший до нас текст воззрений и представлений редакторов и кодификаторов. При этом даже одни и те же отрывки часто представляют сплав разновременных сведений.
Несмотря на все эти ограничения, «Авеста» является важнейшим и во многом единственным источником для выявления древнейшей истории восточных иранцев, т. е. населения Средней Азии, Афганистана и той части Ирана, что примыкает к Средней Азии.

Раннежелезный век Таджикистана

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”

АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ РАННЕЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА

Металлургия железа

Картину общественной жизни в Средней Азии в конце II — начале I тыс. до н. э. позволяют восстановить археологические материалы в сопоставлении с некоторыми лингвистическими данными, а также древние письменные источники (относящиеся к более позднему времени).
В начале I тыс. до н. э. в Средней Азии научились получать железо из железной руды. Определяя значение железа в человеческой истории, Ф. Энгельс писал: «Человеку стало служить железо, последний и важнейший из всех видов сырья, игравших революционную роль в истории, последний — вплоть до появления картофеля. Железо сделало возможным полеводство на более крупных площадях, расчистку под пашню широких лесных пространств; оно дало ремесленнику орудия такой твердости и остроты, которым не cмог противостоять ни один камень, ни один из других известных тогда металлов. Все это не сразу: первое железо бывало часто еще мягче бронзы»
Овладеть металлургическим процессом получения железа человеку помогло знакомство с металлургией бронзы. Выплавка железа производилась в так называемых сыродутных печах, где температура достигала 1300—1400°. Действующие печи подобного типа были обнаружены в 20-х годах XX в. М. С. Андреевым в долине Ванча.
Для первобытного человека превращение бесформенных кусков камня — руды в прочный ковкий материал казалось таинственным и непонятным. Это порождало почтительное отношение к металлургам-кузнецам и суеверный страх перед ними. Подобное отношение сохранялось до недавнего времени у многих народов. В частности, в некоторых районах Памира кузнецы считались наиболее уважаемыми людьми, а их мастерские почитались как святыни: им поклонялись, в кузнице после сбора урожая совершался обряд жертвоприношений. Наряду с этим в других верованиях кузнецы выступают в качестве представителей дьявола, а на употребление железа накладываются различные запреты, что явилось отражением страха людей перед металлом. 
Распространение железных орудий происходило медленно. Первоначально железо шло главным образом на украшения. Постепенно из него начинают все чаще изготавливать орудия и оружие. Процесс изготовления железных орудий путем ковки был значительно более трудоемким, чем отливка бронзовых изделий. Новая техника осваивалась медленно; очевидные преимущества нового металла стали понятны далеко не сразу. В самом начале раннежелезного века в Средней Азии получили распространение бронзово-железные орудия и оружие, например кинжалы, у которых лезвие железное, а рукоять — частично или полностью — бронзовая.
В Средней Азии победа железного века произошла очень рано. Некоторые другие страны, например Китай, отставали в этом отношении от Средней Азии на несколько столетий.

Поселения

Памятники раннежелезного века в Средней Азии выявлены и изучены несравненно хуже, чем памятники каменного и бронзового веков,
В Южной Туркмении продолжали существовать некоторые поселения, жизнь которых началась еще в эпоху энеолита. Так, например, в самом Анау обнаружены слои, относящиеся к раннежелезному веку. Здесь найдены железные изделия, в том числе древнейшие в Средней Азии железные серпы, фрагменты ножа и др.
В юго-западной части Туркмении, там, где располагается Мешхеди-Мисрианское плато, находились укрепленные и неукрепленные поселения с культурой иного облика, чем в Анау. Некоторые из них были очень крупными: например, площадь Изат-Кули достигала 50 га. Дома строились из очень крупного сырцового кирпича, который достигал в длину 3/4 метра.
Мешхеди-Мисрианская долина орошалась с помощью каналов, забиравших воду из р. Атрек. Земледелие занимало значительное место в жизни обитателей поселений. Об этом свидетельствует не только ирригационная сеть, но и обилие зернотерок. Не приходится сомневаться в применении металлических серпов; вместе с тем продолжали употребляться каменные наборные серпы, вкладышевые кремневые пластинки от которых найдены.
На поселениях встречены куски железных шлаков. Из бронзы изготавливалось оружие, в том числе наконечники стрел мечи. Керамика — высококачественная, изготовленная на гончарном круге. Она лишена орнамента.
Наконец, третья (территориально) группа памятников обнаружена в Юго-Восточной Туркмении, в дельте Мургаба, т. е, в позднейшей Маргиане. Крупнейшим поселением здесь являлось Яз-депе в 34 км к северо-западу от Байрам-Али. Поселение состоит из почти прямоугольной цитадели и более широкой части (собственно поселения). В рассматриваемую эпоху (Яз-депе существовало и много позже) общая площадь его равнялась 16 га. В цитадели, на кирпичной платформе восьмиметровой высоты находилось обширное здание, включавшее продолговатые и квадратные помещения. Имелся большой прямоугольный зал. Таким образом, это был целый дворец, резиденция местного правителя.
Основную часть находок на поселении Яз-депе составляет керамика, которая, в отличие от мешхеди-мисрианской, большей частью вылеплена от руки.
Раннежелезный век в Южном Таджикистане и Южном Узбекистане представлен поселениями Кучук-тепе (Сурхандарьинская область), Макони-Мор (Пархарский район, Южный Таджикистан) и некоторыми отдельными находками.
Поселение Кучук-тепе находилось в Музрабадской степи. Оно начало существовать еще в эпоху развитой бронзы и продолжало свою жизнь вплоть до середины I тыс. до н. э. В рассматриваемый период на этом поселении существовало овальное здание (в 1962—1964 гг. было раскопано 17 помещений), выстроенное из продолговатых кирпичей. Здание окружено круглой оборонительной стеной. Здесь найдены литейные формы, бронзовые и каменные изделия, в том числе каменные серпы.
Другое поселение этого времени найдено таджикскими археологами в низовьях Кизыл-Су, в местности Макони-Мор. Здесь нет хорошо сохранившихся помещений, имеются лишь обильные находки керамики, а также некоторых других изделий, относящихся к рассматриваемому времени. 
Отдельные изделия и целые комплексы их обнаружены и в других районах республики. Отметим, в частности, поздние комплексы из Кайраккумов: некоторые из погребений на Восточном Памире тоже могут быть отнесены к этому времени.

Пути расселения индоиранских племен и среднеазиатские археологические комплексы

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
Где же обитали индоиранские племена до их разделения, когда и какими путями происходило расселение с соответствующих территорий предков тех или иных иранских и индоарийских племен?
В науке существуют различные мнения по этим вопросам. Но наиболее распространенным является положение, по которому предки различных индоиранских племен жили до своего расселения где-то в областях около Черного моря, а затем в Средней Азии и соседних с ней районах, и с этих территорий одна группа индоариев пришла в Индию, другая — проникла в Переднюю Азию, где около середины II тыс. до н. э. отмечены следы их речи и культуры, а затем иранские племена, предки мидян, персов и др., продвинулись в Западный Иран. Такой точки зрения придерживалось и придерживается большинство историков и иранистов-лингвистов. Подобное мнение полностью преобладает и среди советских археологов; при этом обычно ариями или иранцами считают носителей андроновской или иных степных культур Средней Азии эпохи бронзы (А. И. Бернштам, С. П. Толстое, М. А. Итина, Ю. А. Заднепровский, Е. Е. Кузьмина, А. М. Мандельштам и др.); по другой точке зрения, арийским было и население земледельческого юго-запада Средней Азин и соседних районов Ирана и Афганистана уже с III тыс. до н. э. или с его второй половины (С. П. Толстое, М. Е. Массон, И. М. Дьяконов, Ю. В. Ганковский и др.). 
Высказывались, однако, и другие мнения. Так, полагают, что иранские племена — предки мидян, персов и других западноиранских народов — попали в Иран не с востока, из Средней Азии, а с севера, через Кавказ (Г. Хюсинг, Ф. Кениг, Р. Гиршман, Э. А. Грантовский). В соответствии с этим считают, что во II тыс. до н. э. иранские племена или их часть жили в Юго- Восточной Европе. И в этом случае обычно считают, что другая часть иранских племен обитала тогда в Средней Азии и соседних на севере районах, а предки индоариев пришли в Индию из Средней Азии.
Выдвигалось, однако, и положение, согласно которому иранские племена, придя через Кавказ в Иран, уже отсюда проникли в Южное Приуралье и другие области Средней Азии (Ф. Альтхайм, К. Йеттмар).
Группу ариев, проникших во II тыс. до н. э. в Переднюю Азию, нередко также «ведут» через Кавказ. Но и при этом чаще считают, что другие арийские племена, предки иранцев и индоариев, обитали вместе в Средней Азии и в соседних районах до того, как началось их расселение отсюда в другие страны, в том числе предков индоарийских племен в Индию . Их приход в Индию относят в этом случае ко второй половине или последним векам II тыс. до н. э., а «Ригведа» датируется многими специалистами временем около XII—X вв. до н. э..
Некоторые авторы, исходя из мнения о кавказском пути переднеазиатских ариев, утверждали, что именно они были предками ариев Индии, куда двинулись после того, как были вытеснены из областей Передней Азии около XII в. до н. э. Одновременно выдвигалось положение, согласно которому археологические материалы свидетельствуют о продвижении предков ведических ариев в Индию через Иран со стороны Передней Азии и Закавказья в последних веках II тыс. до н. э., около XII—X вв. до н. э. 
Можно, наконец, указать еще и на совершенно иную точку зрения, по которой арийские племена обитали в Индии очень давно, уже в III тыс. до н. э. или даже ранее. Это мнение связано с распространенной ранее (но принимаемой и теперь некоторыми индийскими учеными) датировкой «Ригведы» временем ранее II тыс. до н. э. Между тем этот древний памятник древнеарийской религиозной литературы складывался определенно уже в Индии (примерно в пределах территории Пенджаба и верховьев Джамны и Ганга). С открытием в долине Инда и соседних районах культуры Хараппы — Мохенджо-Даро, существовавшей во второй половине III — первых веках II тыс. до н. э., некоторые ученые продолжали считать, что арии уже жили тогда в Индии и что эта культура была арийской. Более того, существует даже мнение, что «Ригведа» возникла еще до сложения хараппской культуры.
Таким образом, как мы видели, высказывались самые различные точки зрения о ранних областях обитания арийских племен, о времени и путях их расселения в те или другие страны. Это, однако, не означает, что не существует никаких надежных оснований для решения арийской проблемы. Напротив, накопленные в науке данные и объективные выводы многих исследований позволяют, с одной стороны, отвергнуть как необоснованные некоторые из охарактеризованных выше теорий, а с другой, — признать вполне убедительным ряд других положений. Новые материалы, и в частности полученные за последнее время в результате работ советских археологов в Средней Азии, дают возможность сделать некоторые, более определенные выводы и предположения.
Явно несостоятельным следует признать мнение, по которому арийские племена жили в Индии еще в III тыс. до н. э., и гипотезу об арийской принадлежности населения культуры Хараппы. Непосредственная близость индоарийских языков к иранским, принадлежность арийской группы в целом к индоевропейской семье языков, данные об интенсивных и длительных контактах носителей этих языков и ряд других соображений не позволяют предполагать, что арийские племена появились в Индии ранее, по крайней мере, начала II тыс. до н. э. А хараппская культура возникла около XXIV—XXIII вв. до н. э. (или в середине III тыс. до н. э.). К тому же, как показывают археологические данные, она возникла на основе развития более ранних местных культур долины Инда и соседних районов, распространенных здесь в первой половине и середине III тыс. до н. э. Уже поэтому нужно признать, что создатели хараппской культуры принадлежали к доарийскому населению Индии.
Вместе с тем, по убедительному мнению ряда современных ученых, носители хараппской культуры говорили на языке дравидийской группы или близком к ней. Именно к этой группе принадлежало, по-видимому, доарийское население долины Инда и соседних районов. На это указывает сильное дравидийское влияние на арийские языки Индии, четко прослеживаемое уже для времени «Ригведы», и ряд других данных.
В настоящее время народы, говорящие на языках дравидийской группы, распространены в основном в более южных районах Индии. Но теперь в областях к западу от Инда, на территории современного Пакистана и в соседних районах на юге Афганистана сохранилась дравидоязычная народность брагуи. Еще в предшествующие столетия дравидоязычные группы на этих территориях были более многочисленны. На протяжении многих веков они постепенно ассимилировались индоарийскими и иранскими племенами и народами.
Следует также упомянуть, что, по мнению группы советских ученых, ведущих работы по исследованию письменности хараппской культуры с помощью вычислительной техники, полученные результаты позволяют считать, что язык этой письменности не мог быть арийским, но является родственным дравидийским и принадлежит, по-видимому, к этой языковой группе (на ее древней протодравидийской стадии развития). Подобные работы ведутся и за рубежом, причем исследователи приходят примерно к тем же выводам о принадлежности языка надписей культуры Хараппы.
Таким образом, по различным основаниям можно считать вполне определенным заключение о том, что культура Хараппы не была арийской, а индоарийских племен еще не было в Индии до первых веков II тыс. до н. э.
Вместе с тем неприемлемым является и мнение о том, что индоарийские племена происходят от ариев, данные о языке и культуре которых содержатся в переднеазиатских источниках около середины II тыс. до н. э. Лингвистические и исторические доводы, выдвигавшиеся в пользу этого положения, были позже опровергнуты в работах ряда ученых, показавших также, что эти переднеазиатские арии не могли быть предками арийских племен Индии. Равным образом и археологические аргументы, якобы свидетельствующие о движении индоарийских племен из Передней Азии и Закавказья около XII—XI вв. до н. э., оказались несостоятельными. 
Что лее касается теории, по которой предки мидян, персов и других западных иранцев пришли в Иран через Кавказ, то, хотя этой точке зрения и следует в настоящее время целый ряд авторов, ее все же нельзя считать доказанной. Нам кажется более вероятным, что и в Иран, как определенно и на ряд других территорий, иранские племена продвинулись из Средней Азии. Можно допустить и оба пути, как непосредственно из Средней Азии, так и через Кавказ . Но при этом нужно иметь в виду, что районы Юго-Восточной Европы, откуда в этом случае пришли в Иран некоторые западноиранские племена, должны были, очевидно, составлять непосредственное продолжение территорий на востоке, включая Среднюю Азию, занятых иранскими племенами. Допустимо также предположение, что эта группа западноиранских племен, если она действительно продвинулась через Кавказ, перед этим пришла с востока по районам к северу от Каспийского моря, т. е. проделала тот же путь, по которому позже двигались скифы.
Но во всяком случае следует исключить, как явно неверное, мнение о том, что иранские племена появились в Средней Азии, придя с территории Ирана. Аргументы сторонников этого мнения определенно несостоятельны. Реальные данные свидетельствуют о том, что иранские племена широко распространились в Западном Иране в первых веках I тыс. до н. э., а появились здесь не ранее самого конца II или рубежа II—I тыс. до н. э. А в Средней Азии иранские племена, как об этом свидетельствуют и историко-лингвистические и археологические данные, находились, во всяком случае, уже во второй половине II — начале I тыс. до н. э. 
Большая часть современных иранских народов: персы, афганцы, курды, белуджи и др.— обитает на Иранском плато и соседних на западе и востоке территориях. Но еще во II тыс. до н. э. территория Западного Ирана была населена народами, принадлежавшими к иным этническим и языковым группам (эламиты, лубубеи (*Прим. веб-мастера – возможно, автор имеет ввиду луллубеи), касситы и др). В первых веках I тыс. до н. э. в Западном Иране, события в котором в эту эпоху освещены письменными источниками, эти этнические группы постепенно уступали свои позиции иранским племенам, продвигавшимся по территории Ирана и ассимилировавшим старое местное население.
В древности область распространения иранских языков и племен была намного обширнее, чем в средние века и в новое время. Она простиралась от Юго-Восточной Европы до Восточного Туркестана и от Приуралья и Южной Сибири до юга Ирана.
Античными источниками непосредственно засвидетельствовано продвижение групп ираноязычных племен с востока в Юго-Восточную Европу, в области к северу от Кавказа и Черного моря. Это были скифы, пришедшие сюда в IX—VIII вв. до н. э. (после чего на рубеже VIII—VII вв. до н. э. часть скифов прошла через Кавказ в Переднюю Азию), а затем сармато-аланские племена. В число последних входили и предки одного из значительных современных иранских народов — осетин, живущих в настоящее время на Кавказе. До продвижения на запад центром сарматских племен, как об этом свидетельствуют письменные источники и археологические данные, были территории к северу от Каспийского и Аральского морей до Зауралья.
Таким образом, исторически и археологически зафиксировано продвижение иранских племен в Юго-Восточную Европу из областей к востоку от Волги н Урала. Причем в этих областях иранские племена обитали, во всяком случае, ранее начала I тыс. до н. э.
На территорию Восточного Туркестана иранские племена, в том числе предки носителей известного по дошедшим текстам хотано-сакского языка, могли попасть лишь из Средней Азии или соседних районов Казахстана. К III—II вв. до н. э.. иранские племена преимущественно, по-видимому, сакской группы занимали значительные территории в Восточном Туркестане. Имеющиеся для указанного времени письменные источники об этих территориях свидетельствуют, что названные племена обитали здесь задолго до III в. до н. э. (рядом с другими индоевропейскими племенами — тохарами), а много позже начинается экспансия на эти территории с северо-востока, со стороны племен тюрко-монгольской группы.
Территорию самой Средней Азии к VII—VI вв. до н. э. как уже говорилось выше, целиком занимали иранские народности — бактрийцы, хорезмийцы, согдийцы, племена сакской группы и др. На основе этих народностей, и прежде всего бактрийцев и согдийцев, в раннем средневековье и сформировался таджикский народ.
К указанному времени иранские земледельческие племена, безусловно, уже давно обосновались на соответствующих территориях и занимали одноименные области: бактрийцы — Бактрию, согдийцы — Согдиану, хорезмийцы — Хорезм, маргианцы — Маргиану, арейцы — Арейю (по течению Герируда, с центром в районе Герата на территории современного Афганистана), парфяне — Парфию (северная часть которой находилась на территории Южной Туркмении, а южная — в прилегающих районах Ирана). Развитие иранских кочевых племен, и в частности сакских, также уходит, как непосредственно свидетельствуют и археологические материалы, в предшествующую VI в. до н. э. эпоху истории Средней Азии.
То, что в Средней Азии иранские племена обитали задолго до VII—VI вв. до н. э., определенно подтверждается данными «Авесты», ранние части которой создавались в Средней Азин в первые века I тыс. до н.э. Здесь же упоминаются среднеазиатские области, а также некоторые примыкающие к ним районы, в том числе Согд, Маргиана, Хорезм, Арейя и др.
«Авеста» сохранила также воспоминание о полулегендарной стране, именуемой Арьянам-вайчах («Арийский простор»), ранней области обитания иранских (или арийских вообще) племен. Ряд ученых (И. Маркварт, Э. Бенвенист, А. Кристенсен, С. П. Толстое и др.) отождествляет эту страну непосредственно с Хорезмом. Но правильнее, по-видимому, видеть в ней не Хорезм (к тому же фигурирующий в «Авесте» под своим именем), а более обширную территорию Средней Азии и примыкающих к ней на севере областей. Подобное мнение высказывал в свое время известный русский востоковед К. И. Иностранцев, и подобной точки зрения придерживаются в настоящее время некоторые советские ученые.
Накопленные в науке данные об интенсивных связях арийских (вообще, а затем иранских) языков с финно-угорскими свидетельствуют о том, что территория арийских (а затем иранских) племен простиралась на севере до лесной полосы между Поволжьем и Западной Сибирью, т. е. до территории, где могли осуществляться связи с финно-уграми. Указывают также на еще сохранившиеся до «арийского периода» контакты арийских диалектов и племен с другими индоевропейскими. Это предполагает распространение территории арийских племен на северо-западе до степей Юго-Восточной Европы.
Вместе с тем иранские, или ранее арийские, племена обитали и на степных просторах к северо-востоку и востоку от Средней Азии. Это предположение может быть сделано и на основании сведений о населении этих территорий в более поздний период (с середины I тыс. до н. э.), и по археологическим данным о гораздо более ранней эпохе. В Средней Азии и в соседних на севере районах иранские племена обитали в последних веках II — начале I тыс. до н. э., что, как мы видели, определенно следует и из трактовки материалов письменных источников. Это означает, что иранским племенам принадлежали археологические памятники, распространенные на данных территориях в указанное время. Это памятники культур андроновского круга (или также срубно-андроновского, культуры тазабагъябская, кайраккумская и др.). Но однотипные по археологическим особенностям, а также по антропологическому облику европеоидного населения культуры в середине II — начале I тыс. до н. э. были распространены и далее на востоке, в том числе на территории Восточного Туркестана, где, в частности, были сделаны находки керамики андроновского типа. Позже, в I тыс. до н. э., в этих областях, в том числе в районе Алтая и в Восточном Туркестане, обитали скифо-сакские племена. Кроме того, в Восточном Туркестане найденными здесь текстами I тыс. н. э. засвидетельствованы два близко родственных языка (или диалекта) иной группы, которые называются в науке тохарскими, а их носители — тохарами (или пратохарами).
В более ранний период они занимали, безусловно, более обширные территории, в том числе западнее. О появлении тохар а этих областях в науке существуют различные мнения. Но важно отметить, что лингвистические данные явно свидетельствуют об определенных контактах пратохар с восточноиранскими племенами.
Итак, представляется, что ранней территорией обитания и основным центром распространения иранских племен была Средняя Азия и примыкающие к ней на севере районы. Учитывая близкое родство или единство предшественников иранских и индоарийских племен, следует полагать, что и предки индоариев обитали примерно на тех же территориях до того, как начали свое продвижение в сторону Индии. Все эти положения подтверждаются археологическими данными и, особенно, новыми материалами, полученными в результате раскопок в Средней Азии.
Мы видели, что со времени неолита в Средней Азии выделяются две резко отличающиеся друг от друга хозяйственно-культурные области. На юго-западе, в Южной Туркмении, развивается, достигая наивысшего расцвета в конце III — первых веках II тыс. до н.э., культура земледельцев, примыкающая к сходным по типу культурам Ирана и соседних южных областей. На большей же части Средней Азии бытуют культуры, сходные с распространенными в областях на севере. Именно население этих территорий, и прежде всего степные племена эпохи бронзового века, обычно и связываются с ариями и иранцами.
Выдвигалось и иное мнение, по которому, как говорилось выше, ариями были земледельцы юго-запада Средней Азии, причем еще до конца III тыс. до н. э. Эта теория исходит, в частности, из допущения, что арийскими были как земледельческие племена юго-запада Средней Азии, так и степные племена. Но это означало бы, что различные группы арийских племен жили в совершенно различных экономических и культурных условиях, чему явно противоречат имеющиеся (в том числе и охарактеризованные выше) историко-лингвистические данные об ариях. Вместе с тем данные о хозяйственном и социально-культурном облике предков индийских и иранских ариев вполне согласуются с материалами степных, скотоводческо-земледельческих культур эпохи бронзы, но вряд ли могут быть увязаны с данными о земледельцах юга Туркмении.
Необходимо также учитывать, что культуры Южного Туркменистана с эпохи неолита до ранней бронзы входили в круг земледельческих культур, распространенных южнее, в Иране и соседних районах от Передней Азии до Афганистана и Индии. Они обнаруживают большую близость или однотипность в хозяйственно-экономическом и культурном отношениях. Имеются и многочисленные археологические свидетельства, указывающие на то, что в ту эпоху, в том числе особенно в период позднего энеолита и ранней бронзы, существовали интенсивные связи между земледельцами Туркменистана и упомянутых южных культур Ирана и соседних областей; отмечались и факты, говорящие о близости духовной культуры; полагают также, что имело место генетическое родство между населением Южной Туркмении и соседних на юге областей Ирана и Афганистана и передвижение населения по этим территориям.
Таким образом, по общему хозяйственно-культурному облику, вероятно, и этнически земледельцы юга Туркмении эпохи энеолита и ранней бронзы были связаны с населением Ирана, Афганистана и соседних областей. Арийских же племен в то время в этих странах быть еще, очевидно, не могло, а с другой стороны, имеются вполне определенные данные о том, что на их территориях обитало тогда население иной этнической и языковой принадлежности.
Напротив, культуры другой, большей, части Средней Азии однотипны в хозяйственно-экономическом и культурном отношениях и обнаруживают постоянные контакты с культурами северных районов, т. е. с территориями, с которыми и по историко-лингвистическим данным были определенно связаны индоиранские племена. Следует также учитывать, что в начале эпохи бронзы еще должны были сохраняться определенные связи предков ариев с индоевропейскими племенами Европы.
Вместе с тем данные археологии о населении степных культур эпохи бронзы в Средней Азии и районах к северу вполне совпадают с тем, что нам известно о предках иранских племен и индийских ариев по сравнительным историческим и лингвистическим материалам. У степных племен эпохи бронзы было широко развито скотоводство, но они были хорошо знакомы и с земледелием; тот же тип хозяйства (скотоводческо-земледельческий с прогрессирующим значением скотоводства и скотом как главным показателем процветания и богатства) был характерен, как мы видели, и для ариев. И индоиранские племена, и степные племена эпохи бронзы были коневодческими, причем разведение лошадей занимало большое место в их скотоводстве. Уровень социального развития степного населения в эту эпоху также был уже достаточно высок. Так, на основании материалов могильников археологи устанавливают, что уже тогда у степных племен существовала патриархальная семья, возникло имущественное и социальное неравенство. Те же черты были свойственны и арийскому обществу. Выше говорилось о весьма высоком развитии металлургии у индоиранских племен уже с арийского периода. Это также прослеживается и по археологическим материалам, относящимся к степным культурам эпохи бронзы.
В этом отношении характерны, например, данные, полученные археологами Таджикистана при раскопках на севере республики (в Кайраккумах), которые непосредственно указывают на широкое местное производство изделий металлургии. 
Историко-лингвистические данные, свидетельствующие о том, что предки индийских и иранских ариев еще жили вместе в период весьма широкого развития у них металлургии и использования металлических орудий, могут иметь значение н для датировки времени, до которого продолжалась эпоха совместного обитания предков различных индоиранских племен. Учитывая археологические материалы из Средней Азии и территорий к северу от нее, указанное обстоятельство дает основание считать, что предки индоариев еще жили рядом с предками иранских племен в пределах своей древней родины, по крайней мере, до первых веков II тыс. до н.э. или даже до его середины.
Примерно к тому же времени следует отнести начало движения арийских племен из Средней Азии к югу и по иным основаниям.
Земледельцы юга Туркмении времени энеолита и ранней бронзы, очевидно, не могли быть ариями. Но как и земледельческая культура юго-запада Средней Азии в период своего расцвета, и еще в большей степени, чем она, по тем же и ряду других причин не могут считаться арийскими протогородская и городская культуры Северо-Восточного Ирана (Гиссар III и др.), Южного Афганистана (Мундигак IV), долины Инда с памятниками времени Мохенджо-Даро — Хараппы и т. д.
Однако на всех этих-территориях археологически фиксируются значительные исторические изменения во второй четверти II тыс. до н. э. Происходит запустение старых центров, обширных поселений и городов, во многих местах отмечается резкое изменение керамики и замена старой, изготовленной на гончарном круге, лепной и т. д. Эти явления часто связывают с распространением новых племен, как нередко предполагают в таких случаях, продвинувшихся именно из Средней Азии и арийских (или индоевропейских) по этнической принадлежности.
Правда, пока нет прямых археологических свидетельств, указывающих на такое продвижение, хотя оно и представляется возможным. Можно допустить, что указанные изменения были вызваны и внутренними причинами, облегчившими затем проникновение на те же территории арийских племен.
Равным образом весьма распространенное мнение о том, что хараппская культура пала в результате вторжения в долину Инда арийских племен, не представляется обязательным. Имеющиеся материалы делают не менее вероятной и иную трактовку, по которой арийские племена появились в Индии несколькими веками позднее упадка хараппской культуры в долине Инда. 
Но независимо от этих разногласий, то обстоятельство, что на территории Восточного Ирана, Южной Туркмении, Афганистана и Западной Индии упомянутые изменения в истории развивавшихся здесь много ранее культур еще не произошли примерно до XVIII—XVII вв. до и. э. Это позволяет полагать, что до указанного времени активное продвижение арийских племен на упомянутых территориях еще не началось.
Более определенные данные, свидетельствующие об их расселении, имеются уже для середины и второй половины II тыс. до н. э. Относящиеся к этому времени богатые и разнообразные материалы, полученные в результате работ советских археологов, указывают, что это была эпоха активных племенных передвижений по всей территории Средней Азии. Степные племена вплотную подходят и к границам земледельческой зоны Южной Туркмении, а также проникают, по-видимому, в ее пределы и появляются на поселениях. Теперь имеются данные, непосредственно свидетельствующие о распространении степного населения до границ древних земледельческих оазисов на юге Туркмении, на их окраинах обнаружены могильники самих степных племен, типичные для более северных районов.
В тот же период происходит передвижение племен и в сторону Афганистана и Индии. В этом отношении особое значение имеют раскопки могильников в Южном Таджикистане, в долинах рек Кизил-Су, Вахш и Кафирниган. Материалы этих могильников свидетельствуют, что они оставлены населением, материальная культура которого была близка культуре Намазга VI, а особенности погребального обряда — племенам степного круга. Антропологический облик населения, оставившего могильники, сближает их с населением южных областей — носителями культуры расписной керамики. Происхождение этих племен пока не может считаться установленным, существуют противоречивые попытки установить их генезис и культуру. На
основании погребального обряда и ряда особенностей могильников их исследователями было выдвинуто положение о связи данных могильников с арийскими племенами и об отражении здесь погребальной практики и некоторых других обычаев, свойственных и ведическим ариям, а также и восточноиранским племенам.
Материалы этих южнотаджикистанских могильников приобретают тем больший интерес, что сходные и по ряду признаков могильники с близкими по конструкции могилами и типами погребального обряда были открыты пакистанскими и итальянскими археологами в области Сват на северо-западе современного Пакистана; первая (наиболее ранняя) группа этих могильников датируется примерно в пределах второй половины II тыс. до н. э.
Итак, с одной стороны, нет никаких оснований считать среднеазиатские племена эпохи энеолита и ранней бронзы индоарийскими, с другой, очень вероятно, что именно индоарийцами были среднеазиатские (и находившиеся к северо-западу от них) степные племена развитой и поздней бронзы. Нам представляется продуктивной гипотеза, выдвинутая И. М. Дьяконовым, о процессе распространения индоиранских языков в среде земледельческих анауских племен Средней Азии на поздней Стадии их развития под влиянием разнообразных контактов со степняками, В процессе этих контактов н образовались этнические общности, известные как индоиранские, и их культура. Эта гипотеза, развиваемая и другими исследователями (например, Б. А, Литвинским), лучше всего объясняет археологические материалы, но имеет ряд слабых сторон. Лишь накопление новых фактов позволит прийти к окончательному решению этой проблемы.
Вместе с тем приведенные данные могут свидетельствовать о передвижении племен в середине или второй половине II тыс. до н. э. из Средней Азии к югу, в том числе в сторону Индии и на ее территорию.
Однако распространение племен из Средней Азии в южном направлении продолжалось и позже — тогда, когда предки индоариев безусловно находились в Индии.
Археологи полагают, что в сложении в Южной Туркмении культурного комплекса, существовавшего в эпоху, следующую за периодом Намазга VI, большую роль сыграли степные племена, распространившиеся здесь или «завоевавшие» эти области в начале названной эпохи, т. е. около рубежа II и I тыс. до н. э. или в начале I тыс. до н. э.
На крайнем востоке Средней Азии, на Памире, также отмечены переселения к югу племен, вышедших из среды степного населения и продвигавшихся сюда прежде всего, по-видимому, из районов Ферганы и соседних областей. Племена такого происхождения появляются на Памире еще в период бронзы, в конце II — начале I тыс. до н. э. С VII в. до н. э. по археологическим материалам Памира можно определенно говорить о племенах скифо-сакской группы. Археологические данные надежно свидетельствуют также об их продвижении к границам Индии.
Эти выводы непосредственно подтверждаются материалами письменных источников и историко-лингвистическими данными, независимо от археологических указывающими на то, что уже в VII—VI вв. до н. э. в области к югу от Памира, к границам Индии (частично и в ее пределы) и в районы Восточного Афганистана проникли и расселились здесь иранские племена, принадлежавшие к племенам сакской группы или близко родственные им, в том числе, очевидно, предки современных афганцев и мунджанцев.
Приход этих племен восточноиранской группы с севера, с территории Средней Азии, не вызывает сомнений.
Итак, мы видели, что и археологические материалы, и историко-лингвистические данные указывают на расселение различных арийских групп (в более ранний период преимущественно индоарийских, затем — иранских) из Средней Азии на юг, к Индии, Афганистану и, очевидно, в сторону Ирана.
Все это еще раз подтверждает, что Средняя Азия с примыкающими районами была основным центром распространения индоиранских племен и древней (хотя и не первоначальной) областью их обитания. Те из иранских племен, которые остались в Средней Азии, явились предками основного населения Средней Азии с начала исторической эпохи до раннего средневековья.
Впоследствии на базе восточноиранских народностей Средней Азии, прежде всего бактрийцев, согдийцев и в меньшей степени иных этнических компонентов, сложился таджикский народ. 

Индоиранская общность

Из книги Б.Г.Гафуров “Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история”
Этнические процессы, проходившие на территории Средней Азии в эпоху бронзы, имели очень большое значение как для развития самой Средней Азии в последующие периоды, так и для истории рйда соседних стран на обширных пространствах от Индии до Юго-Восточной Европы.
Трудности в изучении этнической истории Средней Азии в рассматриваемую эпоху определяются прежде всего тем, что письменные источники для нее отсутствуют, а имеющиеся пока археологические материалы не могут быть однозначно истолкованы. Но все же сведения о расселении племен на территории Средней Азии и соседних стран с начала исторического периода и сравнительные историко-лингвистические данные наряду с обобщением постоянно увеличивающегося археологического материала позволяют сделать ряд важных и достаточно определенных выводов в этом направлении.
Уже первые, достоверно датируемые письменные источники, содержащие сведения о Средней Азии, свидетельствуют, что в VII—VI вв. до н. э. на всей ее территории обитали племена и народности, принадлежавшие к иранской этнической группе, — согдийцы, бактрийцы, маргианцы, хорезмийцы, парфяне, различные племена саков и др.
В настоящее время в результате археологических раскопок и отдельных находок ученые располагают и текстами на нескольких иранских языках, распространенных в древности и раннем средневековье в Средней Азии и смежных районах. Это языки бактрийский, согдийский, хорезмийский, а также хотано-сакский, принадлежащие к восточно-иранским языкам, и язык парфянский, относящийся к западноиранским, но испытавший значительное влияние других, восточноиранских, языков Средней Азии . В одной из областей Средней Азии и примыкающих к ней территорий в первой половине I тыс. до н. э. был распространен диалект, легший в основу языка «Авесты» — собрания священных книг зороастрийской религии.
К иранской группе языков относятся персидский (известный на трех стадиях развития: древнеперсидский, среднеперсидский н новоперсидский), таджикский, курдский, белуджский и иные западнонранские языки; афганский (пашто), осетинский, памирские и ряд других восточноиранских языков и диалектов. Иранские языки близко родственны языкам индийской, или индоарийской, группы, в которую входят, помимо современных, засвидетельствованные древними текстами ведический диалект, санскрит, пали.
Вместе с индоарийскнми языками иранские составляют индоиранскую, или арийскую, ветвь индоевропейской семьи языков. К последней принадлежат также языки славянские, германские, кельтские, романские, греческий, армянский и ряд других. Близость этих языков, проявляющаяся в ряде моментов и теперь, но значительно большая в древности, указывает на их генетическое родство.
Раннюю область формирования этой языковой семьи современные ученые помещают в те или иные районы территории между Центральной Европой и Балканами на западе и степными просторами Евразии на востоке. Но при этом идет речь об очень отдаленной по времени эпохе. Позже, уже в период сложения диалектов, являющихся прямыми предшественниками «исторических» индоевропейских языков (таких, как греческий, славянский, германский и др.), говорившие на этих диалектах племена занимали более обширную территорию, но еще находились в контактах друг с другом.
В отличие, однако, от предков других групп «исторических» индоевропейских языков и народов, предшественники индоарийских и иранских языков и племен еще представляли тогда в целом единую группу.
На тесное родство или единство предков иранских и индоарийских племен указывает прежде всего близость их языков. Изучение и сопоставление данных различных иранских и индоарийских языков, и прежде всего древних — авестийского и древнеперсидского, с одной стороны, и ведического и санскрита — с другой, ясно свидетельствуют об общности грамматического строя и основного словарного фонда иранских и индоарийских языков в древности. 
Действительно, из этих языков можно, например, привести множество одинаковых слов, различающихся лишь некоторыми фонетическими особенностями, а нередко полностью совпадающих, Так, вода обозначалась в древнеиранском языке словом ап, в древнеиндийском ап; земля, соответственно,— буми и бхуми; ветер — ватаи вата, тело — тануи тану; рука — заста(или даста) и каста; слово, голос — вачах и вачас, имя — намани наман; одежда — вастра и вастра; отец — питар и питар, брат — братар и бхратар; в, внутрь — антар и антар; два — два и два; четыре — чатвар и чатвар; пять — панча и паньча; семь — хапта и сапта; восемь — ашта и ашта, десять — даса и даща, двенадцать — двадаса и двадаща, сто — сата и щата и т. д.
Большинство этих слов продолжает существовать, претерпев определенные фонетические изменения, и в современных иранских языках. Так, например, таджикский имеет: об — вода, бод — ветер, тан — тело, даст — рука, ном — имя, падар — отец, бародар — брат, андар — в, ду – два, чахор — четыре, панч — пять, хафт — семь, сад — сто и т. д.
Постоянные соответствия наблюдаются также в грамматике, в системе склонения и спряжения. Так, для тану (тело) древнеиранский в именительном падеже имел тануш, в винительном — танум, в инструментальном — танва и т.д., в древнеиндийском, соответственно, тануш, танум, танваи т. д. При спряжении глагола бар (нести) (совр. таджик, бурдан, основа бар) в древнеиранском существовали такие формы в настоящем времени — в I-м лице ед. числа — барами, во втором — барахи, в третьем — барати и т. д.; в древнеиндийском тот же глагол бхар соответственно имел: бхарами, бхараси, бхарати и т. д.
Подобные факты непосредственно указывают на происхождение индийских и иранских языков из одного источника, от единого языка, от которого они и унаследовали основы грамматического строя и ядро своей лексики. Можно также указать, что, как отмечают лингвисты, развившиеся в ходе самостоятельного развития новые иранские (как и индоарийские) языки различаются между собой в значительно большей степени, чем древнеиндийский и древнеиранский.
Большое сходство существовало также в религии, мифологических и эпических представлениях древних индийцев и иранцев. Непосредственная близость отмечается и в характере, метрическом строе, специальной лексике ряда отрывков дошедших до нас памятников иранских и индийских народов — «Авесты» и «Вед». Это свидетельствует об общих унаследованных традициях религиозного и эпического творчества и языка.
Сравнение и реконструкция древнеиранской и ведической религий указывают на однотипность религиозных представлений предков древних иранцев и индоариев. Близкими или аналогичными являются также ритуал и обряды, культ огня и священного опьяняющего напитка — иранского хаума, индийского сома, изготовлявшихся из особых растений путем выжимания: сока (от глагола «жать», «выжимать»). Большое значение одинаково придавалось магическому изречению мантра (в обоих языках).
Совпадали и многие имена богов и героев, которых чтили древние иранцы и индийцы и которые воспевались в их священной и эпической литературе. Одним из главных богов древних ведических племен и иранцев был Митра. И тем и другим был известен могучий бог ветра и войны — Вайу и другое божество ветра — Вата, бог Хаума — иранцев, Сома — индийцев (олицетворение упомянутого священного напитка). Авестийский герой и царь Йима, сын солнечного героя Вивахванта, соответствует ведическому Йаме, сыну Вивасванта, и т. д.